Взгляд мой упал на участок стены около меня, где был нацарапан мой календарь. Вдоль неровных, выведенных мною палочек быстро двигалась муха, словно изучала мои настенные надписи. А за пять с лишним месяцев их было уже много. Палочки, выцарапанные мною в самом начале, были ужё тёмные и почти не видимые, последние, сделанные десять дней назад, оставались ещё яркими. Я заметил, что первые мои чёрточки были тонкими и неуверенными, но чем дольше я здесь находился, тем глубже и твёрже они были. Можно было проследить, как росла моя злоба на ситуацию и то, с какой силой я оставлял следы своего пребывания, помечая это место памятью обо мне… о нас.

Муха остановилась в районе второго месяца. Приподняв крылышки, она стала потирать друг о друга задними лапками. Она делала это с такой тщательностью и наслаждением, как будто предвкушала съесть самого человека, рассматривающего её. А я думал о том, что это маленькое существо сейчас гораздо счастливее, а главное свободнее меня. Она может оказаться в любом месте, когда захочет, и это будет зависеть только от её собственного желания.

Словно подтверждая мои мысли, муха взлетела и, прожужжав прямо над мои ухом, вылетела из клетки. Я усмехнулся – она определенно издевалась надо мной.

Рука Евы вздрогнула, и она открыла глаза, болезненно поморщившись.

- Ты как, маленькая? – я поправил её в более удобное положение.

Ева не ответила на мой вопрос. Она нахмурилась, собираясь с мыслями, и подвинулась ближе ко мне.

- Ты голодная? Пить хочешь?- я быстро поднялся на ноги. – Там есть немного еды, я тебе принесу сейчас, подожди.

Я почувствовал, как её пальцы слабо вцепились в мою руку, останавливая меня.

- Макс, не надо… Мне не нужна еда…

Я застыл на месте. Ева потянула меня к себе, заставляя сесть рядом.

- Мне надо многое сказать тебе, а времени у нас совсем мало…

- Что ты имеешь в виду?

- Когда я была там, у них, я слышала их разговор. Я умираю, Макс.

Я вздрогнул от её слов и замотал головой.

- Нет, нет. Этого не может быть. Ты просто ошиблась. Тебе могло послышаться, Ева. Ты была без сознания. Это мог быть просто сон.

- Макс, это не был сон. Я была в сознании…

Я не дал ей договорить.

- Ты не умрешь! Ты просто устала, они тебя накололи чем-то.… – у меня перехватило дыхание от моего напряженного голоса, я почти кричал,- Сейчас ты немного отдохнёшь, а потом будет всё хорошо…Потом нас найдут, и мы выйдем на свободу… Я увезу тебя с собой, Ева. У меня есть участок земли. Я построю дом, где мы будем жить вместе. Там рядом лес…красивый. Я не помню, есть ли там ёлки, но даже если их там нет, я посажу их столько, сколько ты захочешь. Много-много зелёных ёлок. Мы будем счастливы. Ты так долго терпела. Просто потерпи ещё несколько дней.

Ева смотрела на меня печально и обречённо.

- У меня нет нескольких дней, Макс, - прошептала она.

Моих родителей не стало, когда мне было пятнадцать. Они погибли вместе в один миг. Эта новость застала меня, когда я весёлый и беззаботный вернулся из школы. В тот момент я был влюблен и бесшабашен. Весь мир лежал у моих ног, и мне казалось, что счастье будет нерушимым и бесконечным. Тот холод по спине, пробравший меня словно электрический ток, я не забуду никогда. Мне словно обрубили будущее, прервали жизнь одной фразой. Вот только что они были, а через секунду впереди пустота, вакуум.

Сейчас у меня были же ощущения. Твёрдая поверхность под моими ногами уже не казалась такой устойчивой. Спёртый, затхлый воздух подвального помещения, казалось, лишился тех последних немногих молекул кислорода, которые в нем находились. Я вдыхал, но задыхался. Мне хотелось сказать какие-то слова, но ком в горле не давал произнести ни звука.

- Макс, просто сядь рядом… У нас совсем мало времени.. Может быть день, а может быть только час… Побудь со мной…

Я рухнул рядом с ней, взял в руки её ладони и уткнулся в них лицом. Её руки были прохладными, сухими и такими родными. Я просто не мог поверить в то, что могу потерять её… навсегда.

- Я не верю, Ева…Этого просто не может быть… Что они сделали с тобой?

- Я многого не слышала. Знаю только, что мне ввели что-то, что меня убивает, - её голос прерывался, и я чувствовал, что говорить ей сложнее и сложнее с каждой минутой. Она слабела на глазах.

Хасан был просто великолепен в своей жестокости. Нет ничего изощрённее пытки, чем смотреть, как на твоих руках медленно умирает близкий тебе человек. И всё это происходило не где-то там далеко, а прямо здесь, со мной, с нами.

- Не оставляй меня… пожалуйста… Борись! Я столько ждал тебя, Ева. Всю свою жизнь. Я не могу тебя потерять… Я не выживу без тебя…

-Не говори так! Что бы со мной не случилось, ты должен мне пообещать мне, что не будешь оставлять попыток выбраться и остаться живым. Если не ради себя, то ради меня. Пообещай!

Я не мог говорить. Не мог оторваться от её ладоней, которые уже стали мокрыми от моих собственных слёз.

- Не плачь, пожалуйста, Макс,- Ева потянула меня к себе,- Не делай мне ещё больнее, чем есть. Я не смогу уйти со спокойной душой, зная, что тебе плохо…

Мне хотелось поднять голову, посмотреть ей глаза, но я не мог… Как смотреть в глаза человека, который уходит навсегда? Какие слова ей сказать? Чем помочь, как утешить?

Ева осторожно вытянула из моей руки свою ладонь и опустила мне на голову. Её нежные пальцы слегка перебирали мои волосы, поглаживая их.

- Можно тебя попросить об одной вещи, Макс?

Я беззвучно закивал головой в её ладони.

- Когда тебя вызволят отсюда, пожалуйста, навести моих родителей…мою маму… Я в своей жизни так редко говорила им, насколько сильно их люблю… И это было самой большой моей ошибкой, - голос Евы срывался от подступивших слёз, она с трудом сглотнула, - Я не смогу уже её исправить. У меня больше не будет такой возможности… Сделай это за меня.

Я уже не пытался сдерживать себя. Моя грудь горела, боль в сердце нарастала. Но физическая боль была ничем, по сравнению с болью душевной. Душа всегда была для меня чем-то аморфным, бестелесным. Но сейчас я чувствовал свою душу, как мог бы чувствовать любой другой орган. И она болела. Нет… она медленно отмирала, разрываясь на множество мелких кусочков.

Поблекшие синие глаза, ещё недавно смотревшие на меня с нежностью, сейчас были наполнены страданием.

- Тебе больно? – я вытер своё мокрое лицо ладонью, другой рукой гладя её волосы.

Ева чуть помотала головой.

- Нет, только слабость, совсем нет сил.

От каждого слова её сухие губы трескались, покрываясь сетью кровоточащих ранок. Я осторожно положил её на лежак, быстро набрал воды и принёс ей, поднеся к губам. Ева почти нисколько не выпила, больше создавая видимость того, что пьёт, для моего успокоения. Я видел, что её глаза закрываются всё чаще, а промежутки времени между моментами, когда она приходила в себя, становились всё длиннее.