Мне уже надоело оставаться с этой многочисленной группой, так как подобные массовые сборища в одном месте всегда заканчивались голодом. Наметив себе место для охоты, я решил в одиночку промышлять бобров, Когда я поделился с Ва-ге-то-той своим решением покинуть его, он сказал, что в одиночку мне придется голодать еще сильнее. Я не послушался Ва-ге-то-ты, но он настоял на том, чтобы сопровождать меня до капканов и посмотреть, какое место выбрал я для охоты и смогу ли прокормить своих близких. Прибыв па место, мы обнаружили, что в капкан уже попался большой бобр. Индеец дал мне несколько ценных советов, ободрил и сообщил на случай, если нужда заставит меня возвратиться, где разобьет свой лагерь. Затем он ушел к своим.
Наша семья увеличилась за это время на три человека: к нам примкнула бедная старуха из племени оджибвеев с двумя детьми. Нет-но-ква приютила их, так как в этой семье не было мужчин, которые могли бы о ней заботиться. И все же, хотя бремя возросло, я считал, что нам лучше остаться одним. Мне исключительно везло на охоте, и мы жили одни до начала сезона сахароварения. Тут Нет-но-ква решила вернуться к Ме-нау-ко-нос-кигу, а я должен был отправиться к фактории на Ред-Ривер, чтобы закупить там необходимые нам вещи. Связав бобровые шкурки, я сел в каноэ из бизоньей кожи, такое крошечное, что оно едва могло поднять меня вместе со связкой мехов, и поплыл вниз по реке Малый Саскачеван.
[На берегу этой реки есть место, нарочно созданное для индийского табора: прекрасная пристань, маленькая долина, густой лес, прислоненный к холму…. Но это место напоминает ужасное происшествие: здесь совершилось братоубийство, злодеяние столь неслыханное, что само место почитается проклятым, . Ни один индиец не причалит челнока своего к долине «Двух убитых»; никто не осмелится там ночевать. Предание гласит, что некогда в индийском таборе, здесь остановившемся, два брата (имевшие сокола своим тотемом) поссорились между собою, и один из них убил другого. Свидетели так были поражены сим ужасным злодейством, что тут же умертвили братоубийцу. Оба брата похоронены вместе.
Приближаясь к сему месту, я много думал о двух братьях, имевших один со мною тотем и которых почитал я родственниками матери моей… Я слыхал, что когда располагались на их могиле (что несколько раз и случалось), они выходили из-под земли и возобновляли ссору и убийство. По крайней мере достоверно, что они беспокоили посетителей и мешали им спать. Любопытство мое было встревожено. Мне хотелось рассказать индийцам не только, что я останавливался в этом страшном месте, но что еще там и нoчeвaл.
Солнце садилось, когда я туда прибыл. Я вытащил свой челнок на берег, разложил огонь и, отужинав, заснул.
Прошло несколько минут, и я увидел обоих мертвецов, встающих из могилы. Они пришли и сели у огня прямо передо мною. Глаза их были неподвижно устремлены на меня. Они не улыбнулись и не сказали ни слова. ] Я встал, подошел к огню и вдруг проснулся.[Ночь была темная и бурная. Я никого не видел, не услышал ни одного звука, кроме шума шатающихся дерев. Вероятно я заснул опять, ибо мертвецы опять явились. Они, кажется, стояли внизу, на берегу реки, потому что головы их были наравне с землею, на которой разложил я огонь. Глаза их всё были устремлены на меня. Вскоре они встали опять один за другим и сели снова против меня. Но тут уже они смеялись, били меня тросточками и мучили различным образом. Я хотел им сказать слово, но не стало голосу; пробовал бежать: ноги не двигались. Целую ночь я волновался и был в беспрестанном страхе. Один из них сказал мне между прочим, чтоб я взглянул па подошву ближнего холма. Я увидел связанную лошадь, глядевшую на меня. «Вот тебе, брат, — сказал мне жеби ( Мертвец. — Прим. А. С. Пушкина.), — лошадь на завтрашний путь. Когда ты поедешь домой, тебе можно будет взять ее снова, а с нами провести еще одну ночь».
Наконец рассвело, и я с большим удовольствием заметил, что эти страшные привидения исчезли с ночным мраком. Но, пробыв долго между индийцами и зная множество примеров тому, что сны часто сбываются, я стал не на шутку помышлять о лошади, данной мне мертвецом; пошел к холму и увидел конские следы и другие приметы, а в некотором расстоянии нашел и лошадь, которую тотчас узнал; она принадлежала купцу, с которым имел я дело. Дорога сухим путем была несколькими милями короче пути водяного. Я бросил челнок, навьючил лошадь и отправился к конторе, куда на другой день и прибыл. Впоследствии времени я всегда старался миновать могилу обоих братьев; а рассказ о моем видении и страданиях ночных увеличил в индийцах суеверный их ужас. ]
Возвратившись после закупок в фактории у Ред-Ривер, я разбил палатку у подножия Нао-вау-гун-вуджу (Гора охоты на бизонов вблизи Малого Саскачевана). Гора эта довольна высока и скалиста, и в ней, наверное, найдут руду, так как среди остальных пород там выделяются какие-то особые слои. Здесь росло много деревьев, из которых индейцы добывали сахар, и мы нашли прекрасное место для весенней стоянки. Дичи водилось здесь много, местность располагала к себе, и я решил остаться тут, а не идти вместе с другими индейцами к озеру Прозрачной Воды, где они собирались на очередную попойку.
О своем намерении я предупредил Ва-ме-гон-э-бью, который присоединился к нам, приехав на лошади. Так у нас оказалось три лошади. К этому времени я убил самого большого и жирного лося из всех, каких мне до того приходилось видеть. Он был таким жирным, что пришлось навьючить его мясом всех трех лошадей и собак, да и самим тащить груз.
Проведя с нами четыре дня, брат уехал, не предупредив меня, что хочет навестить Ва-ге-то-ту. Вскоре Ва-ме-гон-э-бью вернулся и сказал, что уезжал затем, чтобы увидеть девушку, которую не раз предлагали мне в жены, и допытывался, не хочу ли я на ней жениться. Я сказал, что нет, и предложил ему свое содействие, если он сам решил взять ее в жены. Брат попросил меня поехать с ним, чтобы рассеять заблуждение родителей, будто я все же когда-нибудь женюсь на их дочери; он хотел также, чтобы я сопровождал его, когда он повезет домой свою новую жену.
Я согласился без долгих размышлений. Но во время сборов к отъезду я заметил по поведению Нет-но-квы, что наш замысел ей не по вкусу, хотя она и не обмолвилась ни единым словом. Тут я вспомнил, что у индейцев считается неприличным, чтобы молодые люди сами ездили за своими женами. Сказав брату, что все поднимут нас на смех, если мы приведем свое намерение в исполнение, я добавил: «Вот наша мать, ее дело подыскать нам жен, когда это нужно, привести их и указать место в палатке. Надо это сделать как полагается!» Старой индианке явно понравились мои слова, и она дала согласие тотчас пойти к Ва-ге-то-те за девушкой. Случилось так, что, когда она вернулась с девушкой, в палатке находились Ва-ме-гон-э-быо и я. Ни брат, ни мать, как видно, ничего не сказали невесте, и она не знала, кто же из присутствующих молодых людей выбрал ее в жены. Заметив смущение девушки, Нет-но-ква указала ей на место рядом с Ва-ме-гон-э-бью и сказала, что он будет ее мужем. Через несколько дней брат увез девушку в свою палатку, к другой жене, с которой она жила в полном согласии.