Изменить стиль страницы

Неожиданно для себя Анмай рассмеялся. Ни одна из сторон не сможет одержать победы — но оставался еще третий путь: мирное объединение. Это, бесспорно, был бы лучший выход. Но как убедить их?

Он с ужасом понял, что даже не знает имен своих врагов — два века полного разрыва сделали свое дело. Между Государством Фамайа и ССГ не было никаких отношений — только подозрения и ненависть. Но все иные пути были отныне для него закрыты. Остался лишь один — навстречу своим врагам… или смерти мира.

Возвращаясь по коридору, полному туманных призраков, Анмай поклялся, что сделает все, чтобы не допустить войны. Наверняка с правителями ССГ можно найти общий язык. Просто никто из его предшественников не занимался этим всерьез! И он пройдет свой путь до конца, постарается, чтобы работы по овладению Йалис не уничтожили весь этот мир. Это же чисто техническая задача! Все остальное, в том числе и его собственная участь, просто неважно. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как добрался до центрального ствола.

Но, когда Вэру мчался вверх в скоростном лифте, ему показалось, что он взлетает к звездам.

Глава 4

Путь к хаосу

Уж нет ли в этих песнях непонятных

Каких-нибудь идей превратных?

Поешь прекрасно ты, и звучен голос твой,

Да надобен надзор, мой милый, за тобой.

Городовой!

Сведи в участок Соловья!

Там разберут, брат, эти песни!

«Бурелом», 1905, N1.

Какое-то время после разговора Маоней Талу сидел неподвижно, просто не веря в случившееся. Потом, словно очнувшись, мотнул головой, отбросив лезущие в глаза волосы и вышел из комнаты радиостанции — ему не терпелось заняться делом, о котором он столько мечтал. Шагая по просторным темным коридорам Замка к двум отведенным ему низким маленьким комнаткам, он уже составил в уме список всего, что стоит взять в дорогу. Своих вещей у него вообще было немного, так что сборы получились недолгими: запасная одежда, несколько любимых книг и бытовые мелочи без труда вошли в обычную дорожную сумку. Он сунул в кобуру свое оружие — армейскую восьмизарядную «Омегу», — добыв ее из заводской коробки. Распихав по кармашкам на ремне обоймы и засунув в сумку коробку с патронами, он огляделся, вспоминая, не забыл ли чего, прихватил ноутбук с передатчиком, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.

Запирая дверь, он вдруг подумал, что в последний раз видит свое уютное жилище.

И не ошибся.

* * *

Выехав из ворот Замка, Маоней обернулся. Силуэт старинной крепости, черный на фоне зари, вдруг вызвал приступ неожиданной тоски — он уже привык считать ее своим домом. Сама заря стала ярче, чем полчаса назад — ее яркость зависела от количества поглощаемой Бездной материи, и никто не мог предвидеть этих изменений.

Его открытая машина мчалась в «Золотые сады» по широченному, прямому, как луч, проспекту Революции, в это время пустому — несмотря на два века без солнца, повсюду на Уарке соблюдался старинный суточный счет времени. Вдоль проспекта, утопая в пышной черной листве скверов, возвышались угловатые массивы старинных, построенных еще до Великих Войн зданий. Толстые ребра отклоненных внутрь пилонов разделяли их ступенчатые темные фасады; лишь изредка на них мелькало желтое пятно освещенного окна.

Машина перемахнула мост через широкий канал Победы, оказавшись в Новом Городе. Здесь была воссоздана архитектура Империи Маолайн, древней родины файа — длинные ряды одинаковых, снежно-белых узких пирамид, украшенных цветными огнями. Наклоненные наружу стены их уступов-террас отбрасывали вниз свет медленно розовеющей зари, смешивая его с синим, медно-оранжевым и белым светом низких фонарей, утопающих в кронах деревьев.

