— Хвала Кришне! Эй, псы, благодарите Солнце, что вы не успели ничего сделать с нашим царевичем! Иначе мы не оставили бы от вашего городишки даже головешек.
— А твоей шкурой, Лунг-отыр, я обил бы свой колчан, — сказал царь росов, — а из твоей пустой головы сделал бы чашу для кумыса — на большее она не годится.
— Это я из твоего черепа пить пиво буду, твои волосы на сосну повешу! — выкрикнул Лунг-отыр. — Ты моего дядю убил, его сына убил, выкупа не дал — заплатишь головой.
Сарматы возмущённо зашумели.
— Выкуп головой заплатили Хурьянг с отцом за моего брата. Они его убили, кочевье разорили, пленных продали, — огрызнулся Распараган. — Что, и Зорни-отыр здесь? Дрались небось за городок, а завидели росов — сразу помирились от страха?
— Оставьте свои распри! — громко вмешался Ардагаст. — У нас теперь один враг. Городок сожгли гунны, а сжечь могут весь мир, если мы их не остановим.
Он подъехал к царю росов и рассказал ему о том, что готовил безродный, но могущественный маг. Распараган внимательно слушал, и его тёмные глаза разгорались воинственным азартом, а крепкие ещё жёлтые зубы блестели в усмешке над белой бородой.
— Клянусь Михром, в Аркаиме будет славная битва, и победить в ней должны мы с тобой! В наше оружие войдут обе божественные силы. А Карабуге, или как там его, похоже, всё равно, кто будет стоять рядом с ним на городище, когда взметнётся огненный вихрь. Колдун ещё послужит нам, вот увидишь. А на лесовиков, ты прав, не стоит тратить времени.
«Да ты не умнее Лунг-отыра, хоть и дожил до седой бороды», — подумал Ардагаст, а вслух сказал:
— Ты не понял, царь. Битвы за Аркаим не должно быть. Гуннов надо разбить по пути к городищу. Неизвестно, что сожгут огненные языки — может быть, твои кочевья и пастбища.
— Солнце не допустит того! — мотнул окладистой бородой Распараган. — Ведь мы — его воины! И за нас Чёрное Солнце, великий царь и великий воин!
— Он — мертвец, а мы живые! И эта битва нужна не Солнцу, а богу тьмы и его рабу — Чжу-фанши. Останови их, царь! Или...
— Или мы будем защищать Аркаим и от Бейбарса, и от тебя, — твёрдо сказал подъехавший ближе Зорни-отыр.
— И тогда ты увидишь, на чьей стороне Солнечный Всадник, — добавил его брат-шаман.
Распараган с презрением скривил губы и вопросительно взглянул на Ардагаста. Тот решительно произнёс:
— Моя дружина, царь, будет биться вместе с манжарами.
Густые седые брови Распарагана сдвинулись.
— Ты пойдёшь против своего племени? Да рос ли ты?
Ардагасту показалось, что в глаза ему глядит никогда не виденный им дед, царь днепровских росов. И прадед, и ещё множество богатырей племени росов — «сияющих, как Солнце». И он не отвёл взгляда.
— Если восточные росы пойдут путём Тьмы, а не Солнца, я должен буду спасти честь росов. Я с дружиной клялся защитить Аркаим, и мы эту клятву выполним.
— Харе Кришна! — восхищённо глядя на царевича, воскликнул кшатрий и обнажил свой огромный двуручный меч.
Следом блеснули на солнце клинки остальных дружинников. Позади одобрительно зашумели манжары. Царь росов с досадой сгрёб бороду в кулак:
— В тебе всё-таки лишь половина крови росская. А вторая половина — от таких же лесных медведей, как эти. Но ты мой родич и спас меня. Поэтому слушай. Я подойду к Аркаиму с войском в священную ночь. А вы можете занять само городище: ведь вам, лесовикам, привычнее сражаться за земляными кучами. Но с другой стороны подойдут гунны, и тогда решай сам, на чьей стороне сражаться. Видит Михр, я не хотел бы биться с тобой. А нападать на гуннов по пути к Аркаиму смотри не пробуй, я прослежу. И помни: с нами пойдут Саухурон и его воины, в их оружии — сила Солнца. А с гуннами — Злой Царь, и в его оружии — сила Молнии. Не ищи места между этими силами, царевич росов!
Распараган повернул коня, и его войско следом за ним скрылось в дубраве.
— «Лесные медведи»... У венедов, племени моего отца, медведь — тоже священный зверь. Его Перун-громовник любит, — сказал вдруг Ардагаст Лунг-отыру, и лицо гордого богатыря озарилось добродушной улыбкой.
