Завидев соплеменников, словене из войска Цернорига первыми обратились в бегство. Следом пропало желание воевать у даков и языгов, а вскоре и у самих бастарнов. Все — конные, пешие, колесничие — бежали на юг и запад, забыв про обоз, где уже хозяйничала дружина Андака. Беглецов даже не преследовали.

Вышата, глядя, как гаснут светящиеся рога у гибнущих и бегущих кельтов, утёр пот со лба и сказал, широко усмехнувшись:

   — Что, перебесились?

Мирослава с довольным смехом бросилась на шею Ясеню, и тот зарылся лицом в её рыжие волосы. Только она и могла ему заменить Добряну, которую совсем недавно, весной, отбил у него Ардагаст. Улыбалась и Милана, довольная, что её Сигвульф вышел из боя живым и даже не раненным.

Ардагаст по-сарматски, поднятой рукой приветствовал словенского и дреговицкого князей, а потом, не сходя с коня, трижды обнялся с каждым из них. Обнялся с отцом и дрегович Всеслав, бившийся рядом с царём. Волх, уже в человеческом облике, только посмеивался в усы: мол, что бы вы без нас делали, сидельцы болотные? Вячеслав возбуждённо рассказывал Ардагасту:

   — Поверишь ли, за этим туманом бесовским не только не видели — и не слышали, что в поле творится. Пока наши волхвы вместе с вашими его не развеяли, думали мы, что волохи по-прежнему нас окружают. Глядим, а вокруг котловины никого, кроме друидов, да и те удирают.

Высокий Словении с расшитом кептаре, с окровавленным топором выступил вперёд, поклонился в пояс царю росов:

   — Ардагаст, Солнце-Царь! Да наградят тебя боги за то, что избавил нас от лютого Чернорога и бастарнов его. Изгони их прочь с Днестровской земли. Вся она, до самых вершин Карпатских, искони наша, венедская, словенская. Заодно выгони языгов-пёсиголовцев и даков — их сюда волохи пустили. Все даки — воры и пьяницы, и порода их волчья...

   — Наша — тоже, — грозно прорычал Волх.

   — Огненная Правда, которая превыше самих богов, говорит: злые люди есть в каждом народе, но нет народа, недостойного жить под Солнцем и согреваться его лучами, — сказал царь. — Я сокрушу и покараю всякого злодея, но без вины никого не изгоню. На то я и зовусь Ардагаст — Гость Огненной Правды.

   — Эта земля — наша. Наши предки, сколоты-траспии, ею прежде всех вас владели. Даки нам тогда покорялись, а словене в верховьях Днестра ютились. И мы сюда переселимся из Дрегвы всем племенем, — решительно произнёс Вячеслав. — Но изгонять никого не будем. Земля здесь велика и обильна, и места на ней под Солнцем всем хватит.

Уцелевшие колесницы уносились на юг. Угрюмый, но не сломленный, стоял на своей колеснице Цернориг, и ветер трепал его крашеные волосы. Рядом ехал Морвран. Царь бастарнов и царь друидов молчали. Царь не набрасывался на друида с упрёками за то, что тот не обрушил на врага всю силу своей магии. Наверняка Морвран снисходительно ответит, что магическую силу в бою нужно использовать очень осторожно, а против воюющих лишь обычным оружием её вообще лучше не применять. Ничего, пусть теперь защищает свои священные города какой хочет силой — хотя бы задержит росов, а он, царь, тем временем соберёт на западе новое войско. Главное — его сын, его надежда, уцелел в битве. Вот он едет на коне рядом, такой же молчаливый и сумрачный, но не побеждённый, как и отец.

Не чувствовал себя побеждённым и Морвран. Разбито всего лишь войско царя. Пусть почувствуют все эти вояки, как слаба их сила без силы богов и стихий. А этой силы в священных городах больше, чем воины способны себе представить. И освоили её друиды за три века основательно.

На равнине у истоков Збруча войско росов хоронило и поминало погибших бойцов. Тела венедов жгли на кострах, сарматов — предавали земле. Только что вернувшиеся из боя ратники снова бились на тризне[19] — без этого души павших воинов не будут спокойны. Здесь же, у могил и погребальных костров пировали, пели, плясали, шутили — не оттого, что не жалели павших товарищей или не ценили земную жизнь. А затем, чтобы тёмная сила Смерти-Яги не могла одолеть силу Жизни-Лады.

