Изменить стиль страницы

Радовалась Надя, щурила глаза-щелочки, подпрыгивала от удовольствия на тонких каблучках.

– Мистер Смит шлет вам привет.

– Какой Смит? – Тимофею было все равно.

– Ну, не знаю. Может быть, Джонс или Джемс. Кто-то из этих ученых американцев взбудоражил весь технический мир своим будто бы абсолютно реальным проектом. Неужели вы ничего не слыхали насчет отражения?

Бабкин уныло покачал головой. Мало того, что он изобрел давно всем известное, – это еще полбеды, – но за всю свою недолгую "научно-техническую деятельность" Тимофей Бабкин никогда не предлагал невозможного. "Наверное, девчонка путает. Может, и языка не знает? – подумал Тимофей для собственного успокоения. – Нет, Колокольчикова здорово вызубрила английский. Хвасталась еще перед Димкой… Даже начала заниматься с ним, но пришлось воспрепятствовать. Какие уж тут занятия, если Димка смотрит не в тетрадь, а на девчонку, будто на лбу у нее выписаны все труднейшие английские глаголы!"

Тяжко, нехорошо Бабкину. А Надя кошачьим, терпеливым взглядом следила за всеми его движениями. Вот он сунул блокнот в карман, затем нерешительно вытащил обратно и посмотрел на Дерябина, стоявшего рядом с Вячеславом Акимовичем.

Заметив неотступное внимание Нади, Тимофей поднял голову, как бы залюбовавшись луной.

– Мне жалко вас. Бабкин! – притворно вздохнув, сказала она. – Ужасное разочарование! Но, если не верите, спросим у Вячеслава Акимовича. – Она круто повернулась и протянула Бабкину руку, как бы приглашая следовать за собой.

Этого еще недоставало! Тимофей представил себе Надину радость при столь интересном для нее разговоре. Он будет краснеть, запинаться, повторяя бредни Смита, Джонса, неизвестно кого. Таков уж характер. Дипломированные и разрекламированные ученые могли кричать на весь мир о вздорном, чепуховом проекте, а он, Бабкин, совестится говорить о своей идее даже шепотом.

– Погодите, – остановил он Надю, когда та потянула его за собой, и грубовато спросил: – Вы-то что знаете насчет отражения?

Она смерила Бабкина торжествующим взглядом, как бы говоря. "Вот так-то лучше. Советую запомнить на будущее".

– Я уже рассказывала Вадиму, – небрежно начала она, расстегивая пуговку на перчатке. (Тимофей почувствовал, что насчет Димки Надюша сказала неспроста.) Мы с ним часто спорим по техническим вопросам…

"Еще один семинар у Багрецова, – иронически подумал Бабкин. – Мало английского – теперь радиотехнический организовала, Ловко плетет паутинку".

А Надя, все так же подчеркивая свои деловые взаимоотношения с Багрецовым, без которых он якобы не может обойтись, продолжала:

– Вадим просил меня помочь в постройке телевизора. ("Который он так и не сделал. А все из-за тебя. Времени не хватило", – мысленно уточнил Тимофей.) Зашел разговор о дальности приема, – все так же, с нарочитой небрежностью, рассказывала Надя. – Пришлось прочесть лекцию любознательному товарищу.

Тут она усмехнулась, словно напоминая, что лекцию вынуждена повторить – и, главное, для кого? Для зазнавшегося Бабкина, который совсем недавно, при постройке телевизора, считал Надину консультацию излишней.

– Вам, конечно, знакомы работы советских ученых, впервые доказавших возможность радиолокации луны и других планет, – говорила Надя, чувствуя свое превосходство, будто перед ней стоял не техник, а какой-нибудь пятиклассник. Точными расчетами они определили, что таким образом можно измерять расстояние до небесных тел.

Все это было давным-давно известно Бабкину. Но выдержка какова! Спокойно, не перебивая, он слушал Надю, будто впервые узнал, что американцы ухватились за эту идею, мощным радиолокатором послали сигнал на Луну и через две с половиной секунды приняли его отражение. Разве это новость? Он знал также, что практические янки потом сделали вывод: "Ага, значит, можно послать на Луну сигналы телевидения. Отраженными их примут на всем полушарии". Кричали, кричали, наконец скисли. До практического решения вопроса было слишком далеко.

Надя помахала перчаткой, спрятала улыбку и, будто невзначай, заметила:

– Эту же ошибку повторил техник на другом полушарии. Вероятно, был не в ладах с математикой. Но что вы смеетесь, Бабкин?

