– Какого черта вы это делаете, мистер Хорнблауэр? О чем вы думаете?

Пелью только сейчас заметил, что Хорнблауэр спускает на воду находившийся под его командованием ялик. Ему было непонятно, что мичман собирается делать против галер со своей двенадцатифутовой лодочкой и командой из шестерых матросов.

– Мы можем подойти к одному из судов конвоя и усилить его команду, сэр, – отвечал Хорнблауэр.

– А, очень хорошо, продолжайте. Буду полагаться на ваш здравый смысл, хотя дело это гиблое.

– Вы молодец, сэр! – в восторге воскликнул Джексон, когда ялик отвалил от фрегата. – Просто молодец! Никто другой до этого бы не додумался.

Джексон, рулевой ялика, был уверен, что Хорнблауэр не собирается выполнять обещанное и усиливать команду одного из торговых судов.

– Даго вонючие, – процедил сквозь зубы загребной. Хорнблауэр чувствовал, что его команда охвачена той же безотчетной ненавистью к галерам, которую испытывал он сам. В те краткие секунды, анализируя свои чувства, он объяснил их обстоятельствами, при которых он впервые увидел эти галеры, а также запахом, которые те оставляли за собой. Никогда прежде не испытывал он личной ненависти; он сражался как слуга короля, не чувствуя враждебности к противнику. Но сейчас, под опаляющим небом, он вцепился в румпель, страстно желая поскорее сцепиться с врагом.

Баркас и тендер намного его обогнали и, хотя их команда уже отсидела два часа на веслах, скользили по воде с такой скоростью, что ялик, несмотря на преимущество, которое давало ему совершенно гладкое море, еле-еле нагонял их. Море за бортом было чистейшего, небесно-синего цвета; весла вспенивали его, делая белым. Впереди лежали суда конвоя, там, где застал их внезапный штиль. Сразу за ними Хорнблауэр увидел блеск весел: галеры быстро двигались к своей жертве. Баркас и тендер разошлись, чтоб прикрыть как можно больше судов, гичка осталась далеко за кормой. Если б Хорнблауэр и хотел высадиться на какое-нибудь судно, для этого уже не оставалось времени. Он положил руль к борту, собираясь держаться за тендером. В этот момент галера неожиданно появилась в промежутке между двумя торговыми судами. Хорнблауэр увидел, как тендер развернулся и направил свою шестифунтовую карронаду в нос приближающейся галеры.

– Налегай, ребята! Налегай! – выкрикивал Хорнблауэр, обезумев от возбуждения.

Он не мог себе вообразить, что будет дальше, но хотел быть, в самой гуще событий. Из шестифунтовой пушечки невозможно прицелиться на расстоянии больше ружейного выстрела – она годится на то, чтоб выпустить заряд картечи по толпе людей но бессильна против укрепленного носа галеры.

– Налегай! – снова выкрикнул Хорнблауэр. Они были у самой кормы тендера.

Карронада выстрелила. Хорнблауэру показалось, что он видит, как от носа галеры отлетают позолоченные щепки. С тем же успехом можно остановить разъяренного быка горохом из детской трубочки. Галера развернулась, весла ее задвигались быстрее. Галера шла на таран, как греки при Саламине[10].

– Налегай! – выкрикнул Хорнблауэр. Инстинктивно он повернул румпель, чтоб обойти тендер.

– Суши весла!

Гребцы замерли, и шлюпка по инерции скользнула мимо тендера. Хорнблауэр видел, как Сомс стоит на корме, глядя в лицо летящей к нему по синей воде смерти. Борт о борт тендер мог выдержать удар, но он слишком поздно попробовал увернуться. Хорнблауэр видел, как он повернул, подставив форштевню галеры свой уязвимый борт. Больше он ничего не видел – корпус галеры скрыл от него финальный акт трагедии. Весла ялика едва не задели весла правого борта галеры. Хорнблауэр услышал крики и треск, увидел, как галера на миг приостановилась от столкновения. Им овладела безумная жажда битвы, мозг его работал с лихорадочной быстротой.

– Левая, на воду, – закричал он, и шлюпка скользнула под корму галеры. – Обе на воду!

Ялик метнулся к корме галеры, словно прыгающий на быка терьер.

– Цепляйся за них, Джексон, черт тебя побери! Джексон чертыхнулся в ответ и ринулся вперед, перемахнул через головы гребцов, не сбивая их с такта, схватил кошку на длинном лине и с силой размахнулся. Кошка зацепилась за резное позолоченное ограждение на корме. Джексон потянул линь, гребцы с силой налегли на весла, и шлюпка подошла к самой корме. В этот момент Хорнблауэр увидел то, что долго еще мучило его во сне – из-под кормы галеры выплыла раздробленная передняя часть тендера с паяющимися за неё людьми – теми, кто остался после долгого пути под днищем потопившей их галеры. Искаженные, налитые кровью лица, лица покойников. Через мгновение они исчезли, и по толчку, передававшемуся шлюпке через линь, Хорнблауэр понял, что галера двинулась вперед.

