Потом по дворам ходила оценочная комиссия и записывала, кому какой ремонт надо сделать после переселения и какие потребуется материалы. Все это пойдет за счет государства. Государство также оплатит стоимость построек, которые сейчас хоть и стоят, но для перевозки негодны.

Наш дом почти новый, его батя поставил перед самой войной, и перевозить его будут целиком.

Что у нас сейчас делается в станице! В одном месте с грохотом летит сверху тес, подымая на земле тучи пыли: это хозяин разбирает крышу. По соседству курень уже разложен по бревнышкам, и их укладывают на грузовики.

У кого в семье больше работников, те управились раньше других, и грузовики, грохоча, везут их имущество. Мычат и упираются коровы, которых тащат на веревках женщины и девчонки.

Телята и молодые бычки скачут по улицам и усадьбам, где уже повалены плетни, квохчут и мечутся куры, не понимая, что происходит, а их с криками и шумом ловят ребятишки…

Всюду царит оживление. Только дед Филимон был очень грустный. Он стоял на берегу и смотрел на станицу, и на заречные луга, и на островки, зеленеющие посреди Дона, и на песчаную полосу прибрежья. Он прожил здесь семьдесят лет, и ему грустно и тяжело расставаться с местами, где прошло его детство, и юность, и зрелые годы. Ведь скоро эти места навек скроются под многометровой толщей воды…

В тот же день, вечером. Сегодня наше звено, да и все почти старшие школьники до позднего вечера занимались перевозкой школьного имущества. Я даже не думал, что его так много.

Девятые и десятые классы упаковывали физический и химический кабинеты, где хрупкие приборы и стекло. Седьмые и восьмые перевозили биологический кабинет, библиотеку, географические карты. Нам, шестиклассникам, доверили то, что поломать довольно трудно: геометрические тела, классные доски, парты, столы.

Нас все еще считают за маленьких!

Школе выделили шесть грузовиков, и дело у нас шло как по конвейеру. На новом месте здание школы уже построено, хотя и не совсем окончено, и с первыми грузовиками туда уехала часть старших ребят. Там они и остались с директором Еленой Николаевной — разгружали и размещали имущество, а в старой школе работами руководил Иван Фомич.

Потом снимали электропроводку. Этим занимались члены физического кружка при свечах. Младшие классы уже разошлись, и осталась только наша дружная четверка. Старшие нас гнали, но мы упорно оставались до конца работ: ведь завтра нашу родную школу будут взрывать.

Я понял чувства дедушки Филимона: трудно расставаться с тем, с чем сжился…

24 июля.

Эти стихи сочинил сегодня Арся, когда наш дом везли трактором на новое место. Если кто подумает, что Арся про самовар на крыльце сочинил для рифмы, тот ошибется: действительно, у нас на крылечке во время переезда дымил самовар.

Когда наш дом подняли с фундамента домкратами и переместили на платформу, а трактор еще не подошел, мы с Арсей (он на сегодня взял выходной) разожгли самовар и поставили на крыльце.

Так мы и ехали с самоваром, который дымил вовсю, а все встречные над нами хохотали.

Когда мы отъехали километра два, земля под нами дрогнула, потом донесся звук глухого удара. Мы с Арсей поняли: это был первый взрыв. Взрывали школу, и нам стало грустно.

Переехали мы благополучно, и, оставив маму хозяйничать на новом месте, мы с Арсей поехали за коровой и курами.

Возвратившись в станицу, мы договорились с Арсей встретиться под вечер, и я спрыгнул возле дома, где живут Марголины. Войдя в их комнату, я увидел такую картину.

Бабушка сидела на туго набитом чемодане, придавливая крышку, а Аликова мать старалась защелкнуть замки, но у нее ничего не выходило. Сам же Алик безмятежно сидел у стола, заставленного посудой, держал на коленях карманную шахматную доску и решал шахматную задачу.

