Изменить стиль страницы

— Забудь о ней навсегда, — сказал Антонин и понял, что этой фразой ему не отделаться.

— Почему?

Божена встревожилась.

— Пшибек сегодня арестована. Она оказалась активной шпионкой, — вмешался Лукаш.

После тягостного молчания Божена спросила:

— И это правда?

— Да, истинная правда. Я тоже ошибался в ней. Я считал ее честным человеком, а сегодня она призналась мне во всех смертных грехах, — ответил Антонин.

Глава тридцатая

Минул январь сорок восьмого года. Установилась бодрая зимняя погодка. Между селами и деревнями пролег санный путь. Крестьяне надели теплые свитки и полушубки, пражане — шубы. Сезон был глухой, но от «туристов» нет отбоя. Куда ни глянь, везде туристы. Да и не только праздные туристы мозолили глаза — депутаты зарубежных парламентов, сенаторы, журналисты, специалисты, разнорабочие, деловые люди метались по всей стране, прислушивались, приглядывались, всюду совали свой нос.

Полки книжных магазинов и киосков ломились под тяжестью иностранных книг. На экранах двадцати пяти лучших кинотеатров Праги демонстрировались американские фильмы.

Реакция, с надеждой взирая на запад и не без тревоги на восток, готовилась к бою. А тем временем трудовой чехословацкий народ упорно и уверенно восстанавливал хозяйство, разрушенное войной.

Тянулись к небу фабричные трубы, высокие корпуса новых заводов. Увеличивалось в стране железнодорожное движение. Возводились жилые дома. Возникали новые села и поселки.

Торжествовал труд. В быт прочно вошли субботники. Участники созданных по призыву коммунистов добровольных бригад отдавали государству безвозмездно один рабочий день в неделю.

Рабочие показывали образцы стахановского труда, перекликаясь своими достижениями с передовиками-производственниками Советского Союза.

«Шкода», кроме тракторов, спускал с конвейера мощные локомотивы, электромоторы, сложные станки.

«Колбен-Данек» производила турбокомпрессоры и моторы.

«Зброевка» наладила серийный выпуск тракторов и грузовых автомобилей.

«Татра» выпускала комфортабельные лимузины и пополняла железнодорожный парк страны новыми вагонами.

На мотоциклах «Ява» ездили крестьяне, рабочие.

«Батя» работал для народа, и ему помогали заводы «Фатра» и «Матадор».

Текстильные ткани тысячами километров сбегали со станков на заводах бывшей фирмы Маутнер в Находе.

В собственность государства перешли нефтеперегонные заводы «Фанто» в Пардубице, «Аполло и К°» в Братиславе, «Сталро» в Дубове, «Вакуум ойл К°» в Колине, «Бензол ледира К°» в Кралупах.

На базе национализированных предприятий возникли новые фирмы: «Синтезия» в Семтине, Гидрогенизационный комбинат имени Сталина в Мосте, химический комбинат в Моравской Остраве, «Сполек про химицкоу в гутни выбору» в Праге.

Открылось свыше двух тысяч новых школ и сто пятьдесят новых кинотеатров в стране.

В деревню пришел трактор. Сеть кооперативных и государственных МТС росла и укреплялась.

В Карловых Варах, где до сорок пятого года все предприятия, от крупных отелей и до мелких лавчонок, принадлежали немцам, теперь кипела и спорилась работа. Сюда съехались чехи, словаки. Был выброшен лозунг: «Здравницы — только трудящимся».

Народ был занят созидательным трудом.

Глава тридцать первая

1

Официальное распоряжение немедленно покинуть Чехословакию вызвало со стороны Эльвиры бурю возмущения. Не выбирая выражений, она ругала американское посольство, испугавшееся возможности вербальной ноты от лица чешского правительства.

— Они с ума спятили! — кричала разъяренная Эльвира. — А мои заказы у семнадцати портних? Пока я не получу свои платья, и на шаг не стронусь с места!

Сойер, оказавшийся случайным свидетелем этой бурной сиены, напомнил Эльвире:

— В вашем распоряжении осталось только одиннадцать часов. Поторопитесь. Завтра в семь утра вы должны быть уже на границе.

Ярость Эльвиры сменилась жалобами. Ей хотелось плакать, но слез не было. Всеми силами она пыталась выдавить их и хныкала.

Прэн посоветовал:

— Бери машину и поезжай в город. Кое-что ты успеешь еще сделать.

Одновременно с судьбой Эльвиры нежданно-негаданно решилась и его судьба. Борн предложил Прэну покинуть Чехословакию. «Их знают как мужа и жену, и этого достаточно, — писал он в своей телеграмме. — Пусть Сойер примет от Прэна всю квалифицированную агентуру, призванную играть роль в назревающих событиях».

После ухода Эльвиры Сойер и Прэн приступили к совещанию. Часть агентуры Прэна решили переложить на Нерича. Атмосфера разрядилась: Нерича считали покойником. Договорились передать ему Лишку, «Наварро» и «Раймонду». «Орла» — Кратохвила Сойер оставил за собой.

