– Боже мой, ах ты, маленькая шалунья! – смеется она. – Даже не пытайся этого отрицать, ты же знаешь, что не можешь ничего от меня скрыть. Я хочу знать все подробности.

Наконец я хихикаю.

– Ладно, кое-что и правда произошло. Это было восхитительно...

Я осекаюсь. Лидия в ярости стоит в дверном проеме. Дерьмо.

– Мне нужно идти, Пейдж. Потом перезвоню, – я вешаю трубку и вскакиваю на ноги.

– Принимаешь личные звонки на работе? – Лидия пронзает меня ледяным взглядом.

– Прошу прощения, – говорю я, пряча телефон в карман. – Этого больше не повторится, – я хватаю швабру. – Я сразу же вернусь к работе. – Я понимаю, что уже во второй раз за сегодня меня поймали за баловством на работе, и меня накрывает осознание вины.

– Подожди, – останавливает меня голос Лидии. – Что ты, по-твоему, делаешь?

Я замираю. Это вопрос с подвохом?

– Эммм, мою пол?

Она презрительно усмехается:

– Это я вижу. Вопрос чем?

Я уставилась на нее, полностью сконфуженная.

– Шваброй?

– Это! – кричит Лидия, пиная своими остроносыми туфлями бутылки с моющим средством. – Ты что, совсем идиотка, использовать жесткие химикаты в комнате, где хранятся произведения искусства? Ты представляешь, какой урон можешь нанести? Даже просто распыленные в воздухе токсины могут повредить полотна!

Мое сердце бешено колотится.

– Нет, это те средства, которые мне велели использовать. Стэнфорд, – добавила я про себя, но не хотела впутывать и его в неприятности, поэтому промолчала.

– Они для холла! Для офисов и кабинетов! – Лицо Лидии розовеет, и она тыкает мне в лицо своим пальцем с французским маникюром. – Эти средства специально для тех комнат. Все это знают. – Она сердито смотрит на меня. – Или все должны знать.

Я чувствую себя идиоткой, которой она меня считает: на меня кричат, словно я опять в детском саду и случайно взяла чьи-то мелки. Но на этот раз я знаю, что она ошибается.

– Лидия, это правильные химикаты, – говорю я тихо. – Если вы просто проверите…

– Ты думаешь, я не знаю разницы? – прерывает меня Лидия.

– Нет, конечно же нет. Я просто думаю…

– Ты просто думаешь, что знаешь лучше меня? – Теперь ее лицо темно-красное, глаза скошены в ярости, и все это кажется высосанным из пальца. Полагаю, должно быть, случилось что-то еще, из-за чего все так раздражены, так расстроены. Наверно лучше помалкивать, пока все это не уляжется.

Я склоняю голову, действуя с ней, как с рассерженным животным: главное не смотреть ему в глаза.

– Простите, – бормочу я.

– От твоего «простите» все эти складские помещения не вымоются заново, не так ли? – говорит она ледяным голосом. – Завтра мы ожидаем совершенно новую партию артефактов. И куда нам теперь их складывать?

– Я все переделаю, – говорю я. – Я могу задержаться допоздна и прийти пораньше.

Лидия насмешливо ухмыляется.

– Ты уже доказала свою некомпетентность. – Она делает глубокий вдох и осматривает меня с головы до ног. – Нет, я сыта тобой по горло. Довольно. Ты уволена.

Мое сердце замирает. Что?

– Нет, Лидия, пожалуйста, позвольте мне загладить вину перед вами. – Этого не может быть. Прошла всего неделя! – Я могу лучше, клянусь.

На мои глаза наворачиваются слезы. Это так несправедливо.

– Клятвы не помогут, с самого начала твои результаты были не слишком выдающимися. – Она протягивает руку. – Твой бейдж, будь добра.

Медленно я достаю его из кармана и протягиваю ей. Он не был чем-то особенным – лишь клочок ламинированной бумаги с моим именем и фотографией – но для меня он символизировал гораздо большее: мой билет к карьере моей мечты.

Лидия берет его и прячет в свою сумочку, прежде чем одарить меня еще одним высокомерным взглядом.

– И даже не думай просить о рекомендательном письме. Насколько я могу судить, я была права с первой встречи. Такие люди, как ты, нежелательны в мире искусства.

