Рота Суздальцева спешно строилась по два. Тревожные звонки громкого боя заглушают голоса, топот ног и лязг оружия. Но вот звонки прекратились, отчетливо слышится гул машин, работающих на больших оборотах. И — громкая команда:

— Надеть спасательные пояса! Примкнуть диски к автоматам, закрепить гранаты!

Крупным шагом Суздальцев идет к сходням. Там уже скрипят тросы. За командиром роты — связные Кривцов, Зенков и комсорг Федя Вальков.

— Федя, будешь регулировать движение на правой сходне, ты, Кривцов, — на левой, а ты, Зенков, прыгаешь со мной.

Вдруг — удар, звон стекла, лязг железа, крики…

— Сели на риф! — кричит вахтенный.

Но и без того уже всем ясно, что в кромешной темноте судно село на камень. Суздальцев яростно ругается, потом отдает команду:

— Все по местам! Изготовиться! За мной — пошел!

Он прыгает одним махом с Зенковым. Вода пронизывающе холодная. И нет дна. Видимо, до берега еще не близко.

— За мной! — выплевывая горько-соленую воду, кричит Суздальцев. — Следить друг за другом, помогать слабым!

В темноте — плеск, бульканье и отчаянный вскрик:

— Братцы, тону! — Это голос Гришко. Кто-то уже рядом с ним:

— Давай автомат!

Другой голос:

— Сюда диски!

Третий голос:

— Брось вещмешок!

Вода кипит от множества тел — буль-буль-буль. Передних уже не слышно, а со сходен все падают и падают в воду — бух! бух! бух! И вот радостный, бегущий по воде голос: — Берег!

— Вперед, товарищи, берег близко!

Суздальцев и Зенков первыми встали на песчаное дно — по пояс. Слышен приглушенный гомон голосов справа и слева: там тоже выбрасываются десантники с судов. Суздальцев дожидается, пока вокруг него скапливается большая группа бойцов, и приглушенно командует:

— Оружие к бою! За мной!

Вот и берег — песок, укатанный волнами. За прибойной полосой — галечник, трава. Враг молчит. Неужели застигнут врасплох? Или это ловушка?

— Ложись у края травы, — тихо приказывает командир роты. — Командирам взводов разобраться в людях. Первый взвод — на месте, второй — вправо, третий — влево.

Суздальцев стоит у самой воды, прислушивается к всплескам. В воде уже меньше шума — выбираются на берег последние. Кто-то в темноте натолкнулся прямо на командира, чертыхнулся, спросил:

— Где второй взвод?

Не отвечая на вопрос, Суздальцев спросил:

— Твердохлебов?

— Я, товарищ старший лейтенант!

— Ты что, с другого судна?

Твердохлебов смеется, — теперь уже его не отправят обратно.

— С вами, товарищ старший лейтенант.

— Вот чертова голова! — в голосе Суздальцева добрая улыбка. — Как твой зуб, не болит?

— Побаливает, — сознался Твердохлебов. — Да разве теперь до этого? Голова будет цела, зубы вылечу!

Оба засмеялись.

Но вот, кажется, и последние выходят из воды. Слышно, как мокрые шлепаются в цепь у края травы. По цепи — приглушенный шепот, кашель, тяжелое дыхание позвякивание оружия. На море тихо, только где-то в темноте еле слышен гул машин — отходят десантные суда.

Легкими прыжками Суздальцев бежит к цепи, спотыкается о чьи-то ноги.

— Ты что, опупел? — шипит сердитый голос.

В цепи тесно. Суздальцев через кого-то перелезает вперед, командует вполголоса:

— За мной, вперед!

Охнула вся цепь, зашумела трава, затопали ноги. Впереди должен быть обрывчик, а за ним крутой косогор, — это знала вся рота Суздальцева по разведывательным данным. По бугру и косогору — дзоты, а перед ними две линии траншей. Рота задерживается у обрывчика, бойцы помогают друг другу взобраться на него: одни становится на плечи другому, вылезает на обрыв, потом вытаскивает за руки товарища. И все это делается с каким-то глухим хрипом, с ожесточенным шепотом. Обрыв уже позади. Суздальцев прислушивается. Тихо. И — снова вперед! С размаху падает через бруствер. Траншея. В ней пусто.

— Занять траншею! — бежит по цепи шепот. Короткая передышка. И — снова вперед! Косогор становится круче. Вот и вторая траншея — тоже пустая. Вперед, вперед! Ни выстрела, ни выкрика. Справа по цепи летит слово: „дзот“. Обратно возвращается другое: „блокировать“.

