Ануш смотрела вперед — цепочка людей змеилась по дороге, а «голова змеи» уже терялась среди холмов. Эту однообразную картину оживляла лишь мужская фигура на лошади. Когда она приблизилась, Ануш увидела, что это Джахан, и быстро подошла к бабушке. Он пытался заговорить с ней, вовлечь ее в беседу, будто ничего не произошло, будто он теперь не ее тюремщик.
Неужели он действительно думает, что все произошедшее можно перечеркнуть? Она презирала его за потребность в прощении и, когда он обращался к ней, отворачивалась. Больше ей нечего было сказать.
Гохар очень устала и хотела пить, но настояла на том, чтобы нести правнучку, и прижимала ее к груди, как реликвию.
По приказу капитана начали выдавать хлеб и бурдюки с водой. Гохар уговаривала Ануш попить и поесть, но та отказалась. Лучше она умрет с голоду!
Некоторое время спустя мимо проехал Джахан и бросил к ее ногам хлеб и баклажку с водой.
— Возьми! — велела Гохар. — Ради ребенка.
Ануш подняла и хлеб, и баклажку, разломила хлеб пополам, дала бабушке, немного съела, а остальное спрятала в карман юбки. «Только ради Лале», — уговаривала она себя, хотя ей очень хотелось есть.
Через некоторое время Ануш заметила, что из-под бабушкиной юбки выглядывает босая нога.
— На, — сказала девушка, протягивая Гохар свой ботинок. — Надень его.
— Мне не нужно, мои пятки, как наждак.
— Ты несешь мою дочь, бабуля! Ты должна идти в обуви.
Лицо Гохар осветила улыбка.
— Ох и мама у тебя, Лале! Прямо как ее отец!
Она поцеловала правнучку, а Ануш нагнулась, чтобы завязать бабушке шнурок.
— Эй вы, двое! — Солдат с лицом, чем-то напоминающим хорька, наблюдал за ними. — Ты, — он ткнул в сторону Ануш хлыстом, — что ты делаешь?
— Ничего. Я дала ей свою обувь.
— Что в ботинке, старуха? Она положила деньги в ботинок?
— Нет, эфенди! Я дала ей ботинок, чтобы было легче идти.
— Снимай его!
Гохар сняла ботинок, и солдат заглянул внутрь. Пошарив там кнутом, он бросил ботинок в кусты.
— Что еще ты прячешь от меня? — Концом кнута он указал на юбку Ануш. — Запрещено брать с собой серебро и деньги! — заявил он, ощупывая ее глазами.
— У меня ничего нет!
— Отдай кольцо!
Ануш сняла обручальное кольцо.
— Давай, выкладывай остальное! Или мне придется самому все найти!
— Клянусь, эфенди, у меня ничего нет!
— Подними юбку!
Ануш подняла юбку до колен.
— Выше!
— Эфенди, она лишь…
— Закрой рот, старуха! Поднимай до талии!
Стоявшие поблизости отвернулись, чтобы не привлекать к себе внимания. Ануш сделала, как он велел. Хорек подошел ближе и сунул кнут за резинку панталон:
— Снимай!
— Эфенди, пожалуйста…
— Опускай их вниз!
— Ханим! — Подъехали Джахан и иностранец, Ануш опустила юбку. — Что ты делаешь?
— Эти женщины переносят оружие, господин! Я видел, как она пыталась спрятать что-то под одеждой.
— Вернись в строй!
— Но капитан!
— Делай, что я говорю!
— Нам сказали…
— Еще одно слово, и я накажу тебя за неподчинение! Иди найди Дузюноглу, и подыскивайте место, чтобы разбить лагерь.
В первую ночь похода небо было ясным и звезды и луна освещали лица людей, лежащих или сидящих по обе стороны дороги.
Все устали, и в лагере царила тишина, даже дети не плакали. Время от времени возле повозки с продовольствием вспыхивали красные кончики солдатских сигарет.
Гохар и Ануш сидели на каменной осыпи, возле которой были привязаны лошади. Обе очень устали, и, несмотря на то что Ануш надевала ботинок то на одну ногу, то на другую, ступни были изранены и саднили. Гохар лежала, а Лале сосала грудь, хотя молока у Ануш практически не было.
— Ты в порядке, бабуля?
— Лучше, с тех пор как попила воды.
Она передала Ануш баклажку с водой и половину куска черного хлеба.
— Я была дома, заглядывала в спальню… — сказала девушка.
— Ты должна найти мать, — отозвалась Гохар, — ей сегодня досталось.
Лошади били копытами по твердой земле, их уздечки бренчали, когда они мотали головами и ржали в теплой ночи.
