На «грибке» была кнопка. Нажми ее, и в караульном помещении раздастся звонок. Карнач крикнет: «В ружье!» — и через несколько минут на пост прибудет подкрепление. Но «он», тот, кто лежит в бурьяне {Валентин был уверен, что только в этом небольшом овраге и может скрываться его враг), «он», конечно, видит на фоне неба каждое движение часового и может убежать в темноту. Если не убежит сразу, то убежит после того, как услышит шаги приближающихся караульных. Нет, на кнопку нажимать нельзя. Врага нужно выманить и схватить.

И Валентин снова пошел по кругу. Потихоньку он отвел затвор и бесшумно вогнал патрон в патронник. Вот он вновь поравнялся с тем местом, где впервые ощутил тревогу и, не оборачиваясь, скосил глаза в подозрительную сторону. Казалось, ничего нового не было. Но вот в десяти шагах, под пригорком, появилось какое-то бледное пятно с двумя черными впадинами. Так это же лицо врага!

Не замедляя шага, Валентин сделал еще круг и опять на какое-то время оказался спиной к опасности. Безумное желание обернуться и выстрелить. Но голос рассудка подсказывает: «Держись! Крепче нервы! Схватка произойдет на следующем круге. За это время «он» подползет еще ближе».

Палец выжал свободный ход спускового крючка. Валентин шагнул навстречу схватке. Кося глазами, он

теперь отчетливо видел распластавшегося на земле врага. Ночь темна, колышется черный бурьян, но «он» еще черней. Теперь Валентин проходит в четырех шагах от него. Вот он на секунду к нему спиной, но это только на секунду. Стремительный поворот кругом, и он сразу же стреляет во взметнувшуюся с земли тень…

По трудно объяснимой причине, часовой стреляет ночью с исключительной точностью. Звук выстрела слился с воплем, и Валентин понял, что пуля попала в цель. Мгновенно передернув затвор, он выстрелил еще раз в ползущую к нему тень, и тень замерла. Сквозь вой ветра слышалось только хрипенье и бульканье. Продолжая держать оружие наготове, Валентин подскочил к «грибку» и нажал сигнальную кнопку.

Через несколько минут прибежали товарищи во главе с Берелидзе.

— В чем дело? Почему стрелял?

— Смотрите сами…

Блик карманного фонарика упал на распростертое тело. Рядом блестел большой финский нож. Берелидзе погасил фонарь и молча пожал Валентину руку.

Ночное происшествие на посту вызвало много разговоров и ряд мероприятий по усилению бдительности.

Едва Валентин сменился с поста, как в караул явились Крамаренко и Дятлов. Выслушав показания Валентина, полковник снял с руки часы и подал их ему:

— Это, товарищ Высоков, от меня лично — за вашу выдержку и храбрость. Представляем вас к награде.

Нина не имела допуска в караул, поэтому с нетерпением ждала выхода оттуда бригадного комиссара. Как только увидела его, подошла.

— Молодец Высоков, — сказал Дятлов, здороваясь с Ниной. — У молодчика, которого он прикончил, нашли все необходимое, чтобы поднять на воздух наши запасы горючего.

— А он сам-то не пострадал? — спросила Нина. — Что вы скажете теперь по поводу заявления подполковника госбезопасности?

— Да-а… — только и мог сказать Дятлов.

Друзья поздравляли Валентина, он был героем дня.

Валико высказал сожаление:

— Жаль, что убил. Живым бы его… Ясно, что он был не один, а теперь это тайна.

Воодушевленные примером Высокова, курсанты горели жаждой подвигов. Будучи на посту, теперь они смотрели во все глаза, но, разумеется, враг это учитывал и новых попыток совершить диверсию не предпринимал.

