Июдин. Пыль, несущаяся по неметеным и отвратительным улицам, содержит в себе пузырчатые глисты. Они попали в желудок моей собаки благодаря Откомхозу.
Шапшнев (опять в окне). Это что такое насчет Откомхоза?
Июдин. От имени моей собаки благодарю Отдел коммунального хозяйства за санитарное состояние нашей набережной.
Шапшнев. Вот как. (Скрылся.)
Журжина. Федор Павлович, извините меня, расскажу вам про этот сон мой. Увидела я аккурат наш двор и все такое грязное, облупленное – обыкновенное. И будто я вот так же сижу, шью панталоны проститутке Марго. (Кивает на окошко.) Вон ей. И будто несут по двору шелковое платье, – вот так – на обеих руках, – белое подвенечное, с кружевами. И я еще думаю: как так? Неужели в нашем доме невеста? Кто она? И сама я плачу, сама рыдаю. И хочу спросить: кто невеста, кто она? И тут невеста выходит с черного хода и берет это шелковое платье. Знаете, кто она? Люба.
Июдин. Какая Люба?
Журжина. Ну, Люба Кольцова, из третьего номера, Любовь Александровна. Ее беднее на нашем дворе нет. Она из Рязани, рассказывают, пешком пришла. Ну, просто пришла в Ленинград за счастьем. И она, безусловно, голодная, безработная.
Июдин. Так что же, по-вашему?
Журжина. Нет, Федор Павлович, эта девушка должна скончаться в непродолжительном времени. Белое платье – саван.
Июдин. Ну…
Журжина. Саван. (Вытирая глаза.) Такая прелестная, приличная…
Марго (высунувшись из окна, вытряхивает юбку). Про кого это?
Шапшнев (из окна). Эй, там, – в шестнадцатом номере, трясете!
Марго. А что, – нельзя?
Шапшнев. Постановлением правления трясти ковры, дорожки, шерстяные вещи дозволяется только от шести до восьми утра.
Марго. Так это же юбчонка.
Шапшнев. Все разно, и юбку трясти воспрещается.
Марго. Извините. (Скрылась.)
Бирюков (появляется на дворе с большим листом, прикрепляет его к двери управдома). Хочешь не хочешь, а прочтешь…
Июдин. Председатель опять какую-нибудь гадость приклеит.
Журжина (мотает головой). Тише, тише.
Июдин. Мономах, назад!
Бирюков (насмешливо). Мономах.
Июдин. По конституции не запрещается называть собак монархическими именами. Вот и – Мономах.
Бирюков (зовет). Товарищ Шапшнев!
Шапшнев (в окне). Здесь, Михаил Михалыч.
Бирюков. Хорошо бы клейстеру.
Шапшнев. Сейчас я с клейстером.
Бирюков. Пролетел первый советский дирижабль, первый пробный полет. А у нас хоть бы что, – сидят, сны толкуют. Да про глисты. Да, уж у нас дом – болото!
Июдин. Не агитация – факты нужны.
Бирюков. И будут.
Шапшнев (вышел во двор, подает клейстер). Вы его слюнями разболтайте, засох.
Бирюков. Опять от вас запах тяжелый, товарищ Шапшнев.
Шапшнев. Зуб лечил. Полрюмки на дупло – моментально проходит.
Бирюков (приклеив лист). Почитайте. Для всех сознательных и для всех бессознательных. (Отходит и читает список недоимщиков.)
Шапшнев (читает объявление). «Сегодня розыгрыш государственного выигрышного займа. Можно приобрести билет с перестраховкой за рубль шестьдесят копеек. Каждый должен испытать счастье. Все – на площадь Лассаля».
Бирюков. Кольцова, Любовь Александровна, из третьего номера, задолжала за четыре месяца с пенями шестьдесят семь рублей семьдесят восемь копеек, – надо бы пристращать.
Шапшнев. Стращал, Михаил Михалыч.
Бирюков. Деньги, деньги нужны. (Зовет.) Товарищ Левкин.
Левкин (садится па крыше). Есть.
Бирюков. Будет тебе спать-то.
Левкин. Ну и фиолетовые лучи на этой крыше! Как кипятком дерет. Третья шкура слезает. Бирюков. Едем на взморье.