Улучив миг, Андак отошёл в укромное место и достал халцедоновый амулет. Всадник с копьём конечно же Саубараг, бог ночных разбоев, которого князь всегда почитал. А старик со смертоносной косой? Наверное, Владыка Преисподней. Или Сырдон, убийца солнечного бога. С ними лучше не иметь дела, если ты не колдун. Андак поёжился, поднёс амулет к губам. Перед его мысленным взором тут же предстал иудей в чёрной одежде с серебряным шитьём. Шёпотом, дрожа и запинаясь, рассказал ему сармат о битве. Выслушав его, Валент пренебрежительно усмехнулся:

   — Всё это интересно для вас, варваров, а не для меня. Буйство грубой силы, а силы духовные почти не участвовали. С этими силами друиды вас хорошенько познакомят в священных городах. Если после этого от вашей орды что-то останется, это уже будет любопытно. А если она победит, тогда мне надо будет если не вмешаться, то перебраться поближе к вам.

Иерофант лукавил. Он уже был в дороге и как раз одолевал южные Карпаты на пути к Сармизегетусе — столице Дакии.

ГЛАВА 2

Война с друидами

Войско росов шло на юг правым берегом Збруча. Извилистая река текла спокойно и лениво среди болот и густых камышей, среди степей, дубрав и берёзовых рощ. Вдруг за очередным поворотом пологие берега сменились белыми скалистыми обрывами. А вскоре поперёк пути войска, по обе стороны реки, встал величественный горный хребет. Белые и серые скалы поднимались из земли, будто кости громадного мёртвого змея, а поверх них горели золотом осенней листвы густые леса.

   — Медоборы, святые горы, — торжественно произнёс Вячеслав. — Тянутся они от священной горы Рожаницы, где западный Буг начинается, до Днестра.

   — Благодатные места, — подхватил леший Шишок. Он, неуютно чувствовавший себя в степи, не участвовал в бою, но теперь, завидев леса, заметно оживился. — Не бывал, но слышал: мёд здесь самый знатный. Рай для бортников! И зверья видимо-невидимо: олени, кабаны, медведи...

   — Кому что, — усмехнулся Вячеслав. — Здесь, в самом сердце Медоборов, наши священные города. Богит, град Рода, и Звенигород — град Ярилы и ещё троих богов.

   — Ярила! Слышите, росы? — громко сказал Ардагаст. — Тот, кто нас вёл всю зиму через полесские дебри.

   — Ярила! Аорсбараг, Белый Всадник! С ним не пропадём! — радостно зашумели венеды и сарматы.

Собеслав, от сородичей-словен хорошо знавший, что творится в приднестровских землях, вздохнул:

   — Были святые места, а стали чёртовы. Видите пещеры в скалах? Друиды там живут. Им для злых чар уединение надобно. В Звенигороде поставили пятерых каменных идолов: вместо Перуна с Додолой — Таранис и жена его, вместо Даждьбога — Луг, вместо Велеса — Цернуннос оленерогий, а вместо Ярилы — Кромм Круайх, которого человечьими головами ублажают.

   — Ярила тоже держит в руке человеческую голову, — заметил Ардагаст. — И ему человеческие головы приносят, и Даждьбогу. А для Перуна режут отрока и девицу.

   — Зато для него не жгут людей живьём в хворостяных чучелах, как для Тараниса, — возразил Словении. — А чтобы для ворожбы людей резать и потрошить, будто скотину... Не всякая ведьма за такое возьмётся.

   — Ты, грек, конечно, хочешь похвалиться тем, что вы, просвещённые эллины, не приносите человеческих жертв? — с вызовом взглянул на Хилиарха Хор-алдар.

   — Хотел, — невесело улыонулся эллин. — Но вспомнил, как племянников Ксеркса принесли в жертву Дионису. И как во славу Диониса вакханки оторвали голову божественному Орфею. Снова кровавые головы... А Дионис — тот же Ярила.

   — У нас в Индии людей приносят в жертву только шиваиты. Боги, смогу ли я до конца жизни искупить то, что сторожил их проклятый храм! — стиснул рукой виски Вишвамитра. — Вы, греки, зовёте Шиву индийским Дионисом. Скорее он похож на венедского Чернобога или персидского Ахримана.