Даниил Андреевич Данин

– Юля, ты нужна мне.

– В каком качестве? Любовницы?

– Начинается война, мы выдвигаемся к гипертоннелю, если со мной что-нибудь случится, мне некому больше доверить флот.

– Спасибо за откровенность. Но ты должен провести меня в космопорт. Сам знаешь…

– Я буду ждать тебя.

Я встретил Юлю у дверей здания космопорта. Под новым именем она еще нигде не засветилась, но военные детекторы могут распознать ложную личность. Но ничего, пронесло. Мы идем к кораблю по титанобетону порта. Он возвышается чудовищной громадой на фоне закатного неба Кратоса, на соседних площадках еще несколько десятков кораблей с Тессы поблескивают дымчатыми боками, словно стая дельфинов, готовая вынырнуть из воды. На орбите нас ждет линкор «Анастасия», переданный императором Тессианскому флоту. Легкий флот плюс один линкор – это удручающе мало для защиты системы от метаморфов. Одна надежда на то, что мы придем раньше, чем появится их флот. Надежда, увы, призрачная. До устья гипертоннеля неделя пути, а я не вижу дальше трех-четырех дней. Если через три дня флот метаморфов будет на орбите Кратоса, это значит, что сейчас он уже в районе Ромула. А мы – только передовой отряд, который должен сдержать первый удар и дать время развернуться остальным силам Кратоса. Из таких сражений обычно не возвращаются.

Я бросил взгляд на малое кольцо. Вот уж действительно калиф на час! Максимум на три дня.

Юля проследила за моим взглядом.

– У тебя новое устройство связи?

– Не совсем. Это кольцо принца империи.

– Шутишь?

– Нисколько.

– Покажи!

Она присмотрелась к нему внимательнее, слегка побледнела и отпустила мою руку.

По-моему, она видит его не в первый раз.

– Почему же об этом не объявили? – спросила она.

– Страдин обещал инаугурацию после победы, – усмехнулся я.

– Понятно, – сказала она, и это было очень емкое «понятно».

– Где Артур? – спросил я, когда перед нами заколебались и исчезли двери корабля, и мы вошли внутрь.

– Зачем тебе?

– Хочу быть уверенным, что он не последует за нами. Нечего ему здесь делать.

– Он не знает. Я оставила ему сообщение.

– Когда он его найдет?

– Не раньше завтрашнего утра. Он уехал к отцу.

– В Центр?

– Нет, в Лагранж. Анри уже полгода на свободе, правда, ему не позволено жить в столице.

Лагранж – городок километрах в ста от Кириополя. С большим научным потенциалом и общиной выходцев с Тессы.

– Как это ему удалось?

– Как удалось? Он провел в Центре десять лет. Все! Теоретический предел! Как удалось его столько там удерживать!

– Юля, я понимаю твои чувства, но он террорист и пытался добиться отделения Тессы. Будь я императором, сидеть бы ему там до конца дней!

– Я тоже понимаю твои чувства, – усмехнулась Юля. – Но мы давно расстались, так что умерь свою ревность. Даже в борьбе за свободу не должно переходить некоторые границы.

В рубке управления весь экипаж в сборе, кроме одного человека: не хватает Саши Прилепко. Из него вряд ли получится хороший солдат, но мне нужно не это, а человек, которому я вполне могу доверять. До старта остается час и десять минут. Я связался с Сашей по устройству связи.

Евгений Львович Ройтман

Саша Прилепко пришел около пяти вечера. С Хазаровским вроде бы все в порядке, если не считать признаков начинающейся депрессии. Для пребывания в Центре это нормально, но необычно для Леонида Аркадьевича, который более склонен к мании и гипертимии, чем к депрессии.

Саша подключился к биопрограммеру и перетряхивает его память.

– Есть! – воскликнул он. – След от какого-то кода, который был записан сегодня в первой половине дня и стерт около трех.

– В три часа здесь был Хазаровский, – заметил я.

– Надо взять у него кровь и считать информацию биомодераторов, – сказал Саша.

Леонид Аркадьевич бледен и, по-моему, на взводе. Сидит на кровати в своей комнате. И ничего не делает! Я до сих пор считал, что ничегонеделание вообще несовместимо с Хазаровским.

