Каждый час Митяй тоже заходил к Жене, где вместе с ним и Левкой убеждался, что на телевизоре ничего не видно, – вероятно, теплоход с "Альтаиром" находится еще слишком далеко.

Усиков узнал от Женечки, что профессор беседовал с ним насчет "задравшихся петушков", но Лева не догадывался о теме разговора профессора с Митяем, который произошел несколько позднее. Впрочем, по поведению Митяя было видно, что ему вовсе не хочется вспоминать о некоторых, далеко не таких уж принципиальных разногласиях между ним и Левкой. Он стал заботливым и внимательным не только к Жене, но и к Леве, считая его тоже больным, приносил из буфета еду и настойчиво потчевал молоком, как при отравлении.

Вот-вот должен был включиться "Альтаир". Потушили свет. Сквозь решетчатые жалюзи тянулись бледные лучи, делили темную каюту на части, расслаивая темноту. На полу, на стене, на двери лежали параллельные светлые полосы.

На экране появилось изображение. Это особенно обрадовало Левку: ведь он ничего не видел на телевизоре с момента отъезда из Москвы. Темнела корма теплохода, над нею – шлюпка, слышался шум винта. Все было уже хорошо знакомо Жене и Митяю по предыдущим передачам, но Лева воспринимал эту передачу с волнением, как что-то новое, неизвестное.

Прежде всего, он обратил внимание на проплывающий берег. Можно ли определить место, где сейчас идет теплоход? Но было темно, и только огоньки подсказывали, что здесь на берегу – рабочий поселок или маленькая пристань. А возможно, это светились окна колхозных домов.

Женя увеличил усиление, подстроился точнее, и конструкторы "Альтаира" увидели людей, разместившихся на ящике. Их было трое. Трудно различались лица, костюмы. Все скрадывала темнота. Но через минуту стало ясно, что на ящике сидели мужчины.

– Тут она мне и ответила, – сказал один из них после некоторого молчания: – "Если ехать в деревню, то вместе". Она учительница, а я раньше комбайнером был. Конечно, доказываю: дескать, в Москве у тебя работа хорошая. К тому же отцу ее квартиру дали в новом доме. Говорю: "Куда ехать? Район отстающий, колхозы там слабые. На первых порах трудновато будет, Я еще сам человек неустроенный…" Слышать ничего не хочет. "Ах, коли так, забудь про меня навеки. Мне такая любовь не нужна".

– Характерная, – сказал сосед, зажигая папиросу.

– Зря говоришь, – возразил третий собеседник. – Она по справедливости поступает. Если любовь, так уж настоящая. Полюбила – должны ехать вместе. Вот я в книжках читал, да и люди говорят, что разлука для любви самая хорошая проверка. А я – особого мнения и держусь его крепко. Вместе на деле надо любовь проверять. На трудностях, на горе и радости. Почему только на ожидании? Правильная твоя девушка.

– Ну, и как же? – спросил сосед с папиросой. – Расстались?

– Нет, едет в пятой каюте.

Собеседники рассмеялись, встали и пошли вместе с влюбленным, вероятно в пятую каюту, порадоваться чужому счастью. Нет, не чужому, счастье для них становилось общим!

Студенты глядели на экран, и им тоже было радостно от сознания, что глаз "Альтаира" подсмотрел, а микрофон подслушал эту обыкновенную сценку в жизни советского человека. И казалось ребятам, что экран сейчас светится особенно ярко и корма теплохода освещена не фонарем, а солнцем, будто еще повторяет громкоговоритель счастливые простые слова.

…Пять минут – недолгий срок. Но за это время конструкторы "Альтаира" успевали увидеть и услышать многое. Как в фильме, смонтированном опытным режиссером, на экране телевизора появлялись все новые и новые кадры.

На корме парохода спорили два старика, представители почти что родственных профессий, – наборщик и библиотекарь. Оба ехали к ставропольским нефтяникам. Один нашел себе работу в многотиражке, другой – в местной библиотеке.

