— Такой договор стал бы благом для всех, — заверил Иеремия.

— Зависит от того, о чем договариваться. Ты же слышал Юсуфа, Бен Гурион предлагает создать федерацию стран Ближнего Востока. Даже допускает возможность, что ее частью станет объединенное государство арабов и евреев. Раньше шариф Хусейн уже согласился разрешить евреям селиться в большом арабском государстве, но с тех пор многое изменилось, думаю, что даже слишком, — сказал Мухаммед.

— Что было, то прошло, — снова ступил в разговор Михаил.

— Мусу аль-Алами заботит то же, что и нас — что еврейская иммиграция не прекращается, и они скупают нашу землю, а в особенности его волнует та нищета, в которой живут наши крестьяне, лишенные привычной работы поденщиков. Насколько я знаю, он также сказал Бен Гуриону, что они не придут к согласию, если сионисты будут настаивать на праве скупать земли. Бен Гурион — непростой человек, его трудно убедить в чем-то, что противоречит его представлениям, — заявил Юсуф, наблюдая, как на его слова отреагируют Иеремия, Игорь и Натаниэль — эти люди были его друзьями, но всё же евреями.

— А муфтий? Почему муфтий не принял предложение Бен Гуриона? — поинтересовался Игорь, искоса посматривая на своего сына Бена, залезающего на дерево, и спрашивая себя, почему Марину не беспокоят шалости сына.

— Насколько я знаю, муфтия Хусейна это предложение заинтересовало, хотя он и не доверяет сионистам, да и с какой стати нам раздаривать свои земли? Эта земля наша, — заявил Юсуф.

— Если и те, и другие будут стоять на своем, то мы так и не придем к соглашению, а от этого потеряют все. Поэтому я не понимаю, как содержание переговоров Бен Гуриона и Мусы аль-Алами просочилось в прессу. Об арабском государстве сообщаются самые мелкие детали, тот, кто допустил утечку, хотел исключить малейшую возможность заключения договора, — сказал Михаил.

Дина подумала о Самуэле. Ей хотелось узнать мнение старого друга. Она слушала мужчин и говорила себе, что они неискренни, что хотя и называют себя друзьями, но не разделяют одну и ту же точку зрения, да и не хотят знать мнение другого. Юсуф больше остальных был уверен в собственных словах, как и Михаил, который поддерживал Луи и теперь замолчал. Она знала, что Луи — член партии «Хагана», тайного вооруженного формирования евреев. Никто не говорил ей об этом, она просто знала, она ведь была знакома с Луи с того дня, когда он приехал в Сад Надежды. Очень скоро он вступил в «Ха-Шомер», стал одним из «стражей», которые защищали первых поселенцев от бандитских набегов. Луи всегда был слишком большим мечтателем, чтобы смириться с жизнью крестьянина. Он вечно переезжал из одного места в другое и называл себя пылким сторонником Бен Гуриона, превратившегося в голос и душу всех приехавших в Палестину евреев.

Она внимательно слушала Михаила. Мириам прикурила еще одну сигару, и также напряженно вслушивалась в мужские разговоры, пытаясь разобрать из их слов, что ждало в будущем.

Михаил сказал, что Бен Гурион также встречался с руководителем Истикляля, но результатов это не принесло.

— Вести переговоры — это важно, мы постоянно должны этим заниматься. Если арабы и евреи приложат усилия, чтобы услышать друг друга, влезут в чужую шкуру, то всё станет гораздо проще, — сказал Игорь.

Все согласились, что Игорь прав, и даже Дина молча кивнула. Все считали Игоря очень разумным молодым человеком. Марина не ошиблась, выйдя за него замуж: он оказался хорошим мужем и отцом, уделявшим много внимания их единственному сыну Бену. Даже Мухаммед признавал достоинства Игоря. Он и сам считал Игоря справедливым человеком, который заботился о своих подчиненных — рабочих-каменотесах. Он легко и быстро завоевал уважение рабочих-арабов, поскольку не делал никакого различия между ними и евреями. Мухаммед, правда, говорил, что Иеремия тоже никогда не позволял себе ничего подобного, но у Игоря справедливость была в крови.

Однако друзьями Мухаммед и Игорь так и не стали. Между ними стояла Марина. Дина была права: Мухаммед и Марина расстались, но никогда не переставали любить друг друга. Марина была верной женой, а Мухаммед питал к Сальме глубокое уважение, однако, ни Игорь, ни Сальма так и не смогли вытеснить из своих сердец прежнюю любовь. Порой, ловя их случайные взгляды, Дина замечала отблеск этого чувства.

Дина облегченно вздохнула, увидев, как Мухаммед зажег спичку и предложил Игорю закурить.

И в эту минуту она вдруг почувствовала, что тоже хочет закурить. Она бы охотно попросила у Мириам одну из ее ароматических сигар, но тут же спросила себя, что бы подумал Ахмед, увидев, что она курит. Оба они принадлежали к другому поколению, росли в другое время, когда в жизни не было места для некоторых укоренившихся позднее привычек. Нет, Ахмед ни за что не допустил бы, чтобы Дина курила — тем более, сейчас, зная, как это шокировало бы Мухаммеда. Дина сердито прогнала от себя эту мысль; что ни говори, она слишком стара для того, чтобы бросать вызов традициям. И уж тем более она не хотела, чтобы курила ее дочь Айша.

Голос Мойши вернул ее к реальности.

— Не думаю, что Бен Гурион настолько наивен, но если он действительно так считает, то серьезно ошибается. Никакого общего государства быть не может, а уж тем более внутри Арабской конфедерации. Мы должны бороться, мы не можем позволить снова себя обмануть, и конечное решение может быть только одно: либо мы, либо вы.

Речи Мойши возмущали всех присутствующих, а Дина его прямо-таки ненавидела. Мойша был единственным евреем, который внушал ей страх. И как они все только терпят его в Саду Надежды? — недоумевала она. Этот человек был здесь чужим; было в нем что-то такое, что создавало непреодолимую пропасть между ним и остальными ему подобными — такими, как Самуэль, Игорь, Иеремия, покойные Ариэль с Яковом, Луи и даже импульсивный дерзкий Михаил.

— Никто не говорит, что это будет легко, но почему ты считаешь, что это невозможно? Ты утверждаешь, что был большевиком, но разве коммунисты не утверждают, что все люди равны? Мой отец погиб, потому что верил в это. Вот скажи на милость, по какой такой причине арабские и еврейские труженики не могут жить в мире? — Михаил едва сдерживал гнев, в который его всегда вгоняли рассуждения Мойши. Как и остальные, он тоже не любил этого человека.

— Какие причины? — ответил Мойша, тоже повышая голос. — Могу назвать сразу три: разные интересы, различие культур, различие вероисповеданий. Или тебе нужны еще какие-либо причины?

— И ты считаешь, что это дает тебе право уничтожать тех, кто не похож на тебя? — Мухаммед с трудом сдерживал клокочущую в груди ярость. — Ты в самом деле думаешь, что это дает право арабам убивать евреев, а евреям — арабов? Так вот, чтобы тебе было ясно: так считают лишь одни дураки.

— Мухаммед прав, Мойша, — вступил Игорь. — Ты просто дурак, а люди вроде тебя ставят под удар нас всех. Ты так ничего и не понял за те годы, что прожил среди нас. Я думаю, что мама, Кася и Самуэль совершили ошибку, пригласив вас жить в Саду Надежды.

Последние слова Игоря несколько обескуражили Мойшу.

Дина заметила, как дрожит Мириам, она и сама ощущала такую же дрожь.

— Хочешь сказать, что предпочитаешь арабов, а не евреев? — с вызовом спросил Мойша у Игоря.

— Хочу сказать, что люди вроде тебя приносят одни несчастья. Что касается твоего вопроса, то отвечу так: меня учили не судить людей в зависимости от того места, где они родились, ни от того Бога, которому молятся. Я сужу их по тому, что они несут в своем сердце, и мне не нравится то, что я вижу в твоем. Не смей нас оскорблять, иначе тебе придется покинуть Сад Надежды, — тон Игоря был таким твердым, что никто не решился заговорить.

Мойша поднялся, глядя на всех с презрением, и не проронив ни слова, отправился на поиски жены. Эва находилась с остальными женщинами, и он настоял, чтобы они ушли.

После стычки атмосфера стала напряженной. Дина не отдавала себе отчет, что говорит вслух, но все ее слышали.