Где дзот? Ага, вот, чуть виден огонек в амбразуре. Цепь залегла в нескольких шагах. Кто-то уже пробрался к входу в дзот и звонко шепчет оттуда:

— Пусто!

Суздальцев — туда.

— Кто здесь?

— Рядовой Анисимов, товарищ старший лейтенант.

— Что там светится?

— Загляните, интересная штука.

И он потащил за рукав командира роты. Узкий ход сообщения, в открытой двери свет. Дзот довольно просторен. Грубый столик из неотесанных досок, на нем — полевой телефон и свеча. Вокруг — галеты, чашечка с недопитым кофе. Слева у стены — нары, на них куча одеял, солдатских шинелей; над нарами, на стене, офицерский китель. Суздальцев схватил китель — нашивки подпоручика, во внутреннем кармане бумажник с документами и деньгами.

— Здорово! — хохочет Суздальцев. — Не ждали они! Видать, на укрепления надеялись. Теперь только вперед, как можно быстрее вперед!

Цепь поднялась. Кончился откос, пошла ровная местность с высокой травой и отдельными купами кустарников. На пути попадалось много дзотов. Все они были пусты. Ясно: враг не ждал отсюда удара. Значит, удалась хитрость командующего: с вечера быстроходные суда совершили отвлекающий маневр вдалеке отсюда и вели там беглый артиллерийский обстрел берега. Спасены сотни жизней десантников!

Действия десантных войск ночью — самый трудный вид боя. Победа остается за тем, у кого больше инициативы, смелости, организованности, у кого крепче нервы. Противники не видят друг друга, и это больше всего страшит слабонервного.

Суздальцев, отправив связного к командиру группы захвата с докладом о результатах действий роты, снова поднял цепь. Продвигаться стало труднее — мешали заросли стланика. Вдруг справа пулеметная очередь. Звук захлебывающийся, видимо из амбразуры.

— Ложись! — командует Суздальцев. — Засечь огневую точку!

Кто-то подбегает.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите нам с Лагуткиным… Оружие добыть…

Ах, вот это кто!

— С одними гранатами?

— Ребята дают автоматы, только чтобы вы разрешили…

— Разрешаю. Передайте командиру второго взвода, чтобы выделил с вами еще троих.

— Есть!

И легкий топот растаял в темноте. А пулемет побулькает-побулькает и замолчит. Там, где-то на правом фланге, еще заговорило несколько пулеметов. Оживает японская оборона! Через несколько минут — гах! — взорвалась граната, за ней — вторая. Ближний пулемет врага захлебнулся. И вслед — глухая автоматная очередь. „Стреляют в амбразуру“, — подумал Суздальцев, ловя доносящиеся от дзота глухие звуки. Вскрик — и снова автоматная очередь. Рота молчит, прислушивается к опасному поединку, происходящему во тьме. Оттуда еще никто не прибежал, а уж по цепи пролетела весть: „Захватили! Было трое, один убежал, двоих побили“.

Цепь продолжает двигаться вперед. То тут, то там заговорит вражеский пулемет. В темноте, в зарослях десантники ловко блокируют и уничтожают дзоты. Но вот тьма начинает редеть. Уж видно за несколько метров человека. В это время заговорил дзот прямо впереди роты. Его блокирует одно из отделений, первого взвода. Когда дзот окружен и в амбразуру летит граната, справа блокировочную группу накрыл пулемет другого дзота. От группы приполз связной, запыхавшись, докладывает:

— Товарищ старший лейтенант, убит командир отделения Залыгин! Прохоров и Левашов ранены…

„Первый убитый, — думает с горечью Суздальцев. — Началось!“

Чем больше светало, тем сильнее становилась трескотня пулеметов и автоматов. А вот и вражеская артиллерия начала ухать. С моря ей ответила наша корабельная. Двигаться вперед стало труднее. Израсходованы почти все противотанковые гранаты. Выбыло из строя одиннадцать человек: трое убиты, восемь ранены. Медленно — очень медленно! — но рота все глубже вгрызается в оборону врага. Позади наших десантников уже полтора километра. По расчетам, до высоты 171, находящейся почти в центре укрепленного района, около пяти километров. До крайности нужны боеприпасы, а связь с кораблями страшно затруднена. Что делать? Суздальцев лихорадочно думает, ищет решения. В это время резко усиливается огонь корабельной артиллерии и поступает приказ с командного пункта группы захвата: наступление прекратить, окопаться.