Потом царевич глянул вслед уходившим сарматам и вдруг понял: он сейчас стал орудием проклятого мага, выболтав его замысел Распарагану, который стоил Бейбарса. Теперь проклятая битва всё равно состоится, и огненный вихрь опустошит страну, и самый большой и безжалостный убийца вместе с чёрным магом пойдёт по пеплу и обгорелым костям завоёвывать мир! А ему, Ардагасту, остаётся лишь стать этим убийцей или погибнуть. В Индии он познакомился с шахматами, и теперь мир показался ему расчерченной доской, по которой воинственных царей и их рати передвигают всемогущие игроки — боги или демоны? Или это Разрушитель играет сам с собой в игру царей? Отчаяние когтями стервятника впилось в сердце. Вонзи он в это сердце акинак — страшной битвы всё равно не остановить. Росич поднял глаза на Хиранью: теперь надеяться можно было лишь на его спокойную мудрость.
А тот в раздумье ерошил длинные тёмные волосы.
— Дело плохо. Только не совсем. Огненный вихрь появится, если воины Солнца схватятся с воинами Луны и Грома, так? Значит, вихря не будет, если солнечные воины будут биться только с солнечными, а грозовые — с грозовыми. Ты, Ардагаст, почитаешь Солнце, мы с братом — тоже, а Лунг-отыр — Грома. Тогда твоя дружина и воины нашего рода должны сражаться с сарматами, а воины Лунг-отыра — с гуннами. Главное — продержаться до утра, до конца священной ночи. А моё дело — шаманить, чары Карабуги от вас всех отводить.
Хиранья простовато улыбнулся, словно остановить схватку мировых стихий было не сложнее, чем отыскать чарами пропавшую скотину.
— А как быть мне? — спросила Ларишка. — Я почитаю Анахиту, богиню войны. Она властна над водами и луной. Но она ездит на колеснице с четырьмя конями, а её золотая бобровая шуба сияет, как солнце.
— Это же Мать богов, наша Золотая Баба. Значит, ты можешь биться и с сарматами, и с гуннами, и с обоими мёртвыми царями. Береги свою жену, Ардагаст, она наш лучший боец!
Над светлой поляной в глубине лесной чащи поднималась высокая старая ель. Её ствол был очищен от ветвей, лишь две из них остались, обращая дерево в крест — знак Солнца. На перекрестье была привязана большая тряпичная фигура Солнечного Всадника в семи дорогих шапках, красном кафтане и красных сафьяновых сапожках. На груди бога сияло, ярко отражая лучи солнца, парфянское серебряное блюдо с царём-всадником. Увенчивал дерево большой медный гусь. Справа от ели на кедре висело изображение Нуми-Торума, Отца богов, в белой одежде и медвежьей шкуре. Слева, на берёзе — кукла Золотой Бабы, в золотой личине, с золотыми серьгами и браслетами. На груди лесной богини блестело блюдо, а на нём воздевала четыре руки южная богиня верхом на льве. В её верхних руках были солнце и месяц.
Гулко рокотал бубен в руках седовласой шаманки. Друг против друга плясали, потрясая каждый двумя мечами, Хиранья и Лунг-отыр. А за их спинами, грозно вздымая оружие, танцевали манжары и кушаны. Лучшие воины собрались на зов из окрестных городков для похода на Аркаим. Над воинами Лунг-отыра колыхался бунчук с медвежьей головой, над воинами Зорни-отыра — с медным гусем.
Между воинами Солнца и Грома оставалась лишь неширокая дорожка, на которой горели в ряд семь костров. А на этой дорожке плясала тохарка в тёмной одежде, кольчуге и остроконечном шлеме. Кривая махайра и акинак со звоном скрещивались над её головой. Серебристо-чёрной птицей перелетала она через костры, её длинные чёрные волосы свободно реяли в воздухе. Седая шаманка одобрительно улыбалась. «Как у нас на Купалу», — думал Ардагаст. Ему не пришлось прыгать с любимой девушкой через купальский костёр: родные леса, такие похожие на этот, росич покинул в тринадцать лет, спасаясь от двух дядьёв — царя и оборотня.
Семь костров должны были очистить души людей от алчности и вражды. Ведь предстояла битва не ради добычи и мести (хотя было, что добывать и за что мстить), но ради спасения мира. Одни люди шли в Аркаим, чтобы вызвать битву богов ради собственного тщеславия и властолюбия. Другие — чтобы остановить её. И все считали себя воинами богов. А что же боги? Разукрашенные куклы на деревьях молчали. Молчало и ясное летнее солнце. Молчало — но и не скрывало за тучами своего чистого золотого лика. А где-то далеко на юге призывно грохотал гром.