У Бориса Капустина вся эта история вызвала какие-то неясные переживания. Он, конечно, вспомнил свой разговор с той малознакомой девицей: как она интересовалась расположением поста у бензосклада и сменой часовых и как он, Борис, легкомысленно выболтал ей все… С холодной дрожью в спине вспоминал он и то, что стоять на посту в тот страшный час должен был он, что Высоков подменил его случайно, а если бы не подменил, то…

Борис вовсе не был уверен, что он сумел бы расправиться с диверсантом так, как это сделал Валентин. Теперь он приходил в ужас от мысли, как бы кто не узнал о его болтливости. И дал себе слово никогда больше ни с кем не говорить о чем-либо служебном. Фаину ему и хотелось и не хотелось видеть. Хотелось, чтобы убедиться, что разговор с ней о караульной службе и нападение на пост — случайное совпадение; не хотелось потому, что боялся: а вдруг это совпадение не случайно? Сверх того его мучила зависть. Зачем он согласился поменяться с Валентином дежурствами? Тогда бы не Валентин, а он был героем дня… Конечно, все могло бы быть по-другому, но…

Словом, ночное происшествие на бензоскладе внесло много нового в обычный, размеренный распорядок жизни школы.

В первый же свободный день Нина поехала в город и, преодолев личную неприязнь к подполковнику госбезопасности, записалась к нему на прием. Ждать пришлось около двух часов. Подполковник принял ее с холодной официальностью. Во время разговора Нина обратила внимание, что третий человек, присутствовавший в кабинете и назвавший себя капитаном Джаниевым, смотрит на нее с большим сочувствием. Капитан был уже пожилым человеком. В его черных волосах пробивалась седина, восточное скуластое лицо с раскосыми глазами выглядело усталым.

Подполковник, как и при первом разговоре, слушал рассеянно и нетерпеливыми движениями пальцев переставлял предметы на письменном столе.

Нина напомнила о Дремове, повторила свои подозрения о том, что его гибель — дело вражеских сил, и заключила такими словами:

— Теперь, я думаю, вы не сомневаетесь, что «в контролируемом вами районе» действует враг?

Подполковник поморщился и сказал:

— Вы, товарищ старший сержант, не сказали мне ничего нового. А взаимосвязь между катастрофой Дремова и нападением на пост — не больше, чем взаимосвязь между африканским слоном и биографией моей покойной бабушки… Впрочем, попробуйте высказать свои доводы моему преемнику капитану Джаниеву. — Глазами он показал на капитана.

При этих словах капитан Джаниев отвернулся к окну, а Нина, покраснев, стала глядеть в пол.

— Вот так. В таком разрезе, товарищ старший сержант. Через пару дней Джаниев освободится от приема дел и займется вами. Всего доброго.

Нина пошла к двери, и за спиной услышала голос Джаниева:

— Прошу вас, подождите меня у выхода. Через десять минут я еду к вам в школу и подвезу вас.

Когда прибыли в расположение школы, Джаниев, прежде чем идти в штаб, зашел с Ниной в ее комнату и тут со всем вниманием выслушал ее, не перебивая. При этом лицо его было непроницаемым и Нина не могла уловить, как ее собеседник относится к тому, что она говорит. Он продолжал оставаться некоторое время таким и после того, как Нина замолчала. Раздраженная этим, Нина хотела было уже встать, как вдруг Джаниев заговорил:

— Наберусь смелости предполагать и думать так же, как вы. Но вот вопрос: кому понадобилась расправа с Дремовым? Может быть, он этой вынужденной посадкой помешал кому-либо? А пока, товарищ Соколова, я вам скажу одно: я не считаю ваши слова пустыми. — Пожал ей руку и вышел.

По вполне понятным причинам Джаниев не мог рассказать Нине о многих делах, какие происходили в это время в Средней Азии.

Немцы строили планы похода на Индию. Их агентура в Средней Азии готовила для похода путь. Кто-то распускал панические слухи, кто-то направлял диверсантов, собирал шпионские сведения, выявлял дизертиров и использовал их в собственных целях. Близость границы осложняла обстановку. Вон они, горные вершины, видны отсюда, а за ними чужие страны, враждебные силы. И не будет ничего удивительного, если предположения Соколовой окажутся оправданными. А этот случай на посту? Разве это не звено общей цепи?

Джаниев пришел к начальнику школы и попросил вызвать Берелидзе и Высокова. Выслушивая их показания, он просматривал постовые ведомости и неожиданно задал вопрос: