— Тебе очень трудно будет это сделать? — робко спросила Аня.

Марина закрыла глаза.

— Не очень. Но, знаешь, в последнее время это становится малоинтересным. Не хватает жгучих открытий, которые мы находим друг в друге. Ты знаешь, в любви он неутолим, но так быстро надоедает… Быть с ним слишком утомительно, хотя порой он бывает довольно мил. Не в постели, — закончила она. — Знаешь, в последнее время мне хочется спокойного, романтического обожания. Ты меня понимаешь?

Конечно же, Аня ее понимала.

— Послушай, милая, — сказала Марина, извлекая из духовки горячие тосты, — я по твоим глазам вижу, что сейчас ты спросишь, как меня отблагодарить. Не отпирайся. Я даже подозреваю, что ты начнешь совать мне свои жалкие гроши из стипендии или гонораров за перепечатку текстов. Так вот, если ты действительно хочешь что-то сделать для меня… Я когда-нибудь сниму у тебя — на три-четыре часа — твою квартиру. Ты знаешь мои условия. В моей довольно неспокойно: в любой момент могут нагрянуть и мама, и сестра, и бывший муж. У каждого есть дубликат ключа. Представляешь, что будет, если кто-то откроет дверь в самый интересный момент? Я действительно хочу спокойной, сентиментальной любви. И покоя. Поняла?

Аня поняла. Тем более, что и она мечтала о чем-то подобном.

— Значит, заметано, — завершила Марина. — Кстати, поинтересуйся у своего избранника, нет ли у него похожего солидного и интеллигентного приятеля.

Аня пообещала поинтересоваться. Хотя глубоко сомневалась, сможет ли она стать «избранницей» для своего «избранника».

— Договорились. А теперь смотрим «порнуху».

— А можно не «порнуху»? Что-нибудь другое?

— А что, ты разве не любишь? — удивилась Марина. О… Странно… Почему же?

Аня рассказала ей о своем первом впечатлении от просмотра порнофильма.

— Ах, вот оно что… — протянула подруга. — Тебе просто не повезло с фильмом. Очевидно, какая-то халтура, подделка…

— А что, бывает настоящая? — наивно удивилась Аня.

— Бывает даже классика, — с подъемом заявила Марина. — Например, «Калигула». Мне недавно принес эту видеокассету Мишель. Хочешь глянуть? Знатоки говорят, что это даже и не «порнуха», а элитарный фильм, хотя сцепы там крутые…

После первых кадров Аня в этом убедилась. Марина прокручивала для нее самые эффектные кадры. Аню особенно поразила сцена, в которой Калигула, хищный, самовлюбленный, объявляет всех жен римских сенаторов продажными женщинами и начинает публично ими торговать, а они с восторгом принимают игру. И начинается повальная оргия. Тела представителей гибнущей римской цивилизации сплетаются, извиваются в любовных конвульсиях. Несколько раз в кадре крупным планом появлялась голова римской матроны, обращавшейся с мужским естеством наподобие эскимо…

— Ну как, круто? — поинтересовалась Марина, когда Аня перевела дыхание.

— Круто… — признала Аня. — Но…

— Что «но»?

— Немного непривычно. Мне бы хотелось…

— Я знаю, чего бы тебе хотелось… — вздохнула Марина и заменила кассету. — Специально для тебя — немецкая эротика…

Нежная, сентиментальная любовь в уютных интерьерах, прекрасная обстановка, белье как будто с выставки мод, долгие поцелуи, томные постельные сцены…

— Нравится?

— Да, — опять призналась Аня.

— Ты всегда была чуть сентиментальной, — снисходительно заметила Марина.

И Аня мысленно с ней согласилась. Да, была и есть. Самую малость. И что с этим поделаешь?

Глава 9

Профессор превосходно владел немецким, почти в такой же степени, как древнегреческим. И все же некоторые слова в книге, присланной коллегой из Мюнхена, поставили его в тупик.

Пришлось обращаться к словарю, а он стоял на самом верху огромного стеллажа, занимавшего всю стену в профессорском кабинете. Он как раз тянулся за словарем, стоя на раздвижной лестнице, когда раздался телефонный звонок.

Голос, который двадцать с лишним лет звучал в этой квартире. И который уже год профессор слышал только по телефону, и то изредка.

— Юлиан, — скорее требовательно, чем вопросительно, обратился голос.

— Да?

— Как ты?

— Неплохо, благодарю.

— Студенты не замучали?