Левкин (соскакивает с крыши и бежит мимо Журжиной на набережную). Сейчас, за веслами сбегаю.
Бирюков (Шапшневу). Постращай. А то ведь никто не платит. Ну и жители! (Уходит за Левкиным.)
Шапшнев. Шапшнев стращай, Шапшнев клейстер вари, и все с Шапшнева спрашивают, и всё Шапшнев не угодил, от Шапшнева дух тяжелый. (Стучит в окно Любы.) Гражданочка!
Журжина (по поводу Левкина). И бежит по двору голый мужчина, как это понять, извините, Федор Павлович. В прошлое воскресенье пошла я на Крестовский, на плешь, на самый песок. Раскинулась я с ревматизмом. И что же, Федор Павлович, выходят из воды две мущины, совершенно голые, ну, совершенно. Ну, такие могучие, представьте себе, выходят, и я тут одна на песке. Вы понимаете, Федор Павлович, я зажмурилась, ну, совершенно как в обмороке. Как это понять?
На соседнем дворе играет шарманка.
Шапшнев. Нет там никого. Когда это она уйти успела?
Июдин (читает объявление). Выиграешь черта с два.
Из дома выходит Семен Визжалов, направляется к объявлению.
Семен. Граф Табуреткин вышел на двор из своего роскошного особняка и, заметив столпление народа, воскликнул: граждане, чем интересуетесь? Здравствуйте, Иван Кузьмич!
Шапшнев. Здравствуй, сволочь!
Семен. Разрешите полюбопытствовать… (Читает объявление.)
Июдин (оглянув Семена). Да, тут нужно отойти подальше.
Шапшнев. Ты что же, сукин сын, опять в четвертом номере замок ломал?
Семен. Когда?
Шапшнев. Вчера ночью.
Семен. Кто, я? Граф Табуреткин? И тут граф, выйдя из последнего терпения, как развернется… Это не я ломал. В своем районе я никогда себе этого не дозволяю.
Шапшнев. А вот я сейчас схожу за милиционером.
Семен. У графа было восемнадцать приводов, но ни одного вещественного доказательства. Прощайте, Иван Кузьмич.
Шапшнев. Прощай, сволочь.
Из дома выходит Хинин, взволнованно.
Хинин. Что такое? Что за объявление? Опять повышение квартплаты? Заранее говорю – не плачу… Судитесь…
Семен. Будет вам трепаться-то, Валентин Аполлонович.
Хинин. А, граф Табуреткин. Здравствуй, Семен. Ну, как? Воруешь?
Шапшнев. Когда же это его профессия.
Семен. Жизнь графа была покрыта неопределенным мраком… Вот, например… (Выхватывает колоду карт.) Колода карт. Никакой мистификации, – удостоверьтесь. Одно голое счастье. (Присаживается, раскладывает три карты.) Вот червонная дама. Удостоверьтесь. Гривенник ставка. Угадаете между трех карт червонную даму, – ваше.
Шапшнев. Ну, знаешь, за это…
Хинин. Брось. В трынку не играю.
Семен. Ставка – гривенник серебром. Ваши два шанса, мой – один.
Шапшнев. Знаешь, за это тебя не погладят. (Присаживается, играет.) Вот эта.
Семен. Угадали. Ваше.
Хинин. А ну-ка я. (Бросает гривенник.) Эта.
Семен. Угадали. Ваше.
Шапшнев. Иду на двугривенный…
На набережной появляется Люба, Алеша с тачкой спускается с баржи.
Люба. Алеша!
Алеша. Ну, что? Вышло место?
Люба. Ничего не вышло. И разговаривать не хотят.
Алеша (перевернул тачку, подошел к Любе). Так как же теперь? (Поправляет очки.)
Люба. Ничего не знаю. Камни выгружать?
Алеша. Бросьте. Надорветесь.
Люба. А почему вы не надорветесь?
Алеша. Мне что… Только есть очень хочется, – в три или четыре раза против нормального… С утра и до ночи думаю о чайной колбасе.
Люба. Больше ни о чем не думаете?
Алеша (взглянув на нее). Вы про что?