Она важно удаляется, оставляя меня среди беспорядка раскинутых чистящих средств и наполовину вымытого пола. Это провал.

Моя мечта завершилась, так и не успев начаться.

ГЛАВА 12

Я выхожу из автобуса пораньше и иду до дома несколько лишних кварталов, чтобы постараться разобраться в своих мыслях, но это не помогает. Я тащусь по улицам, замечая весь этот мусор в водостоках, граффити на стенах. Я люблю этот район, но сейчас у меня такое чувство, что из мира исчезла вся красота.

Я прохожу мимо ресторана «У Джованни» и приостанавливаюсь на минуту, глядя через витрину на то, что происходит внутри. Вижу, как Кармелла обслуживает семью из восьми человек – фрикадельки почти для всех – и улыбается, натирая над тарелками свежий пармезан. Джимми открывает бутылку вина для пары, а Фред высунул голову из окна раздачи, чтобы выкрикнуть заказ, которого я не могу расслышать. Я не вижу Нону или Джованни, но знаю, что они где-то там, с сердцами, полными любви, которой они всегда без колебаний делятся. Если я зайду в ресторан со своими плохими новостями, то они, конечно же, окружат меня любовью и поддержкой, но сейчас мне хочется просто побыть одной.

Я отхожу от витрины, прежде чем кто-то успел бы меня заметить, обхожу здание и поднимаюсь по ступенькам мимо своей квартирки на пожарную лестницу, которая ведет на крышу. Это место, куда я прихожу подумать, отсюда видно вершину Башни Койт, ее серо-белая верхушка сквозь туман устремлена вверх, словно часовой; в отдалении виден океан, берега которого покрыты клубами тумана.

Сдерживаемые до этого слезы прорываются, наконец, наружу и текут по щекам. Мамочка, для меня уже слишком поздно? Мне никогда не удастся этого добиться: ни в качестве художницы, ни в мире искусства вообще? «Кэррингерс» был единственным местом за прошедший год, откуда мне вообще хотя бы перезвонили. Я безуспешно пыталась попасть в каждую галерею и аукционный дом в Районе Залива, и вот, когда я получила этот подарок, эту огромную возможность поработать в самом престижном аукционном доме в регионе – я все испортила.

Может, я просто не подхожу для этого мира. Может, Лидия и Челси были правы, и я недостаточно хороша, у меня нет верного глаза или необходимых личностных качеств. Разве все эти отказы не признак того, что у меня нет хватки, что я не соответствую? Как долго еще я могу пытаться убедить себя, что когда-нибудь мне это удастся, в то время как весь мир продолжает твердить мне сдаться?

Я слышу скрежет металла пожарной лестницы о стену здания и знаю, что кто-то идет.

– Отстань, Эдди, – начинаю я, но появляется голова Сент-Клэра.

Я в шоке уставилась на него:

– Что ты тут делаешь?

– Ну, и тебе привет, – говорит он, забираясь по лестнице и присоединяясь ко мне на крыше. Он ухмыляется: – Скучала по мне?

Он наклоняется для поцелуя, но моя голова все еще слишком перегружена, чтобы ответить.

– Внизу мне подсказали, где тебя можно найти. Как же ее звали… Нона, она, казалось, была безумно счастлива меня видеть. Мне еле удалось улизнуть. Она говорила что-то о своих баклажанах по-пармски…

Я улыбаюсь, качая головой. Эта женщина знает все.

– Ей нравится кормить каждого, кто переступает порог.

– Она явно тебя любит, – говорит он с улыбкой. – Все они.

Я киваю, стараясь снова сдержать слезы. Они так меня поддерживали, а теперь я должна им сказать, что облажалась. Улыбка Сент-Клэра исчезает, когда он видит мое лицо. Он нежно стирает мои слезы.

– Грэйс, что случилось?

Я делаю вдох, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

– Сегодня я потеряла работу в «Кэррингерс».

– Что? – он выглядит удивленным. – Что случилось?

Я рассказываю ему, как Лидия орала на меня и сказала, что я была недостаточно хороша. Он выглядит разъяренным, словно хочет отправиться в аукционный дом и высказать все Лидии.

– Это просто смешно. Я позвоню туда утром, такое поведение с ее стороны недопустимо.