В Сталинград спешил "заслуженный мастер подводных глубин", опытный водолаз. Он убеждал тоненькую девушку, тоже мастера своего дела, бригадира маляров, что его всегда привлекала профессия маляра, с чем Лева, например, не мог не согласиться. Великолепное, красивое дело! Строится ли дом, Дворец культуры, школа, наконец самая большая в мире гидростанция – кто заканчивает строительство? Маляр. И вот эта самая обыкновенная девушка взмахнет в последний раз кистью, скажем, отделывая входную дверь генераторного зала и, как бригадир маляров, доложит своему начальнику: "Строительство гидроэлектростанции закончено".

К сожалению, из всех их разговоров друзья не могли понять, где сейчас находится теплоход. Люди стремились скорее попасть – кто в колхоз, на целинные земли, кто на стройку, к нефтяникам, всюду, где начиналась их новая жизнь. Все мысли их были там, говорили только об этом, и никто не интересовался названиями пристаней, мимо которых они проезжали.

Опять и опять включался "Альтаир", но сведения о том, где он сейчас находится, были чересчур скудны.

Некоторые из пассажиров проводили отпуск в поездке по Волге. Другие, особенно волжане, считали, что водным путем удобнее добраться к месту новой работы, принимая во внимание свой большой багаж. Люди ехали всей семьей, надолго и всерьез, – приходилось брать с собой и диваны и корыта. Жизнь должна быть нормальной, хозяйственной, зачем же отказывать себе в удобствах, коли нет в том особой необходимости!

На корме теплохода против "Альтаира" стоял одинокий фикус, листья его вздрагивали, будто от холода. Рядом – пузатый самовар, завернутый в скатерть, труба от него, гладильная доска, зеркало, утюг. Все вещи, а вместе с ними и домашний уют, перекочевывали в полном порядке.

Студенты-путешественники старались определить местоположение теплохода по каким-либо косвенным признакам. Они изучили весь путеводитель, знали, что некоторые пристани славятся копченой стерлядью, другие – раками или ранними яблоками, но дело было ночью, и пассажиры об этом не говорили.

Надо было принимать решение. Куда же, в конце концов, ехать? На какой пристани выходить? Долго спорили, и Женя подвел итог.

– Мне думается, надо встречать теплоходы в Куйбышеве, – откашлявшись, сказал он и еще плотнее закутался в одеяло. – Там наверняка мы найдем ящик.

Лева обрадовался: то же самое предлагал и он.

– Я очень хорошо представляю себе место, где стоит наш ящик. Примерно метрах в пяти от кормового флага. С левой стороны.

На губах Митяя показалась едва заметная улыбка.

– Странно! Наши взгляды сходятся… – Он порылся в кармане и вытащил какой-то рисунок. – Нет, не то. Это я фильтр для краски раздраконивал. Пошарил в другом кармане. – Опять не то. Вычисления Афанасия Гавриловича.

Наконец Митяй нашел нарисованный им план кормы теплохода и расправил его на диване.

– Вот, глядите, – он отметил ногтем предполагаемое местоположение ящика. Здесь аппарат. А это расстояние в метрах до шлюпки. Думаю, что рассчитал точно.

Журавлихин рассматривал план, довольный, что Митяй позабыл о ссоре с Левой. Нечего спорить и упрекать друг друга, когда впереди столько дел.

После подробного обсуждения пришли к общему решению: надо ехать до Жигулей.

– А теперь покажи, что у тебя получается с фильтром, – спросил Лева, по праву считая себя инициатором этой затеи.

Не все нравилось Усикову в проекте Митяя, многое еще оставалось недоработанным и сырым, однако авторитет профессора Набатникова – он в основном одобрил идею Гораздого – удерживал Леву от серьезных критических замечаний. Кроме того, не хотелось ссориться: Митяй – ведь он очень обидчивый.

Передавая ему чертеж, Лева польстил:

– Я всегда говорил, что в тебе, Митяй, скрываются задатки гения. Ты, Женечка, побудь здесь, а мы поищем Афанасия Гавриловича, пусть он это лично подтвердит.

Лева и Митяй направились было к двери, но Женя остановил их:

– Минутку, ребята. – Он посмотрел на часы. – Попробуем проверить еще одно гениальное открытие.