Изменить стиль страницы

Тайфун свирепствовал. В котельной внезапно случилось самое страшное: вода из инжектора, вместо того чтобы смыть шлаки в море, хлынула неудержимым потоком внутрь корабля.

— Ко мне; ребята! Нажмем!.. Инжектор испортился!

Шорти и Наль бросились к Ярцеву помочь ему завинтить крышку, но буйный напор воды неудержимо рвал ее кверху; винт заедало, вода врывалась рекой.

Ярцев побежал за механиком, и через несколько минут вся нижняя команда, все смены работали в кочегарке, пытаясь предотвратить взрыв котлов.

Налю и Шорти удалось прижать крышку и закрепить винт инжектора, но в этот момент сверху, через световой люк, перекатился гигантский вал, обрушив массу воды на головы моряков.

— Конец, парни! Молитесь скорее богу. Один он спасет, — пробился сквозь шум и ругательства неузнаваемо хриплый голос баварца.

— Сто тысяч жаб тебе в глотку… и с твоим богом! — неистово проревел в ответ Ким, шлепая по воде к потухающей левой топке.

Механик Торгут и слесарь Кабо наскоро отремонтировали заброшенные ручные помпы и поставили к ним людей. Вода начала сбывать, но манометр катастрофически падал. Моряки продолжали метаться из трюма в трюм — усталые, мокрые, испятнанные ожогами и кровоподтеками и злые, как волки…

Тайфун бушевал двенадцать часов и прекратился так же внезапно, как и начался. Судно все еще грузно ложилось с борта на борт, но шум урагана вдруг стих, и люди сразу обмякли. Потный и грязный Ярцев подошел к младшему механику с ключом от инжектора и, кивнув на медную крышку, сказал деловито:

…— Шторм утихает. Можно, пожалуй, попробовать.

— К черту, — сердито махнул рукой Торгут, — оставим инжектор в покое. Если открыть, море может ворваться снова — и тогда амба… Второй раз застопорить не удастся.

Шорти обмотал обожженную ногу паклей и с оханьем втиснул ее в деревянный башмак.

— Сто тысяч ведьм!.. Иду к доктору, — жалобно простонал он.

Из угольной шахты вылез черный от пыли Падди и с жадностью наклонился к ведру, ловя оскалом зубов бамбуковую трубку. Бертье отбросил затяжелевшую лопату и сел на край вагонетки. Лицо его было угрюмо и сонно.

— После такой адской музыки я мертвец. Мне нужен гроб или койка, — сказал он, позевывая.

— Ничего, парни, — утешил механик, набивая не торопясь трубку. — Жизнь тем и прекрасна, что самый поганый рейс кончается все-таки гаванью.

Он подошел к поддувалу, схватил мокрой рукой из золы уголек и положил на табак.

— Работали здорово. В корабельном журнале будет отмечено, — сказал он, оглядываясь на моряков и стряхивая с трубки раскуренный уголек.

Шорти присел на ступеньку лестницы и, щуря на младшего инженера воспаленные от переутомления и дыма глаза, с гримасой ответил:

— Плевать на журнал, босс. После того как наши иссохшие глотки едва не черпнули забортной воды, меня отчаянно тянет на ром. Начальству не плохо бы позаботиться о команде — для поощрения геройства.

Не выпуская изо рта бамбуковой дудочки, через которую он жадно пил воду, Падди сумрачно выругался.

— Гад дэм, на порядочных кораблях нижней команде дают вино дважды в сутки, а на нашей калоше не выманишь даже пресного молока.

Он обтер рукой мокрые грязные губы, толкнул к шахте пустую вагонетку и с ядовитой учтивостью добавил:

— Которое полагается по контракту, сэр… Да-с!..

— Не хнычьте, ребята, — отозвался, смеясь, механик, дыша на ирландца и Шорти сладким табачным дымом. — До Иокогамы не так далеко, а японская водка полезнее молока, особенно если ее подогреть.

Инженер выбил из трубки пепел, продул мундштук и взглянул на манометр.

— Ах, черт, — сказал он с досадой. — Не скоро теперь поднимем.

— Ясно, — пробормотал хмуро Наль. — Инжектор испорчен, уголь наполовину мокрый, люди замучены, а воды и шлака с трех вахт.

— Вручную придется, парни, лебедкой; одни не управимся, — сказал Бертье, сгребая мусор к воронке.

— Ладно, через час смену пришлю, — успокоил его механик, поднимаясь следом за Шорти по лестнице.