А он действительно радовался. Лаборантка ничего не знала о работах советских ученых в этой области, о тщательном анализе скороспелого, необоснованного проекта, который был ими хорошо изучен. Все получается не так-то просто, как она думает, и напрасно она приписывает советскому технику научный авантюризм. Кто-кто, а Бабкин честно сделал все расчеты, даже с высшей математикой он на короткой ноге. Ошибся не техник, а лаборантка Колокольчикова, недальновидная и слишком самоуверенная.

Все еще улыбаясь, Бабкин заложил большие пальцы за ремень и, весело покачиваясь на каблуках, спросил:

– Хотите, скажу, почему у американцев ничего не могло получиться?

– Пожалуйста, – буркнула она, насторожившись.

И Бабкин убедительно изложил все то, что Наде было известно от Вячеслава Акимовича. Заглядывая в блокнот, техник приводил цифры, полностью уничтожавшие громкую славу американской научной идеи. Прежде всего, радиолучу нужно прорваться сквозь атмосферу, где он потеряет много энергии. Затем на поверхности Луны он как бы завязнет в ущельях, кратерах, трещинах. Луна меньше всего напоминает зеркало. Будут получаться разные искажения. Но все же допустим, что какая-то ничтожная частица энергии все же отразится от морщинистого лунного лика и рассеется в разные стороны… Снова преодолевая тысячи километров и толстый слой атмосферы, какой-нибудь слабенький радиолучик долетит до Земли, Только сверхчувствительным приемником можно поймать его. Ясно, что на экране телевизора никакого изображения не получится. Для этого нужны достаточно сильные сигналы, такие не прилетят с Луны, даже если бы послать на нее сверхмощную радиоэнергию в миллиарды киловатт. Эту телевизионную станцию должны были бы питать тысячи самых мощных ГЭС.

Бабкин привел еще целый ряд технических подробностей, доказывающих невозможность использования Луны для телевидения, как это было первоначально предложено, сказал о некоторых способах, которые разработаны у нас, и подвел итог, что практически это пока неосуществимо: слишком дорого и малонадежно.

Нетерпеливо скручивая перчатку, Надя пыталась его перебить. В чем же тут дело? Ведь Бабкин не отрицал, что рассчитывал на отражение. Наконец спросила об этом.

– Верно, – согласился Тимофей. – Отражение. Но зачем посылать радиоволны на Луну, когда над самой Землей плавает идеальное зеркало? – он взглядом указал на освещенный диск.

Надя не могла не оценить остроумия и технической целесообразности этого предложения. В самом деле, почему бы не использовать для телевидения летающую лабораторию как отражающее металлическое тело? Почти вся посланная к диску энергия возвратится на землю. Однако Надя не сдавалась. Нельзя такие вещи принимать на веру. Не мог же обыкновенный техник, к тому же тугодум, каким она считала Бабкина, решить вопрос, над которым ломали головы талантливые ученые вроде Вячеслава Акимовича. Что-то здесь не то.

Бабкин молча смотрел на лаборантку, улыбался вежливо, но покровительственно, что ее раздражало. Она чувствовала свое, превосходство в теоретических вопросах, и не Бабкину учить ее, хотя именно так и получилось.

– Хотелось бы посмотреть, как вы будете с лучом – гоняться за диском! язвительно заметила Надя. – Ветры непостоянны. Неизвестно, в какую сторону полетит ваше зеркало. Это не Луна.

Пришлось Бабкину терпеливо разъяснять принципы современных радиолокационных установок, где наблюдение за летящим самолетом производится автоматически, и рассказать о новых приборах телеуправления, разработанных Дерябиным.

– Меня не это беспокоит, – болезненно поморщился он, будто ему жали сапоги.

Надя быстро спросила:

– А что же?

Позабыв о том, что перед ним стоит Надя Колокольчикова, то есть девчонка, от которой нельзя ждать ничего хорошего, Бабкин поделился сомнениями: можно ли при острой направленности радиолуча получить хорошее изображение и какова в данном случае будет четкость? Он предъявил ей свои расчеты, где, между прочим, доказывалась абсолютная необходимость очень узкого пучка энергии, направленного на поверхность диска. Иначе незачем огород городить. От летающего зеркала отразится только часть энергии, а остальная полетит дальше, пойдет гулять в мировых пространствах.