«Орел» — опытный и старый агент Ватикана — проводил деловые встречи и беседы с монсеньерами Галой, Шрамеком и пользовался особым расположением архиепископа Берана. Оставив «Орла» за собой, Сойер только выигрывал, не говоря уже о том, что это обеспечивало ему информацию о всех политических событиях в стране.

— Приступим сейчас? — спросил Прэн.

— Да, немедленно, — ответил Сойер.

2

Губерт Янковец, тот самый Янковец, который в бесславные дни протектората работал оружейником в «правительственных войсках», подходил, поглядывая по сторонам, к Центральному совету профсоюзов на Перштыне. Краем уха он слышал, что в Центральном совете можно отыскать Мораву. Он плохо знал этого человека, с которым не больше двух раз встречался в памятные майские дни. Отыскать других знакомых он не надеялся. Адам Труска? Но где его искать? Ковач? Скибочка? А где этих найти? Давно разбрелись в разные стороны. Времени у Янковца было мало. Он шел довольно быстро, едва успевая козырять направо и налево офицерам, встречавшимся ему по пути.

Неподалеку от совета он вдруг остановился. Прямо на него шла молодая, стройная, невысокая женщина, одетая в осеннее драповое пальто. От радости сердце в груди Янковца гулко заколотилось: он узнал эту женщину.

— Божена! — крикнул Янковец.

— Товарищ Янковец! — радостно улыбнулась Божена. — Вы откуда?

— Из Моста… Из Моста… Я там с июня сорок пятого. В полку. По-прежнему оружейником. У меня очень важное дело в Праге, а времени в обрез. Я самовольно отлучился из полка, и мне может влететь под самую завязку.

— Что за дело? — спросила Божена.

— Государственного значения… Тут не место рассказывать.

— Может быть, поедем к нам на квартиру?

Янковец с радостью ухватился за приглашение.

— Это самое лучшее. Ведь я шел сюда, чтобы разыскать Мораву. Наверно, он давно забыл меня.

— Не думаю, — улыбнулась Божена.

— Ох, как же это хорошо, что я встретил вас! Только вот боюсь: влепят мне по первое число за самовольный отъезд. Конечно, уже спохватились, ищут. Шутка ли — оружейник пропал на двое суток!

— А вы не волнуйтесь. Будем надеяться, что все обойдется хорошо. Пойдемте к трамваю. Расскажите мне — как вы живете?

— Да вот прыгаю помаленьку. Недавно болел. Прохватило сквознячком, ну и слёг. Годы не те, милая, чтобы здоровьем хвастаться. Как ни говорите, а полвека жизни за спиной.

В трамвае они вспоминали старых друзей. Божена рассказала все, что знала о Труске, Коваче, Скибочке.

Дома Божена порывалась угостить неожиданного гостя, но Янковец отказался наотрез.

— Что вы, милая, до кофе ли мне?

Сидя на диване, Янковец напряженно ждал Ярослава. Наконец он решительно заявил:

— Больше не могу. Никак не могу, на поезд опаздываю… Слушайте меня внимательно, а лучше возьмите на карандашик. Дело важное. А потом передайте кому следует.

Янковец начал свой рассказ.

Суть дела заключалась в следующем. В квартире Янковца снимает комнату инженер-технолог с химического комбината. Человек одинокий. Они сдружились, сблизились. Частенько даже перекидывались картишками — так, для забавы, в «свои козыри». Фамилия инженера — Арнольд Тука. Он член народной партии католиков. Все шло хорошо, но вдруг Тука стал проявлять повышенный интерес к полку, в котором служил Янковец, расспрашивать о новых видах вооружения, о взаимоотношениях между офицерами и солдатами, о численности военнослужащих-католиков. Это Янковцу не понравилось, но особого значения любопытству Туки он не придал. Мало ли чем интересуются люди! Уж так они созданы, что все хотят знать. Но потом вышла одна история. Жена Янковца — католичка, человек верующий. Каждое воскресенье по утрам она просила у квартиранта его Евангелие и ходила с ним на богослужение. И вот однажды Янковец ненароком раскрыл Евангелие, которое лежало на столе, и увидал меж страницами сложенный лист пергаментной бумаги. Он заинтересовался и развернул его. На лист была нанесена подробная схема химического комбината. Как только жена ушла, в комнату ворвался Тука. Он был сильно возбужден. «Где Евангелие?» Янковец спокойно ответил, что Евангелие унесла с собой жена, для этого она и брала его у Туки. Инженер побежал вслед за женой Янковца, догнал ее на полпути. Как выяснилось потом, панику он поднял все из-за этой самой схемы. Вероятно, он по нечаянности сунул ее в Евангелие. Янковец сообразил, что схема, вероятно, имеет важное значение. А позавчера вечером в отсутствие Туки пришла телеграмма из Праги. Уже не питая доверия к своему квартиранту, Янковец ухитрился, не распечатывая телеграммы, прочитать ее текст. Там стояло несколько слов: «Зденек нездоров. Немедленно выезжай. Мария».