Кочегары и угольщики принялись за очистку котельной. Эрну, Падди и Наля француз отправил наверх ссыпать за борт золу.

На палубе работалось веселее: влажный морокой ветерок, прочистив забитые угольной пылью легкие, наполнил кровь кислородом и бодростью.

— Ад!.. Преисподняя! — пробормотал Падди, вставая около воронки. — Думают рабочего запугать этим… Будто там лучше!..

Он с отвращением плюнул в трюм кочегарки.

Эрна, засучив рукава, наклонилась к лебедке.

— Вира! — донеслось снизу.

Эрна осторожно нажала рычаг. Кадка, полная неостывших углей и золы, стремительно понеслась кверху. Второй поворот рычага остановил ее в уровень с грудью.

— Снимай, — скомандовал Падди.

Гарь пересыпали из кадки в огнеупорные мешки и носили по очереди через палубу к огромному мусорному рукаву, напоминавшему своей формой мифический рог изобилия. Из трюма по каналу воронки гулко доносились команды Кима:

— Ап!.. Даун!.. Вира!.. Майна!

Кадка, то полная, то пустая, металась, послушная рычагу, в трюм и обратно. Внезапно лебедка остановилась.

— Парни, давай бадью! В чем задержка? — крикнул Ким в рупор воронки.

— Лебедку заело, будь она проклята! — отозвался сверху ирландец, помогая Эрне выправлять цепь.

— К дьяволу тогда золу, вторая вахта докончит… Слазь кучей вниз, — скомандовал кочегар.

Но вниз, в духоту, идти не хотелось. Эрна и Наль нарочно замешкались около лебедки, пытаясь наладить цепь. Ветер, стихая, ласкал кожу нежными, теплыми дуновениями. В прояснившемся небе катилось ввысь солнце, странно похожее на корабельную круглую топку, полную раскаленных шлаков. Воздух постепенно накаливался.

Эрна отошла от лебедки и несколько тихих минут стояла у борта, любуясь золоченой спокойной поверхностью моря, еще недавно страшного в своей ярости.

В прозрачных глубинах неярко мелькнула спина большой рыбы, вспыхнули и погасли медузы, густо прозеленел островок плавучей морской травы, и совсем близко, на расстоянии нескольких футов от борта, проплыли, вытянув безобразные змееподобные морды и сонно шевеля лапами, две гигантские черепахи…

— Как, Тэдди Бридж, здорово намучился? — ласково спросил Наль, беря сестру под руку и тоже любуясь морем.

— В кочегарке было труднее, — ответила она с усталой улыбкой, радуясь, что опасность уже прошла. — На Бертье и Шорти страшно смотреть — все в ожогах. Они буквально прыгали по огню.

— Э-эй, пар-ни!.. Где вы застряли? — глухо донесся снизу голос Бертье. — Давай к поддувалам!

Все трое поспешно спустились в трюм продолжать вахту, но после ужасной борьбы с тайфуном в духоте кочегарки работалось вяло.

— Вот когда чувствуешь усталость, когда беда позади, — вздохнул старый Падди.

— Упарились… и уголь паршивый, — отозвался Бертье.

Он взял гребок и, морщась от острой ломоты в спине, опёрся на железный костыль, с трудом переводя дыхание. В эту минуту над головами звякнула дверка.

— Эй, дрянь чумазая, что у вас с паром? Корабль еле двигается! — донесся с верхней площадки густой уверенный голос второго механика.

Угрюмые лица рабочих настороженно и быстро повернулись на окрик. Инженер Беренс, выпятив угловатый гладко выбритый подбородок, медленно сошел на вторую площадку.

— Подрезать надо чаще! Языки треплите, сукины дети! Я вот вас сейчас научу шуровать, — пригрозил он, нахмурившись.

— Шибко люди замучены, тюан. Мынога вода, мынога угля кидай… Ба-алыдой тайфун, — ответил хрипло Янг-Чен, не переставая подламывать шлаки.

Падди, кидая из рундука свежий уголь, оглянулся на инженера и, задержав лопату, сказал протяжно:

— Дать ему, парни, резак. Пускай поучит.

Беренс, сутулый и ширококостный, как кашалот, сердито сузил глаза и сполз по крутым ступеням в котельную. Ноздри его крупного носа затрепыхали от гнева, точно у лошади.

— Ты что застыл тут с гребком, как болван? — подошел он к Бертье, сжав угрожающе кулаки.

В опущенных усах кочегара мелькнула недобрая усмешка.