Я открываю ноутбук, нажимаю на прыгающую иконку, и на моем экране появляется сияющее лицо Пейдж. Ее волосы все еще мокрые, а на лице косметическая маска: в Лондоне вечер и она готовится выйти потусить.

– Хаюшки тебе, – говорит она. – Расскажи мне все о твоей гламурной новой работе!

– О, да, подметать пол – это так гламурно.

– Постой, – она хмурится. – Твоя фантастическая стажировка – это изображать Золушку?

– Ах, верно, ты же еще не знаешь, – говорю я и объясняю все о произошедшей путанице: что фактически меня наняли на работу клерком/дворником/официанткой-подавальщицей/обслугой.

– Мне жаль, Грэйс, – говорит Пейдж. – Знаю, как сильно ты хотела попасть на эту стажировку.

– Это возможность зацепиться, – говорю я. – И я могу находиться рядом с восхитительными произведениями искусства.

Она многозначительно кивает.

– Да, черт возьми, – говорит она. – И ты надерешь им задницы и покажешь этим сучкам, кто тут босс.

Я смеюсь, зная, что она говорит серьезно и что ей бы не составило труда надрать кому-то задницу. Пейдж не колебалась бы ни секунды.

 – Я видела Рубенса вблизи.

Она ахает:

– Первый показ «Суда Париса»?

Пейдж работает в страховой компании оценщиком произведений искусства и антиквариата. Конечно же она знала о прибытии такого ценного шедевра.

Я киваю.

– Прежде чем его выкатили на сцену, когда я пошла за стульями. Я видела его достаточно близко, чтобы различить мазки, – я вздохнула, вспоминая. – Это было невероятно.

– Я слышала, Чарльз Сент-Клэр выиграл торги за шесть миллионов.

– Ого, – говорю я с удивлением. – В мире искусства новости быстро распространяются.

Пейдж пожимает плечами, дотрагиваясь до своей маски.

– Сент-Клэр является кем-то вроде знаменитости в мире искусства. Мой босс сказал, что его коллекция застрахована вроде как на сотни миллионов. У этого парня настоящий музей. И он горяч. Он такой же невероятный вблизи, как и во всех этих колонках светских хроник?

– Думаю да, наверное… – Я опускаю глаза, чувствуя как краснеют мои щеки.

– Что? – Пейдж знает меня слишком хорошо. Она подозрительно косится на меня. – Почему ты покраснела?

– Прошлым вечером произошло кое-что еще, – говорю я притихшим голосом.

– Оооо, – визжит она. – Что-то пикантное? Звучит интересненько.

– Я познакомилась с ним.

– Да! Какой он? – требовательно спрашивает Пэйдж. – Дай мне повод для сплетен. С кем он там был? Он пленил тебя своими глазами? Опиши его задницу. Детали, подружка, мне нужны детали!

Я рассмеялась и устроилась поудобнее в кровати с моим ноутбуком.

– Боже, он такой горячий. Как Бог, Пейдж, серьезно.

– Много слюнок пустила? Твое лицо ярко-красное! – она смеется. – Он тебе нрааааавится. Ты хочешь его поцеловать. Ты хочешь заняться с ним сладкой, сладкой любоооооовью.

– Так же, как и любая другая теплокровная женщина, которая на него смотрит, – усмехнулась я. – Но я делала за него ставки, когда ему нужно было отойти, чтобы ответить на звонок, и после этого он пригласил меня на ужин. Это же что-то значит, не так ли?

– Ко-нахрен-нечно! – восклицает она. – Горячим известным парням тоже надо ходить на свидания, разве нет?

– Он знаменит? Типа, телевизионная звезда? – спрашиваю я.

– Изредка. Он появлялся в качестве гостя на утренних шоу в Нью-Йорке и в Лондоне, чтобы пообщаться на тему бизнеса, или финансов, или искусства. – Она пожимает плечами. – Он молодой, знающий и обеспеченный. Не говоря уж о том, что горяч, как лава.

– Он занимается финансами?

Я понимаю, что ничего о нем не знаю. За исключением того, что он очаровательный и милый.

– Да, семейный капитал в банковской сфере, которым он глобально занялся несколько лет назад и утроил свой бизнес, – говорит Пейдж, качая головой. – Он стоит миллиарды. Грэйс, тебе и правда стоило бы знать, с кем ты собираешься пойти на свидание.

Миллиарды? Я чувствую тошноту.

