А потом он уходит.

Я отступаю к стене, кладу одну руку на стену, а другую на грудь. Думаю, что у меня приступ паники.

Дух подходит ко мне, кладет руки на мои щеки и поднимает мое лицо, чтобы посмотреть мне в глаза. Спокойно он инструктирует меня:

— Дыши, Тина. Просто дыши. Легко и просто. Вот так.

Я стараюсь контролировать свое дыхание, когда Нат появляется с пакетом льда для моих разгоряченных лица и шеи.

Дух берет лед у Нат и аккуратно проводит им по моей шее и щекам.

Он смотрит на нее и говорит:

— Спасибо за звонок.

Она кивает, но остается сосредоточенной на мне. У меня не было панических атак уже год. Я не чувствую, что контролирую свое собственное тело, и это отстой.

Определенно, я не скучала по этому.

Нат кладет руку на мой лоб и шепчет:

— Ты в безопасности. Успокойся, детка.

Я киваю и закрываю глаза. Мое сердце не прекращает учащенно биться.

Нат приближается к моему уху и шепчет:

— Помнишь, как Миа всегда говорила «моя» вместо «я», и когда просила что-то, то получалось: «Моя хочет смотреть кино» или «Моя хочет конфету»?

Я улыбаюсь, вспоминая. Киваю, и мое дыхание немного замедляется.

Она продолжает:

— А как она не могла выговорить букву «Л» правильно, она говорила: «Миа хочет анч» вместо «ланч».

Я хихикаю и киваю. Я обливаюсь потом, но могу дышать глубоко.

Нат тихо смеется.

— Помнишь, когда она опустошила целую баночку детской присыпки на диван и бросала ее как снег?

Я начинаю хохотать, но смех быстро переходит в тихие рыдания. Я скольжу вниз по стене и опускаюсь на пол. Мое тело как желе.

Миа ушла. Мой драгоценный ребенок. Все, что у меня есть — это воспоминания.

Нат садится рядом со мной и обнимает мое безжизненное, дрожащее тело. Я чувствую, что ее тело тоже дрожит. Мы несем траур по моей дочери вместе. Истинный друг чувствует вашу боль и не говорит ничего воодушевляющего, но простые объятия могут стоить большего, чем любые слова.

Без предупреждения я встаю, беру букет и выхожу за дверь. Моя кровь кипит, и я тяжело дышу. Я кричу, когда бросаю цветы на дорогу и смотрю, как автомобили проезжают по ним.

Это был подарок за двести долларов. Теперь нет ничего, кроме мусора. Так же, как и человека, который подарил их мне.

Я пересекаю тротуар, чтобы увидеть, как Дух и Нат стоят в дверях «Сафира» и улыбаются.

Я закрываю глаза и дышу глубоко.

Собираюсь с мыслями, подхожу к Духу и целую его в щеку, сразу после этого целую Нат.

Затем иду прямо на склад, закрываю дверь, сажусь за стол и рыдаю. 

— Что именно он сказал ей? — спрашиваю я.

Дух отвечает:

— Я не знаю, Ник. Она была ужасно расстроена и со слезами на глазах, когда я туда пришел.

Мое сердце сжимается.

Он выглядит нервно, когда продолжает:

— Это ничто по сравнению с тем, что произошло после того, как он ушел. У твоей девушки был нервный срыв. Она дрожала как осиновый лист, покраснела и рыдала — настоящая паническая атака. Пришлось охлаждать ее льдом. Нат сказала ей что-то, что я не мог расслышать, но все, что она говорила, казалось, помогало. Они обе были в слезах. — Он ухмыляется. — Затем Тина взяла цветы, вышла из магазина и бросила на полосу встречного движения. Прекрасно, мужик.

Это забавно.

Я просто не могу заставить себя думать о чем-нибудь другом, кроме Тины, у которой был срыв. Вот почему я вышел из «Хаос». Это влияет на вашу семью. Теперь я даже не часть братства больше, и, тем не менее, это влияет на мою девочку.

Не-а. Мне это не нравится.

Так много мыслей проносится в моей голове. Я спрашиваю:

— Ты думаешь, что наконец-то Омар исчезнет?

Дух хмурит лоб и отвечает:

— Они называют его непредсказуемым не без причины, брат. Я просто надеюсь, что Тина не унизила его. Он воспримет это как личное оскорбление.

