— Всё, Кирилл, лафа кончилась! — Огорошил меня Кузьма Николаевич, едва туша дирижабля медленно поднялась над портом. Я непонимающе взглянул на боцмана и тот усмехнулся. — Забудь юнец о времени суток, день и ночь отныне для тебя значения не имеют. Жить будешь по склянкам и вахтам. Твоя вахта, как тебе несомненно понятно, вторая. Ясно?

— Кхм… — Я нерешительно кивнул. Заметив этот жест, Кузьма покачал головой.

— Ох ты ж, зелень кабо… — Смерив меня взглядом, боцман осёкся. — М — да. Как же это я упустил‑то? Совсем, старый, зарапортовался, хм… Значит так, юнец. Слушай внимательно. Служба на «Фениксе» несётся по вахтам. Всего вахт — пять. С полуночи до четырёх утра, с четырёх до восьми, с восьми до полудня, с полудня до шести, и с шести до полуночи. Склянки отбивают каждые полчаса. От одной до восьми. То есть, в сутки получается шесть четырёхчасовых интервалов. Это понятно?

— Вполне. — С готовностью кивнул я.

— Я счастлив. — Хмыкнул боцман, но тут же посерьёзнел. — Идём дальше. В штатной ситуации, вахту несут четыре отделения экипажа, поочерёдно. Таким образом, их вахты не попадают на одно и то же время… м — м… Первое и третье отделения, это так называемая первая вахта. Второе, к которому ты приписан, и четвёртое отделения — вторая вахта. Все судовые расписания составлены с учётом этого деления, запомни это, как «Отче наш»! Так… сигналы… расписания… нет, это долго. Вот что, заглянешь ко мне в каюту, как отобьют рынду… — тут боцман взглянул на моё лицо и, вздохнув, пояснил, — в полдень, вместо положенных восьми склянок бьют рынду. Три строенных удара… Так вот, как услышишь их по корабельной «вопилке», зайдёшь ко мне, получишь расписания. Как раз, ваше отделение будет подвахтенным, так что времени, чтобы изучить их, у тебя будет достаточно. А сейчас, дуй на огневую. На время аврала и до конца вахты поступаешь в распоряжение палубного старшины. Уж Полукварта найдёт тебе дело…

И я дунул… А на огневой палубе — дым коромыслом. Элеватор подаёт из крюйт — камеры зарядные ящики, канониры… весь десяток, носятся как ужаленные меж распахнувшими внутренние створки спонсонами, устанавливая на орудия снятые замки, и матерят сквозь зубы мешающих им помощников, занятых заряжанием механизмов боепитания.

— Кирилл! — Иван засек меня у входа на палубу и повелительно махнул рукой. — Бегом сюда!

И куда только делся весёлый парень, каким он был ещё вчера?

— Вот он я.

— Вижу. — Хмыкнул Полукварта и мотнул головой в сторону элеватора. — Давай вниз, проследишь, чтоб ящики на ленте не перекосило. Ты мелкий, тебе сподручней там вертеться будет. Да и мне здесь лишние руки матросов пригодятся. А то до выхода из десятимильной зоны всего ничего осталось, а у нас ещё четыре ствола «пустых». Шуруй! И если увидишь перекос, сразу ори, чтоб я элеватор застопорил. А то потом за…ся затор разгребать.

Обрезиненные ролики, подававшие ленту элеватора, если и приглушали грохот стальных полос, то не намного. Стоя в неудобном узком спуске, где и развернуться‑то для наблюдения за подачей ящиков было трудновато, я всё‑таки умудрился занять позицию, при которой мне не нужно было сворачивать себе шею, чтобы рассмотреть процесс отправки наверх боеприпасов.

Честно говоря, у меня уже начали затекать и побаливать руки, когда лента наконец замерла и в узком лазе спуска в крюйт — камеру воцарилась могильная тишина. Нет, шум, разумеется, был… Топот ног по гремящим решёткам фальшпола, гул двигателей, резкие свистки и мат команд… но после сумасшедшего грохота элеватора, всё это стало восприниматься, как нечто совершенно незначительное. Фоновый шум. Сущие мелочи, честное слово!

— Кирилл! Ты там живой? — Над срезом спуска показалась голова Ивана и я, вздохнув, принялся выбираться из этой «кишки».

— Живой. — Оказавшись на палубе, констатировал я.