Меня страшно возмутил такой эгоцентризм, и я довольно сердито прикрикнул на Алика:

— Не видишь, женщины не могут справиться с чемоданом!

Алик равнодушно взглянул на меня и продолжал бормотать:

— Или все-таки на d5? Ферзя тогда сюда, а черная ладья становится на f7…

Бабушка, по обыкновению, тотчас вступилась за внука:

— Что ты, Гриша, нападаешь на Алика? Не видишь, мальчик занят серьезным делом.

Потихоньку обругав Алика, я помог женщинам закрыть и увязать чемодан, придвинул к столу ящик для посуды, принес с улицы большую охапку упаковочной соломы.

Когда я уходил, Алик по-прежнему был углублен в решение задачи.

От Марголиных я пошел к Зенковым. Они живут в том же доме, в другой квартире. Анкина мать, заведующая почтовым отделением, была на работе. Анкин отец пропал без вести во время войны. Я застал дома только Анку и ее бабушку. Анкина бабушка больная. Она доставляет дочери и внучке много забот.

25 июля. Вчера не успел кончить про Зенковых, продолжаю сегодня.

Анкина бабушка почти совсем не встает с постели, и за ней нужен постоянный уход. Хорошо, что она увлекается чтением. Она зачитывается старинными романами и бережет их, как величайшую ценность.

Перечитав десятки толстых книг, старуха начинает снова, так как к этому времени успевает начисто позабыть содержание первых романов.

Когда я зашел к Зенковым, Анка собирала вещи. Через несколько минут должен был подъехать грузовик за их имуществом, а мать не приходила со службы.

Я стал помогать Анке, и скоро у нас все было готово. Вещи, уложенные еще с утра, я вынес в коридор; Анка одела бабушку. Та сидела на кровати и плаксиво жаловалась, что ей помешали читать на самом интересном месте. Потом Людмила Германовна стала жаловаться, что переезд наверняка обострит ее болезни.

У Анки уже показались слезы на глазах, но, к счастью, под окнами загудел грузовик. Мы подхватили старушку под руки, с трудом свели с крыльца, усадили в кабину шофера и поспешили за вещами.

А тут Людмила Германовна завопила, что забыли взять ее книги. Пока Анка успокаивала бабушку, я принес сундучок с книгами.

Анка с благодарностью посмотрела на меня.

Бедная Анка! И в таких условиях ей приходится учиться!

Я просто удивляюсь, как она ухитряется получать отличные отметки. Ведь, вернувшись из школы, она ухаживает за бабушкой, хозяйничает, готовит обед, моет посуду и только потом садится за книги…

Много у Анки твердости в душе!..

От Зенковых я отправился к Щукарю узнать, как там идут дела. Щукарь обрадовался моему приходу.

Женская бригада Щукиных повезла разобранный курень на повое место, а Антошка караулил имущество. Он сидел на сундуке расстроенный: как теперь ловить рыбу? Каждый день за восемь километров не станешь ходить, да и лодку не оставишь без присмотра — уведут.

Мне тоже стало жалко друга. К тому же рыбалка для него не просто развлечение. Он ведь кормит рыбой всю семью. Антошка все время смотрел на ветхий курятник, который они решили не перевозить. Тронь его — он развалится. Антошка (вот выдумщик!) решил пока остаться в нем жить.

Он сразу повеселел и крикнул:

— Теперь это уже не курятник, а особняк Антона Щукина! За дело, Челнок!

Я схватил лопату, он — метлу, и мы принялись чистить курятник.

К приезду женской бригады курятник преобразился в помещение, пригодное для жилья. На крышу мы наложили свежей соломы, укрепили стенки, исправили дверь. На глиняном полу стояла железная койка, в углу примостился столик, а на стенку мы повесили полку с учебниками.

Стало так уютно, что мне самому захотелось здесь пожить, и я обещал Антошке приходить к нему по субботам. Щукарь обрадовался и обещал научить меня рыбалить.