Для поиска «Танкиста» послали самолеты Ли-2 вдоль берега, вокруг мыса Озерный. Предполагалось, что штормом баржу могло выбросить на берег, если не разбило о скалы. Самолеты никаких признаков «Танкиста» не обнаружили. Поиски продолжались на вторые и третьи сутки, несмотря на штормовую погоду и плохую видимость. На третьи сутки шторм утих, и к исходу дня «Танкист» благополучно прибыл в Уку.
Что же с ним случилось? Чтобы не быть выброшенным на берег и разбитым о скалы или перевернутым волной, командир «Танкиста» принял следующее решение: задраить люки моторного отделения и отделения, где размещался экипаж, открыть задний откидной борт трюма, заполнить трюм водой и в полузатопленном состоянии на период шторма уйти в открытый океан. Затопленный трюм придал барже бо́льшую устойчивость, волны свободно перекатывались через крышки трюмов, не создавая угрозы опрокидывания, а плавучесть обеспечивалась тем, что были задраены люки моторного отделения и кабины экипажа. По расчетам старшины, это было самое целесообразное решение.
Таким образом, в металлической полузатопленной коробке «Танкиста» три моряка трое суток находились в открытом и бушующем океане, не имея никакой связи с землей. После того как ярость океана утихла, они своим ходом прибыли в назначенное место. Алексей Иванович часто сетовал на то, что в делах, заботах и суете героизм и подвиг моряков тогда не заметили и по достоинству не оценили.
Перед возвращением в Москву Нестеренко принял решение собрать всех жен офицеров, находящихся в Ключах, для беседы. Это совещание показало, что, несмотря на героизм и самоотверженность наших женщин, недоделки и упущения в вопросах быта семей начинают отрицательно влиять на настроение не только жен, но и офицеров.
На совещании поднимались вопросы о трудоустройстве, снабжении овощами торговых точках, обеспечении топливом на зиму, организованном подвозе воды и т. д. Все эти вопросы, по сравнению с общими задачами, казались второстепенными, однако они создавали порой ненужную атмосферу и вредные настроения, отрицательно сказывались на настроении и работе семейных офицеров. В то же время решение перечисленных вопросов было во власти командования «Камы» и не требовалось помощи сверху.
Алексей Иванович был удивлен жалобами солдат, живущих в Ключах, на плохое питание: мол, надоела соленая рыба, а свежей в рационе нет. Спросил полковника Павленко, в чем дело. Тот ответил: «А куда я ее дену? У меня почти двухлетний запас соленой рыбы». — «Но вам же разрешен вылов свежей рыбы в неограниченном количестве. Почему вы не ловите рыбу и не кормите солдат хотя бы периодически свежей рыбой?» — «Здесь рыбу ловить пустое дело, ее сколько угодно, но ее надо оприходовать, а куда я дену соленую? Как я ее спишу?» — ответил Павленко.
Этот разговор, как пишет Нестеренко, напомнил разговор чудаков, плывущих по прекрасной реке с пресной холодной прозрачной водой и пьющих гнилую, протухшую теплую воду из бочек. Это образец формального соблюдения законности и бездушного отношения к людям. Да, были и такие крайности, связанные с весьма живучей и в армии, и во всей нашей стране бюрократической системой.
Офицеры, сержанты и солдаты проявляли настоящий героизм в решении всех задач, которые стояли перед ними в тот период. По установленным срокам к началу летных испытаний «Кама» должна была быть готова к работе не позднее марта-апреля 1957 года. Ограниченность оставшегося времени, суровые условия надвигающейся зимы, неустроенность личного состава, колоссальный объем работ по перевозке техники, имущества и по строительству, отсутствие времени на подготовку личного состава по специальным вопросам измерительной службы и эксплуатации всего технического комплекса и служб — все это, естественно, вызывало тревогу за готовность «Камы» к началу летных испытаний. В то же время не допускалось даже мысли о том, чтобы по вине «Камы» срок начала летных испытаний был сорван, несмотря на исключительно тяжелые условия.
