По лицу Минера я понял, что что-то случилось. Обвел взглядом нашу каменную позицию. Старик лежал, уткнувшись в землю. В руке — зажатый камень. Вот где суждено ему было кончить свой путь… У Рябой был такой растерянный вид, что я усомнился, в своем ли она уме…

Прошло два часа, но атака не повторялась. Враг занимал все выходы вокруг нас, чтобы не дать возможности нам уйти. Четники потеряли троих. Раненый был четвертым — он уже не стонал.

— Мы не выйдем отсюда, — снова произнес Йован.

— Что с тобой? — спросила Адела.

— Я говорю правду. Мне все равно.

— И мне все равно, — проговорила Рябая.

Ее худые плечи тряслись, воспаленные глаза поражали своим выражением. Что-то подсказывало мне, что девушку покидает разум. Подползти бы к ней, положить на плечо руку, но сейчас нам было не. до нежностей.

Пули с воем пролетали низко над головой, а Рябая даже не пряталась. Минер прижал ее к земле за камнем. Известняковые глыбы плохо выдерживали натиск металла. Нам то и дело приходилось восстанавливать наш бруствер. Вот опять отлетела большая глыба. Масса осколков брызнула мне в лицо. Вынув грязный платок, я вытер потный и окровавленный лоб.

— Я больше не могу! — вскрикнула Рябая и, вскочив, побежала вниз, к бандитам. На губах ее выступила пена. Минер бросился за ней следом. Она вырывалась у него, билась о камни. Я помог Минеру перетащить ее через бруствер. Она с безумным воем продолжала отбиваться. Мы крепко держали ее, и наконец она успокоилась. В это время четники вновь пошли в атаку. Рябая смотрела перед собой невидящим взглядом.

— Она сошла с ума, — тихо сказала Адела.

— Это припадок, от истощения, — пытался возразить я.

— Нет. Она сошла с ума. Она сошла с ума, — повторяла Адела.

Бандиты приближались снова. На этот раз Минеру пришлось прибегнуть к ручной гранате, чтобы отогнать их. Но наше положение по-прежнему оставалось безвыходным. Мы были прикованы к одному месту. Укрытие становилось ненадежным. Если атаки будут продолжаться до ночи, у нас не хватит патронов.

Когда стрельба временно затихла, я вспомнил о Рябой. Оглянувшись, вздрогнул. Она лежала ничком. Ветер играл прядями ее волос.

— Минер, — сказал Йован, — погляди, что с ней?

Минер был ближе всех к Рябой. Он подполз, перевернул ее на спину. Глаза девушки были закрыты.

— Что? — спросил я.

— Мертва.

— Пулей?

— Раны не видно.

— Ты уверен?

— Сердце не работает.

Вдруг тишину разорвал крик снизу:

— Наш батальон подходит с минометами! Сдавайтесь, будете живы!

От неожиданности мы вздрогнули. Я понимал, что минометы положат конец нашему сопротивлению.

— Глупо оставаться, — произнес Йован.

— Что ты предлагаешь? — спросил Минер.

— Спуститься на переговоры. Чтоб нас выпустили.

— Разве можно им верить? — возразил Минер. — Тем более, мы у них троих уложили.

— Четверых, — поправил я и добавил: — Они перестреляют нас. Ведь это же банда!

— Ну тогда ждите минометов, — помрачнел Йован.

Я расстегнул подсумок и достал новую обойму. Из-под ствола винтовки выбросил мелкие камешки и отодвинул камень побольше. Получилось окно, через которое можно было вести наблюдение.

Минера ранило в руку. Он оторвал край рубашки.

— Глубоко? — спросил я.

— Нет. По коже зацепило. Завяжи мне, Йован!

Тот помог ему.

Сверху донесся условный сигнал: Судейский сообщал, что с его стороны много бандитов, но они не двигаются.

— Продержимся ли до ночи? — вздохнула Адела.

— Не все ли равно? Выдержим сегодня, завтра будет новый день. В конце концов, они нас возьмут, — ответил Йован.

Много есть в мире вещей, которые все вместе составляют то, что называется жизнью. И можно было, конечно, понять Йована, который искал какой-то выход ради того, чтобы остаться жить. Мы напоминали тонущих людей, пытающихся выбраться из воды по скользкому камню. Проползешь полпути, а новая волна опять смывает в море. И снова начинаешь все сначала, но только более упрямо, надеясь, что на этот раз удастся выбраться из воды раньше, чем накроет очередная волна. Другие же падают духом и вручают себя воле судьбы. Может быть, в этом тоже есть свое наслаждение, как и в сопротивлении? Мне это неведомо.