— Замечательно. — Кивнул Полукварта и, обернувшись к расчётам, вдруг рявкнул во весь голос, да так, что матросы заметались по палубе, словно всполошённые мотыльки на свету. — А ну, что встали, ироды косолапые? Кто за вас тяги проверять будет?! Орудия на «товсь»! Наводчик, какого хрена ты под ногами путаешься?! Бегом на пост, твою медузью душу! Чтоб через пять минут «спонсонки» наводились на цель, как твой хер на бордель! Юнец, за мной!

М — да… это будут чертовски долгие че… восемь склянок.

Глава 5. Быт и будни матроса Вольного флота

Указания на свой пост ни в одном расписании я так и не нашёл, а потому отправился на поиски на боцмана. За разъяснениями.

— Правильно. Какой у тебя может быть пост, ты же пока стажёр, говоря умным языком. — Кивнул Кузьма Николаевич, продолжая ожесточённо работать ложкой.

— В общем, «принеси — подай — не мешайся — пшёл вон». — Хохотнул вновь подобревший Иван — Полукварта, сидящий за обеденным столом напротив нас с боцманом.

— Грубо. Но точно. — Оценил Кузьма Николаевич и ткнул в мою сторону черенком ложки. — У тебя, Кирилл, сейчас один пост — рядом со мной. И одна обязанность — исполнять мои приказы. Скажу лезть в купол на проверку бимсов, полезешь. Прикажу драить гальюн, пойдёшь драить. Понятно? Кстати, о приказах. После обеда отправишься в помощь к артефакторам. Учти, к их начальнику — арт — инженеру обращаться исключительно «господин офицер», и никак иначе. Севастьян Терентьевич у нас из кадровых… да и мы, хоть и Вольный Флот, а порядки на «Фениксе» строгие. Посему, при встрече с офицерами, отвечай кратко и без ленцы. «Никак нет», «так точно». «Будет исполнено». Но не дай тебе боже, отправиться исполнять чей‑то приказ, не уведомив меня. Поселю в куполе до конца рейса… без «шкуры», то есть, скафандра. Усёк?

— Так точно.

— Смотри‑ка, действительно, усёк. — Ухмыльнулся в усы боцман, и подмигнул. — Я не из «белоперчатных», при мне можешь гвардейца не изображать…

— М — м, Кузьма Николаевич… Иван, а сколько всего офицеров на корабле?

— Шестеро, как и на любом однокласснике нашего «Феникса» в Вольном Флоте. — Ничуть не удивился моему вопросу палубный старшина. Ну да, если бы не этот внезапный выход, у меня ещё пару недель было бы на ознакомление с корабельной «правдой жизни». А так, приходится навёрстывать по ходу дела. И Иван это прекрасно понимает. — Капитан, первый и второй помощники, штурман, арт — инженер… и младший штурман.

Я заметил, что в конце перечисления палубный старшина чуть сбился, но не успел даже вопроса задать по этому поводу, как последовала реплика боцмана.

— Правда, обычно, четвёртым офицером числится квартирмейстер… — Протянул Кузьма Николаевич и, нарочито невинно глянув на Ивана, вздохнул, — но мы ведь не каперы. Посему, такой должности на «Фениксе» не имеется.

Подколол коллегу, называется. Ну да, у тех же пиратов и каперов, квартирмейстер не имеет совершенно никакого отношения к проблемам размещения экипажа. Зато, именно он, так называемый хозяин квартердека, и командует абордажем… Это я ещё по Меллингу помню. Из рассказов загулявших матросов… Хм. То есть, теоретически, если бы «Феникс» был не транспортом, а капером, Иван числился бы правой рукой капитана и, соответственно, был бы вхож в кают — компанию, а не сидел за матросским столом, как сейчас.

Впрочем, судя по индифферентному виду моего знакомца, ему на этот факт плевать с высокой колокольни. Что ж, тоже неплохо.

В одном матрос по прозвищу Иголка был прав. Романтика на «ките» заканчивается прямо на сходнях. Для экипажа, понятное дело. Какие виды? Какие облака?! Вокруг железо, звон и гул, иллюминаторы есть только в «белой» части корабля, то есть, на верхних палубах… да и там членам экипажа не до забортных красот. Это редкие пассажиры могут позволить себе прогулку по обзорной палубе или пикник в кормовом салоне, больше похожем на аквариум, а офицерам «кита», как и рядовой матросне не до наблюдения за облаками.

Артефакторы — двое матросов с «вумными» физиономиями, к которым я присоединился сразу после обеда во исполнение приказа боцмана, смерили меня недовольными взглядами, едва я вошёл в мастерскую и, переглянувшись, вновь углубились в разбор какого‑то рунескрипта на ушатанном в хлам насосе низкого давления.