Большую и самоотверженную работу проделали первые начальники измерительных пунктов: инженер-майор В. К. Зимин (ИП-12); инженер-майор Л. В. Михейчик (ИП-13); инженер-капитан И. С. Почко (ИП-14); подполковник П. Д. Янович (ИП-15); подполковник А. В. Сальников (начальник ИП-16); инженер-подполковник В. А. Вейденбах (ИП-17).
И, конечно, нельзя умолчать о большой помощи, которую оказывали офицеры ГУРВО и полигона. В частности, большое внимание было уделено вопросам своевременной доставки технического и специального оборудования на Камчатку и организации монтажно-наладочных работ представителями промышленных организаций.
Там, где тяжело и сложно, да при отсутствии необходимого опыта, конечно, не обходилось без горьких минут и осложнений, без чрезвычайных происшествий и гибели людей. Да, к сожалению, были случаи, когда отдельные солдаты, сержанты и офицеры тонули или замерзали зимой в пути. Были жертвы и от авиационных аварий. К сожалению, этих печальных случаев в период формирования и создания действующей научно-испытательной базы коллективу «Камы» избежать не удалось. Но они не сломили боевого духа коллектива. К заданному сроку «Кама» со всеми ее пунктами к работе была готова.
И в конечном итоге не было серьезных упреков ни со стороны государственной комиссии, ни от заместителя министра обороны маршала артиллерии М. И. Неделина, министра обороны и правительства в том, что по вине коллектива «Камы» испытания были отложены или не были начаты в назначенное время.
«Население» полигона в конце 1955 года составляло 1900 военнослужащих и 664 рабочих и служащих. Офицерский состав к концу 1956 года насчитывал 427 инженеров и 236 техников, прошедших соответствующую переподготовку. По состоянию на 25 марта 1957 года на полигоне находилось 1032 офицера, 297 сержантов, 2439 солдат. А уже в 1960 году численность полигона была доведена до 12 300 военнослужащих и 1288 рабочих и служащих. До 1961 года на полигоне было сформировано 40 новых воинских частей, переформировано 9 воинских частей, 6 частей переведены на новые штаты, а в штаты 42 воинских частей внесены изменения. Вот с таким огромным хозяйством приходилось управляться Алексею Ивановичу Нестеренко, и он со своими помощниками делал это вполне успешно.
Возникает вопрос: зачем мы столь подробно рассказали о структуре полигона? Дело в том, что нам хотелось бы показать читателю, особенно далекому от ракет, космоса и т. п., что речь в книге идет не о строительстве детской игровой площадки в московском дворике, на открытие которой порой собирается чуть ли не вся общественность Москвы. Речь о том, как в условиях пустыни в жесточайших климатических условиях в фантастически короткие сроки был создан самый современный ракетно-космический комплекс, который и поныне составляет славу и гордость нашего государства. И почти за каждым действием в те нелегкие первые годы становления полигона стоял организаторский талант генерал-лейтенанта Нестеренко, патриота и гражданина нашего Отечества.
Первоначальные штаты были куцыми и не соответствовали объему работ. Так, например, на измерительных пунктах не были предусмотрены офицеры тыла. Поэтому начальники ИП своими приказами назначали по очереди офицеров, техников или инженеров вести финансовую, продовольственную и вещевую службы, что приводило к серьезным недочетам в работе. Жизнь полигона настойчиво требовала увеличения штатов. Решено было пойти по пути прикомандирования различных подразделений. Отдельными директивами ГШ к полигону были прикомандированы: три звукометрические батареи, три отдельные роты связи, две авиационные эскадрильи, аэродромная команда обслуживания, банно-прачечный поезд, железнодорожный энергопоезд, 250 человек из 52-го ОПУЛАП (отдельный пулеметно-артиллерийский полк) на «Каме» и т. д. Итого было прикомандировано более 1500 человек офицеров, солдат и сержантов. Отдельные подразделения направлялись туда на срок до полутора лет. Эта система временного прикомандирования создавала лишние хлопоты и трудности. Офицерский состав чувствовал себя временным, серьезно в освоение техники не вникал. Командировочные выплачивали только два месяца, а в дальнейшем семьям приходилось жить на один оклад. Осложнялось вещевое и финансовое обеспечение. Велась служебная переписка со всеми частями, откуда были прикомандированы офицеры, и личная. Это не способствовало сохранению государственной тайны.