– Заверните рукав, пожалуйста, – сказал я.

– Что за гадость вы мне собираетесь вколоть?

– Это анализ крови.

– Что случилось?

Я пожал плечами:

– Ничего, штатная процедура.

Саша осуждающе посмотрел на меня: «По-моему, он имеет право знать».

Я покачал головой: «Мы сами еще ничего не знаем».

Хазаровский взглянул на Сашу:

– Кто это с вами?

– Это господин Прилепко, биопрограммист.

– Господин Прилепко, может быть, вы мне скажете, что случилось? – спросил Хазаровский.

– Вполне возможно, что на вас было покушение, – сказал Саша. – Мы должны проверить ваши биомодераторы.

Леонид Аркадьевич смертельно побледнел.

Я бросил гневный взгляд на Прилепко. Нельзя говорить такие вещи человеку с разбалансированной психикой, ни в коем случае!

– Это только подозрения, – успокаивающим тоном сказал я. – Возможно, беспочвенные. Но лучше перестраховаться.

Хазаровский кивнул.

– Проверяйте!

Мы взяли пробу крови и ушли в лабораторию.

– Все будет в порядке, – сказал я на прощание.

В биомодераторах Лео Саша нашел неизвестный код, не поддающийся расшифровке.

– Похоже на работу военных или СБК, – заметил он.

– Что теперь делать?

– Фильтрацию крови и полную замену биомодераторов, и чем скорее, тем лучше.

Даниил Андреевич Данин

Мимо проплывает Ромул, светятся кольца астероидов – бледно-желтое, красное, серебристое. Внутри основных колец видна тонкая структура колец поменьше – похоже на линейчатый спектр.

Метаморфов нет, хотя после нашего старта прошло больше четырех суток. Неужели я ошибся! В этом случае выход один – эмигрировать вместе с флотом.

Идем дальше, к Византу. Он далеко от нашего курса и виден, как толстый серп.

Саша Прилепко рассказал о причинах своей задержки, образец крови Хазаровского у него, он пытается расшифровать код. Хорошо, что успел переписать его в память перстня связи, два дня назад он исчез с биомодераторов. Фильтрацию крови Леониду Аркадьевичу сделали, однако неизвестно, насколько это помогло, но, по крайней мере, он жив. Ройтман сообщает о прогрессирующей депрессии. Первые три дня он колол Хазаровскому транквилизаторы. Не самый лучший метод лечения, но пока биомодераторы не заменены, другого выхода не было. Потом решился ввести новые биомодераторы и сделать перепрограммирование, чтобы исправить ситуацию. Биопрограммер проверял трижды непосредственно перед работой. Ни лучше, ни хуже не стало. И Евгений Львович был вынужден вернуться к транквилизаторам. Он крайне недоволен. Лечение не закончено, проводить его в такой ситуации весьма сложно, а прерывать нельзя.

Об этом событии я поставил в известность Алисию Штефански.

– Страдин, – сказала она. – Свяжись с Германом. Возможно, он знает, что это за штука.

Я не стал объяснять Герману Марковичу, откуда у меня этот код, просто попросил выяснить, что это.

– Ладно, попытаюсь, – сказал он.

Мы на орбите Византа, но и здесь нет никаких признаков вражеских кораблей, хотя прошло шесть дней после старта. Идем к выходу из гипертоннеля, одновременно выстраиваясь полусферой. Если и там придется ждать? Сколько?

Ждать не пришлось.

Я первым заметил слабое красноватое свечение в районе пространственно-временной дыры и велел приготовиться к бою.

Они появились прежде, чем я успел перестроить свои силы, но достаточно поздно, так что это давало надежду. Может быть, и выживем, подумал я.

Из гипертоннеля вывалилось сразу с десяток легких кораблей. Моя полусфера разорвалась у вершины и начала разворачиваться в кольцо, чтобы мои корабли не задела раструбом воронка Тракля, которую я намереваюсь поставить у выхода из тоннеля.

Маневр необходим, но мы теряем время.

Они стреляют. Мгновенно вспыхнуло пять факелов, пять погребальных костров на холодном кладбище космоса – пять наших кораблей, сгорающих в аннигиляционном излучении.