— Неужели нет выхода? — с отчаянием проговорила Адела.

— Нет, — решительно ответил Йован. — Кроме переговоров.

— Но они могут прикончить нас! — сказала девушка.

— Могут.

— Слушай, — начал Минер. — За двадцать дней мы потеряли двоих. Это всего лишь тридцать процентов. Так что мы выдержим еще столько же. Зачем ты создаешь панику?

— Разве ты боишься меньше, чем я?

— Ты с ума сошел!

— Нет. Это вы безумцы. Эти не поддерживают Лера. Он арестовал и увел их людей. Они будут вести переговоры. Что упрямитесь?

— Но они ведь и сейчас получают оружие от итальянцев, — заметил я. — С людьми Лера у них был конфликт, но это все чепуха. Они сразу же перебьют нас, попадись мы к ним в руки.

— Это единственный выход, — стоял на своем Йован.

— Нет, — решительно заявил Минер, — это не выход. Не для того я пошел воевать, чтоб сдаваться первому встречному.

— Не строй из себя храбреца! — крикнул Йован.

— Зови это, как хочешь, братец. Но я не стану сдаваться неизвестно чьей армии! — настаивал Минер.

— Делай, как знаешь.

— А ты?

— Я поступлю, как хочу.

Легкий ветерок пахнул нам в лицо. Обычно спокойные голубые глаза Минера сверкнули гневом.

— Ты будешь делать все так же, как и мы.

— Не грози.

— Тогда уходи, — медленно произнес Минер. — Только не сейчас. Когда наступит ночь.

— Я пойду сейчас.

— И скажи им, что нас всего четверо.

— Этого я не скажу.

— Дезертирам не верю.

У меня болела голова, ныло затекшее тело. Я взглянул в высокое голубое небо, а затем одной рукой поправил камень на бруствере. «Как бы нам ускользнуть и заставить их пойти в другом направлении?» — сверлила меня одна и та же мысль.

Я посмотрел на Минера. Он будто и не думал о смерти. Его занимало другое: как лучше использовать эту позицию, прежде чем умереть. «Да и что такое смерть? — продолжал рассуждать я. — Смерть — пустота. Вспомни траву на скошенном лугу. Вся разница лишь в том, исчезнешь ли ты, как сбитый сокол, в одно мгновение, или продлишь свое существование вроде гниющего дуба…»

Я думал о законах войны, о том, пользуется ли наша группа статусом регулярной армии. Имеем ли мы право убить одного из нас, если он хочет уйти? Ведь уход Йована будет равносилен предательству!

— Если я дезертир, то ты — негодяй! — задохнулся от гнева Йован. — Можешь стрелять в меня.

В этот момент снизу послышался писклявый, простуженный голос. Нам давали полчаса сроку и предлагали спуститься вниз на переговоры. «Значит, миномета пока еще нет, — отметил я про себя, — иначе б они в качестве аванса обязательно пустили бы мину. Если они не доставят его хотя бы в течение трех часов, нам это на руку…

— Эй! — крикнул Йован вниз. — Не стреляйте!

Мы замерли. Напряженная тишина повисла над горами.

— Обещаете?

— Под честное слово, — откликнулся тот же хриплый голос.

Йован встал во весь рост, а Минер, словно загипнотизированный, не сводил с него ненавидящего взгляда. Все молчали. И хотя мы были свидетелями их спора, все же поступок Йована застал нас врасплох. Йован шагнул на тропу. Никто не пытался его удержать. Ни с той, ни с другой стороны не раздалось ни единого выстрела.

— Вернись!.. Вернись!.. — вдруг закричал Минер, поднимая винтовку.

Йован повернул худое, опаленное солнцем лицо.

— Стреляй! — решительно сказал он. — Чего боишься? — И стал спускаться по склону.

С обеих сторон его могли убить, но Йован уже принял решение.

— Иди спокойно! — звал голос снизу.

«Как же поступит наш прирожденный комиссар?» — подумал я. Минер поднял винтовку и начал целиться. Руки его дрожали. Лицо осунулось.

— Он нас выдаст, — проговорил он.