— Нет. Прекрасная молодежь.

— Очень хорошо. Рада за тебя. У меня тоже все в норме. Теперь слушай: нам надо определиться.

Виктория всегда претендовала на краткость и четкость разговора. Она считала, что у нее мужской образ мышления. Но была ли она всегда по-мужски логична и последовательна? Вряд ли.

— Конечно, надо определиться.

Кажется, ей не понравилась готовность, с которой соглашался с ней профессор. Может быть, она ожидала другой реакции? Вероятно, ей приятнее было бы, если бы он стал уговаривать ее вернуться. Простить ей. В этом случае она бы разговорилась как следует, стала бы снова напоминать о той вещи, которой у него нет. Теперь же разговор происходил не по ее сценарию. И в голосе появилась нотка раздражения.

— Я подаю на развод. Надеюсь, мы расстанемся как цивилизованные люди?

— Я тоже надеюсь.

Она взорвалась.

— Ты что это, эхо изображаешь? Впрочем, если тебе нравится ваньку корчить, пожалуйста. Но предупреждаю: не вздумай на суде разыгрывать роль обманутого мужа. Она тебе не к лицу. Подпортит твой имидж. А о том, что случилось, повторю еще раз: виноваты обстоятельства. Не я. А если я, то и ты в такой же степени.

Пауза.

— Чего молчишь?

— Думаю.

— О чем же, интересно знать?

— Анализирую «обстоятельства».

Она нервно рассмеялась.

— Молодец. Двадцати лет ему не хватило, чтобы проанализировать. Ладно. Продолжай в том же духе. Можешь еще двадцать лет анализировать.

— Спасибо за совет. Но я уже кончаю. Скоро буду переходить к выводам.

— Каким же, скажи на милость?

— Собираюсь выяснить, чего же мне все-таки не хватает. Того, что так нравится женщинам в мужчинах. Может быть, оно все же появится. Во всяком случае, я не теряю надежды.

— Завидую твоему оптимизму, — желчно сказала она. — Но не разделяю его.

— Может быть, не все такого же мнения.

— Не все — это кто? — насторожилась она.

— Секрет.

Последовал второй взрыв.

— Перестань паясничать! С каких это пор с тобой невозможно обсуждать серьезные вещи?

— Я слишком долго думал только про серьезные вещи. Захотелось поговорить о несерьезном. Ты ведь не станешь мне запрещать? Тем более, что ты, как я понял, подаешь на развод.

— Да, подаю, и не вздумай меня отговаривать, — и она бросила трубку.

Профессор вовсе не собирался отговаривать Юлию, а вот немножко позлить — да. Ее раздражение его забавляло. Теперь, когда все разом рухнуло — и карьера, и семья, он мог себе позволить фривольное обращение с тем, что она называла «серьезными вещами». Странно, но этот новый стиль был каким-то образом связан с появлением студентки с каштановыми волосами и отчаянно-нахальной улыбкой.

Он опять начал неторопливый подъем по стремянке, чтобы достать немецкий словарь. Но, по-видимому, в этот вечер ему не суждено было добраться до верха стеллажа. Вновь на середине подъема его остановил телефонный звонок.

Уже не глаза. И не волосы. Оказалось, что он может узнать ее и по голосу.

— Юлиан Петрович, это я, Аня. Добрый вечер. Юлиан Петрович, мне есть чем вас порадовать. Подруга достала два билета на «Антигону».

— Прошу прощения, по, кажется, разговор шел об одном билете?

— Второй для меня, — растерянно произнесла она.

— Это значит, что мы идем вместе? — уточнил профессор.

— Но ведь я тоже мечтала посмотреть «Антигону» в «Поп-театре»… — проговорила она жалобно.

— То есть мы все-таки идем вместе?

— Да, — жалобно сказала она. — Но если вы против…

Юлиан Петрович умолк. В лучшие свои времена он вежливо отклонил бы предложение или даже сделал бы это не очень вежливо, прочитав строгую нотацию. Но теперь он как-то не решался прекратить странную игру, в которую втягивался. По крайней мере, ему все еще казалось, что он в любой момент будет способен выйти из нее. Что же, думал он, ничего плохого не будет, если он посетит театр в компании привлекательной девушки. В конце концов, после сегодняшнего разговора с женой он чувствовал себя вполне свободным человеком. По крайней мере, свободным настолько чтобы выбирать себе спутницу для посещения театра. Не одному же ему, в самом деле, идти?