– Значит, этот парень знаменит и владеет состоянием, которое в разы больше, чем я могла бы заработать за пятнадцать жизней. Здорово.

У нас нет ничего общего. Это свидание будет полной катастрофой.

– По крайней мере ты знаешь, что он не заинтересован в тебе из-за твоих денег, – язвительно замечает она, и мне хочется запустить в нее чем-нибудь через экран.

– Ну, спасибо.

– Ведь есть так много всего, за что тебя можно полюбить! – заканчивает Пейдж. – Твой ум, твое сердце, твой восхитительный вкус в выборе друзей...

– Я тебя поняла, – смеюсь я, но все же не могу избавиться от ощущения, что он слишком крут для меня.

Пейдж всматривается в свою камеру:

– Ты выглядишь слегка позеленевшей.

– Я просто не знала, что он так знаменит. – Я делаю глубокий вдох. – Ты же знаешь, это все так отличается от моего мира.

– Знаю. – Она дарит мне понимающую улыбку. – Но я серьезно – он счастливчик, что идет на свидание с тобой.

– А чувствуется совершенно не так. Те люди, с которыми я работаю, оказались кошмарными. Я и впрямь просто хочу показать им, что могу быть этого достойна, – произношу я, желая, чтобы мама была сейчас рядом.

– Замолчи. Ты уже стоишь гораздо больше, чем все эти баловни трастовых фондов с их спортивными машинами и осыпанными бриллиантами пеналами для губной помады. Не забывай об этом. И если Сент-Клэр не поймет этого тоже, то ебала я его миллиардерскую задницу.

Я взрываюсь хохотом.

– Мне так повезло с тобой, – говорю я.

– Об этом тоже не забывай, – сияет она. – Когда будешь известной художницей и мир настойчиво будет требовать твоего внимания, включая всех достойных горячих парней, просто помни, кто прикрывал тебе когда-то тылы.

– Какая-то девушка по имени Пенни...? Полли?

– Ха, – говорит она и показывает язык.

Мой телефон вибрирует от сигнала будильника.

– Прости, детка, мне надо пойти подготовится к моей смене в закусочной, – говорю я. – А ведь мы даже не поговорили о тебе!

– Эх, здесь ничего нового, – она пожимает плечами. – Лондон-шмондон. Здесь не перестает лить дождь, мои волосы уже молят о пощаде. Поговорим на следующей неделе?

– Угу.

– И сфотографируй задницу Сент-Клэра, когда вновь его увидишь, – требует она. – Помни, никакого секса без презерватива!

Она все еще посылает поцелуйчики на экране, когда я отключаюсь.

Внизу, в закусочной, дочь Джованни и Ноны, Кармелла, надежно руководит всем железной рукой. Я сегодня занимаюсь регистрацией: принимаю заказы и пишу заявки для изготовителей сэндвичей, но не могу перестать думать о Сент-Клэре. О Чарльзе. Даже его имя звучит горячо. Почему британцы никогда не бывают Чарли? Мне плевать, как он себя называет – если он позвонит мне, я бы хотела слушать его весь день.

– Не желаете майонез и горчицу? – спрашиваю у стоящей передо мной леди, которая заказала индейку с авокадо на пшеничном хлебе.

– Лишь слегка майонеза, – произносит женщина, а я думаю о руках Чарльза на моих, его губах на моей щеке. Раньше я никогда не встречала таких, как он. Уверенный, но не зазнающийся, вежливый, обаятельный, но вместе с тем настоящий.

– С вас десять пятьдесят, – говорю я. Чарльз доверил мне миллионы своих долларов. Поступил бы он так с кем попало?

 – Следующий!

Подходит молодая пара, повиснув друг на друге. Его рука в ее заднем кармане, а она уткнулась носом в его грудь.

Хочу, чтобы Чарльз хотел меня вот так же.

– Что я могу вам предложить? – говорю я, пытаясь оттолкнуть мысли о нем. Какого черта со мной происходит? Я никогда раньше не чувствовала такого по отношению к мужчине, никогда не томилась от желания быть вот так с кем-то рядом.

– ...и дополнительными солеными огурцами.

– Простите, что? – переспрашиваю я в растерянности. Похоже, я отключилась от реальности.

– Грэйс? Земля вызывает Грэйс? – Кармелла щелкает пальцами перед моим лицом. – Ты заболела или что? Ты сама не своя сегодня.

– Прости, Кармелла. Мне пришлось работать допоздна прошлой ночью. Я немного не в себе.