– Я не могу удержать ее! – крикнул Джексон.

– Заверни на утку, болван!

Теперь галера тащила привязанный двадцатифутовым линем ялик на буксире у самой кормы, сразу за рулем. Вода пенилась вокруг, нос ялика от натяжения задрался вверх, как будто они загарпунили кита: по полуюту галеры кто-то бежал с ножом, чтобы перерезать линь.

– Убей его, Джексон, – крикнул Хорнблауэр. Пистолет Джексона выстрелил, испанец упал на палубу – хороший выстрел. Несмотря на горячечное возбуждение, несмотря на бурлящую кругом воду и палящее солнце, Хорнблауэр пытался продумать дальнейшие действия. Инстинкт и здравый смысл говорили ему, что самое разумное – атаковать противника, невзирая на численный перевес.

– Эй, вы, подтяните нас к ней! – крикнул он. Все в лодке бешено орали. Баковые гребцы повернулись вперед, ухватились за линь и налегли на него. Однако на такой скорости подтянуть шлюпку было невероятно трудно; после того, как ценой неимоверных усилий удалось приблизиться к галере на ярд, это стало просто невозможно. Кошка зацепилась за леерное ограждение полуюта ярдах в десяти выше уровня воды, и, по мере того как шлюпка приближалась к корме, угол, под которым отходил линь, становился все круче. Нос ялика задрался еще выше.

– Отставить! – приказал Хорнблауэр, и, вновь повысив голос, крикнул: – Ребята, вынимай пистолеты!

Над кормой галеры возникли четверо или пятеро смуглых лиц. Ружейные дула уставились в ялик. Началась перестрелка. Один из гребцов со стоном упал на дно ялика, но лица на корме галеры исчезли. Осторожно стоя на качающейся корме, Хорнблауэр не мог различить на полуюте галеры ничего, кроме двух макушек, принадлежавших, очевидно, рулевым.

– Заряжай, – сказал он матросам, чудом вспомнив отдать этот приказ. Шомпола вошли в пистолетные дула.

– Делайте это тщательно, если хотите снова увидеть своих подружек, – сказал Хорнблауэр.

Он трясся от возбуждения. Безумная жажда битвы застилала ему глаза, и лишь какая-то часть сознания, вымуштрованная часть, машинально выдавала взвешенные приказы. Жажда крови на время убила в нем лучшие чувства.

Все вокруг было как в багровом тумане – так вспоминалось ему позднее, когда он мысленно возвращался к этим событиям. Вдруг послышался треск разбиваемого стекла: кто-то просунул ружейное дуло в большое кормовое окно галеры. Теперь испанцу требовалось время, чтобы прицелиться. Беспорядочная пальба из ялика послышалась одновременно с ружейным выстрелом. Куда попала пуля испанца, никто не заметил; испанец упал.

– Клянусь Богом! Вот нам куда! – заорал Хорнблауэр и тут же себя одернул. – Заряжай.

Когда пули были загнаны в стволы, он встал. За поясом у него был пистолет, из которого он еще ни разу не выстрелил, на боку – абордажная сабля.

– Перебирайся на корму, – приказал он загребному. (Ялик не выдержал бы еще одного человека на носу).– И ты тоже.

Хорнблауэр встал на банку, оглядывая натянутый линь и окно каюты.

– Посылай их за мной по одному, Джексон, – приказал он.

Собравшись с духом, Хорнблауэр прыгнул на линь, линь провис, и ноги его коснулись воды, но ему удалось, собрав все силы, несколько раз перехватить руки и взобраться по линю. Вот и разбитое окно. Размахнувшись ногами, он выбил большой кусок оставшегося стекла, просунул внутрь ноги, а затем и все тело. Он со стуком спрыгнул на палубу каюты: после ослепительного солнца снаружи там было совсем темно. Встав на ноги, он наступил на что-то мягкое, оно застонало от боли – очевидно, это был раненый испанец. Рука, которой Хорнблауэр вытаскивал саблю, была в крови. В испанской крови. Выпрямляясь, он с оглушительным треском врезался головой в палубный бимс. Каюта была совсем низкая, не выше пяти футов, и он чуть не потерял сознание от удара. Но вот перед ним дверь, и он ринулся вперед, сжимая в руке саблю. Над головой он услышал топот; сверху и спереди звучали выстрелы. Испанцы на корме перестреливались с командой ялика. Дверь каюты выходила на низкую полупалубу. Хорнблауэр бросился туда, в яркий солнечный свет, и оказался на крошечной полупалубе, начинающейся от уступа полуюта. Узкий переходный мостик тянулся между двумя рядами гребцов. Хорнблауэр увидел бородатые лица и копны взлохмаченных волос; тощие загорелые тела ритмично двигались взад-вперед, налегая на весла.