Рано утром Ануш пробиралась между людьми к повозке с припасами, чтобы набрать воды. Стар и млад сидели или лежали возле дороги, более стойкие уже собирали свои пожитки.
Матери измазывали грязью лица детей, чтобы уберечь их от солнца, а лица дочерей — еще и для того, чтобы уберечь от иной беды.
Иностранный солдат, которого Ануш видела с Джаханом, стоял на невысоком холме и смотрел оттуда на людей внизу.
Ануш заметила Саси, сидящую рядом со своей матерью и Хават возле одной из повозок.
Она подбежала к ним. Саси подставила лицо солнцу. Ее левый глаз был закрыт, а нос превратился в бесформенную массу, все лицо было в синяках.
— Саси, — прошептала Ануш, не в силах отвести от нее глаз. — Ты… не видела Хандут?
Ее подруга покачала головой и, отвернувшись, уткнулась лицом в плечо матери. Хават молча раскачивалась из стороны в сторону, сжимая колени. Глаза госпожи Таланян были закрыты, слезы бежали по ее щекам.
Рядом сидела, застыв, как камень, молодая женщина, которая, как и Ануш, занималась в кружке шитья, организованном госпожой Стюарт. На ее коленях лежал истощенный ребенок. У женщины был отрешенный вид, она не воспринимала происходящее и не замечала, что люди обходят ее стороной.
— Не приближайся к ней! — раздался голос Джахана. Он схватил Ануш за руку. — У ее ребенка холера.
Ануш вырвала руку.
— Иди к бабушке. Мы сейчас выходим, — сказал Джахан.
Следующий день был таким же, что и предыдущий, как и все последующие, разве что они становились все длиннее, жарче и тяжелее. Запасы пищи были на исходе. Дети воровали, взрослые следовали их примеру. В лагере то и дело случались драки, агрессия сменялась безразличием.
Не было никакой пощады ни беременным, ни больным, ни старикам. В день нужно было проходить определенное количество километров, и все должны были идти.
Одним жарким днем у Парзик, которая была на последних днях беременности, начались схватки. Она шла и кричала, но продолжала идти. Ее плач можно было слышать и в начале, и в конце каравана. Мать Парзик и близнецы шли под конвоем отряда Ожана, с ней была только ее сестра Серануш. Ануш старалась как-то утешить подругу.
Джахан распорядился стать лагерем раньше, и Гохар приняла роды. На закате возле Кызыл-Дага родился мальчик. Парзик плакала — Вардан никогда не узнает, что у него родился сын.
Она очень ослабела после родов, и Джахан разрешил ей ехать в повозке, где она лежала, истекая кровью, и звала мать.
За повозкой, как слепая, шла Серануш, она несла своего племянника некоторое время, но сильно ослабела и не могла удержать ребенка, поэтому в конце концов оставила его на обочине.
— Ты нашла ее?
— Нет.
Ануш взяла дочку из рук Гохар и села, чтобы ее покормить.
— Ты везде искала, и в начале каравана, и в самом конце, где солдаты?
— Да.
— Мы должны ее найти! Ты должна продолжать искать!
— Почему?
— Что значит «почему»?
— Почему мы должны продолжать искать?
— Ах… Ануш!
— Не притворяйся, бабуля! Она сделала твою жизнь несчастливой, как и мою! Она ненавидела меня, свою собственную дочь. Если бы не ребенок, я вышла бы замуж за Казбека! Почему я должна беспокоиться о ней?
— Она не ненавидела тебя, Ануш!
— Ты можешь как-то иначе назвать ее отношение ко мне? Я никогда не буду так относиться к своему ребенку! Никогда! Если бы у меня не было тебя, бабуля…
— Если бы у тебя не было меня, ты смогла бы узнать свою мать лучше. Она всегда заботилась о тебе. — Старая женщина взяла Ануш за руку. — Я просто старая глупая женщина. Глупая и эгоистичная. Когда умер твой отец, я винила в этом твою мать. Было легко обвинять женщину, которая мне никогда не нравилась. Она не хотела выходить замуж за твоего отца, именно я настояла на этом браке, который разрешил земельный спор между нашими семьями и устраивал обе стороны. Устраивал всех, кроме Хандут. Она всегда была не такой, как все. Немного странной из-за того, что случилось с ней в детстве. На нее напали в лесу возле дома Казбека, когда ей исполнилось девять лет, и после этого она очень изменилась. Со временем она стала еще более странной. Ей никогда не нравилось общество мужчин, однако же ее заставили выйти замуж за одного из них. Для нее это было невыносимо. Но твой отец любил ее. В этом и заключается трагичность ситуации. Он видел в ней и другую сторону ее натуры, знал, что она может быть нежной. Он верил, что она может измениться. Что в конце концов у нее появятся чувства к нему.