Ярко-белые, отливавшие чудесным нежно-розовым оттенком здания, словно сны, поднимались очень высоко в дымчато-темное, рассеченное тонкой дугой Нити небо: каждая пирамида состояла из десяти пятиэтажных уступов. Их снежная облицовка эффектно контрастировала с деревьями — пучками попарно ветвящихся стеблей, увенчанных черными дисковидными листьями с зазубренными краями. Деревья скрывали основания громадин и опоясывали их террасы словно бы полосами черного, просвеченного разноцветными огнями дыма. Спокойная вода каналов отражала дымчато-темный блеск небес, белые откосы берегов и силуэты башен.

Здесь на улицах было много пёстро одетой молодежи — в более чем миллионной Товии она составляла половину населения. Мелькали и коричнево-смуглые широкоскулые лица файа и более бледные — других народов огромного государства. Файа, в большинстве, были стройны и мускулисты. Дважды изогнутые, как лук, губы и длинные, слегка раскосые серые глаза делали их красивыми и Маоней не видел ничего удивительного в господствующем положении своей расы. Раз она самая симпатичная, то она и должна править, как же еще?

Дальше на восток, уже за пределами города, потянулись бесконечные плоские крыши промышленного района. Жизнь здесь не затихала никогда. Среди сияющих окон цехов и труб мелькнула ярко освещенная дорога, ведущая на плато, к Цитадели. Петляя, она всползала вверх по скалистым уступам, увенчанным огромной массой крепости, подобной чудовищной черной короне; ее башни обрамляли созвездия тревожно-красных огней.

Впереди, в конце проспекта, показалась высокая железобетонная стена с башнями-дотами, окружающая самый крупный во всей Фамайа нейрокибернетический центр — «Золотые сады».

Маоней сразу окунулся в царящую здесь возбужденную рабочую атмосферу. Всюду мелькали занятые чем-то служители и специалисты, неторопливо ползли самоходные клетки для перевозки гекс.

Он включился в это безостановочное движение — бегал по всем Садам, сидел у компьютера, отдавал и исполнял приказы. Наконец он оказался на гребне толстой стены, окружающей один из обширных прямоугольных вольеров; там спокойно бродили огромные шестиногие существа, покрытые жесткой белесой шерстью. Массивные головы, венчавшие длинные гибкие шеи, склонялись вниз, словно трава, и тут же выпрямлялись. Взгляд Талу перешел на ферму перекрывавшего загон мостового крана. С его тележки свисал похожий на ребра раскрытый захват подъемника. Маоней мечтательно улыбался.

* * *

Окрус Ватпу, по кличке Философ, проснулся от внезапного страха. Он еще не успел осознать своих ощущений, когда в смрадную тьму барака ворвался оглушительный трубный рев. «Проклятые твари!» — подумал он, переворачиваясь на другой бок. Но тут рев гекс перешел в страшное многоголосое гудение, какого ему не приходилось слышать за все семь лет своего заключения. Гул тотчас дополнился металлическим треском, а затем — испуганными воплями охранников и стуком пулеметов. Он вскочил, как подброшенный, и кинулся к окну.

Сквозь забранное частой решеткой грязное стекло было видно, что караульные гексы уже повалили высокую железную ограду своего загона и теперь с неожиданной яростью штурмовали ограду лагеря. Ни огонь пулеметов, ни искры, сыплющиеся из перехлестнувшихся проволок электрозаграждения, не могли их остановить. Его бетонные опоры начали крениться. Еще одно яростное усилие — и ограда втрое выше человеческого роста рухнула, увлекая за собой сторожевые вышки.

Когда находившиеся под напряжением в шесть тысяч вольт провода коснулись земли, сверкнуло ослепительно-синее пламя короткого замыкания. Все ярко освещавшие лагерь огни в одно мгновение погасли; повис тревожный желтоватый полумрак. Масса темных силуэтов, увенчанных жутко качавшимися шеями, продолжала напирать, топча и сминая проволочные заграждения. Путаясь в колючей проволоке и разрывая ее, как нитки, гексы проломили внутреннюю ограду и ворвались во двор.

«Сейчас они их успокоят» — с внезапной надеждой подумал Философ, переводя взгляд на окруженную сеткой высоковольтного заграждения радиомачту, стоявшую в центре территории лагеря.