Тина — сама вежливость. Ни в коем случае она не могла отнестись к нему неуважительно.

Я качаю головой.

— Тина, о которой мы говорим, ненавидит конфликты. Исключено.

Дух кивает головой в знак согласия.

Так почему же у меня до сих пор плохое предчувствие? 

Мой телефон пиликает.

Я проверяю его и вижу, что получила сообщение Ника, он спрашивает меня, всё ли в порядке. Он звонил несколько раз, но у меня не было сил ответить и сделать вид, что всё хорошо.

Сейчас я чувствую себя немного лучше. Я утопила мои печали в кофе и конфетах. Решаю пойти к нему. Я оставляю Нат в магазине, и она машет мне из двери.

Наверное, это выглядит хуже некуда.

Я иду в его кабинет. Ник сидит за своим столом, разговаривая по телефону. Он замечает меня, и черты его лица смягчаются. Машет мне. Я подхожу к нему, и он тянет меня вниз к себе на колени. Крепко обнимает меня и продолжает разговаривать по телефону, все время поглаживая мою спину и оставляя мягкие поцелуи на моих волосах.

Я расслабляюсь. Ничто не сравнится с этим. Ник — мой личный способ снятия стресса.

Мое тело становится слабым, и я чувствую сонливость.

Ник заканчивается свой телефонный разговор, кладет трубку на стол и еще крепче обнимает меня.

Он спрашивает:

— Ты в порядке, детка?

Я киваю ему в грудь. Я не доверяю себе говорить. Это был эмоциональный день, и я расплакалась почти на ровном месте.

Чувствую его дыхание у моего уха; он вздыхает и продолжает держать меня.

Решаю прервать молчание:

— Кто такой Маркус?

Ник застывает. Это нехорошо.

Он расслабляется и объясняет:

— Маркус был старшим братом Омара. Он был убит много лет назад.

Я не верю в это. Тут кроется большее, и я хочу знать.

Я шепчу:

— Как он умер, Ник?

Он вздыхает и сжимает меня, как будто думает, что я буду брыкаться, и начинает рассказ:

— Маркус ворвался в дом моей семьи, когда мне было почти шестнадцать лет. Он пытался попасть в офис моего отца, чтобы украсть что-то. Папа услышал кого-то в доме. Он застрелил Маркуса, и тот умер позже в ту ночь.

Я задыхаюсь и вцепляюсь в него. Не уверена, как должна чувствовать себя по этому поводу.

Ник продолжает:

— Когда прибыла полиция, чтобы принять заявления, и они спросили, кто первым выстрелил, я сказал, что это был я. Омар думает, что я застрелил его брата. Я был просто ребенком, и защищал папу, детка. Я получил условный срок, и несколько месяцев спустя мой отец погиб. Так что это не имеет никакого значения, в любом случае. Омар — один из «Шестерок». Дядя Джерм руководит ими, и он знает, что я этого не делал. Вот и все, что имеет значение.

Я молчу, в то время как перевариваю это. Это объясняет напряженность в отношениях между Омаром и Ником. Может быть, Омар просто хотел использовать меня, чтобы добраться до Ника.

— Мне очень жаль, детка, все это — моя вина, — он шепчет, сжимая мое плечо.

Я шепчу:

— Нет, это не так. Твой отец был защитником семьи, и ты защищал своего папу. Я хотел бы сделать то же самое для моего папы, Ник. Честно, я бы хотела.

Мы молчим. Просто находим утешение в объятиях друг друга.

Через несколько минут я вздрагиваю, когда мой телефон взрывается в кармане «Little Talks» Monsters and Men.

Я вскакиваю, вытаскиваю его из кармана и отвечаю:

— Привет, мисс Молли, все в порядке?

Я в шоке, когда слышу ее всхлипы:

— О, дитя. Я пыталась снять его, но не могу достать. И кровь... много крови. Он подвешен. Я не могу добраться до него. Мне так жаль, дитя, — она говорит это все в спешке и трудно разобрать слова.

У меня бешено колотится сердце. Я так растеряна. Она звучит потрясенной и растерянной одновременно.

Я прошу:

— Молли, скажите мне, что случилось. Там кровь? Кто-то поранился?

Ник мгновенно вскакивает и становится рядом со мной. Он поворачивает меня лицом к себе и вопросительно смотрит на меня. Я пожимаю плечами. В словах Молли нет никакого смысла.