Марта уже собиралась вернуться в каюту, когда заметила, что кто-то перевернул горшок с ее любимой бегонией. Она нахмурилась — это было типично. Конечно, это сделали не нарочно, но надо было иметь совесть подойти и признаться. Она нагнулась, чтобы поднять цветок и утрамбовать землю… и неожиданно обнаружила прямо перед своим носом пару очень дорогих черных ботинок ручной работы.

— Вы владелица этой лодки?

Резкий голос несомненно принадлежал мужчине, привыкшему к тому, что все подчиняются его приказам. Марта осторожно встала на ноги, глаза ее медленно скользили по великолепно скроенной серой замшевой куртке, темно-голубому шелковому шарфу, которым он повязал шею, небрежно засунув концы под распахнутую на груди трикотажную рубашку в полоску. Наконец ее взгляд остановился на жесткой линии подбородка, соответствующей тону голоса.

— Я спросил, кто владелец этой яхты? — повторил он коротко.

— Ну… я, — произнесла она, слегка запинаясь.

— В таком случае, не будете ли вы так любезны немедленно выключить музыку. Неужели вам настолько наплевать на окружающих?

Она хотела извиниться, объяснить, что как раз собиралась это сделать, но тон его голоса задел ее. Марта взглянула на него вызывающе.

— А в чем дело? — колко спросила она. — Никто не жалуется. В любом случае здесь никто не живет — вокруг пустынный берег.

— Я здесь живу, — сухо ответил он. — Наверху.

Он показал в сторону своей палатки, которая была почти не видна с яхты — только острая крыша слегка возвышалась над кустами, но ночью на фоне неба ее можно было принять за острый выступ скалы.

— В таком случае — извиняюсь, — протянула она голосом, абсолютно не соответствующим словам. — Но откуда же мне было знать?

— Сейчас я вам об этом говорю. И надеюсь, что вы сделаете потише.

Марта осторожно рассматривала его сквозь полуприкрытые ресницы. Он выглядел моложе, чем ей показалось с первого взгляда. Ему было лет тридцать пять. И он был очень хорош собой: черные, слегка вьющиеся волосы, чуточку длиннее, чем она могла ожидать, спадали на высокий, умный лоб, глаза были холодного серого цвета.

Но больше всего ее поразил его рот. Почему он все время так плотно сжимает свои красивые, чувственные губы? Что он пытается в себе сдержать? Жаркая волна прокатилась по ее телу.

Если выпустить эту железную волю из-под контроля, то она смела бы все на своем пути.

Казалось, ему было приятно, что она так внимательно его разглядывает. Он усмехнулся:

— Ну?

В ней проснулся какой-то бесенок.

— Ну… Если вы — единственный, кто жалуется, — игриво поддразнила она и провокационно покачнулась, — почему бы вам не при — . соединиться к нам?

Марта подошла к нему ближе и ей пришлось задрать голову — он был ростом никак не меньше 190, а на ней не было туфель. Девушка шутливо дернула его дорогой шелковый шарф.

— Не ведите себя как старый дед в красных кедах.

— Старый дед в красных кедах? — Он удивился, и она скрыла победную улыбку. Это ему не понравилось. В следующую секунду его руки обвились вокруг ее талии, и он крепко прижал ее к себе.

— Отлично, я остаюсь, но только, если вы со мной потанцуете, — с вызовом произнес он.

Марта ощутила приступ паники. Предполагалось, что она ведет игру — да так оно и было. Но этот высокий незнакомец повернул все таким образом, что она не знала, что делать. То, как он прижимал ее к своему крепкому, мускулистому телу, едва уловимый опьяняющий аромат его кожи, заставили ее сердце забиться чуть быстрее.

Она попыталась высвободиться, но он не ПОЗВОЛЯЛ.

— Я надеюсь, что вы не будете вести себя… как старая бабка в синяк чулках, и не откажетесь танцевать со мной только потому, что мы не представлены друг другу, — поддел он, насмешливо глядя на нее.

— Нет… я… — Что же происходит? Как может она позволить какому-то старому зануде смутить ее. — Конечно, я потанцую с вами, — дерзко сказала она, хотя ее дерзость скорее пошла ему на пользу. — Хотя, вы уверены, что способны танцевать под такую музыку?

— О, я могу танцевать под все что угодно, — заверил он, игривый блеск его глаз подтверждал двусмысленность слов. — Но, вообще-то, должен признаться, что предпочел бы нечто более… романтичное.

Он наклонил голову. Его теплое дыхание щекотало ее ухо, маленькие иголочки дрожи пронзали ее.

Марта решительно перевела взгляд на его шарф, пытаясь преодолеть странное желание растаять в его объятьях. Шарф, господи! Единственным мужчиной из ее знакомых, который повязывал шею шарфом, отправляясь на прогулку, был ее отец. Цепляясь за этот образ, она снова подняла на него глаза.

— Почему бы вам не снять это? — предположила она, останавливаясь на этой довольно оскорбительной теме. — Может, вы боитесь, что простудите горло?

Он снова одарил ее улыбкой, от которой у нее екнуло сердце.

— Вам так не нравится мой шарф? — насмешливо поинтересовался он.

Она пожала хрупким плечом. Жест должен был означать крайнюю степень безразличия.

— Ну, не конкретно этот шарф. Просто терпеть не могу шарфы, — ответила она так нахально, как всегда мечтала ответить своему отцу. — Только пожилые люди носят шарфы.

— Разве? — Ее попытки задеть его оставили незнакомца равнодушным. — В таком случае я, конечно, должен его снять.

Он поднял руку и распустил узел на шарфе, все еще крепко прижимая ее другой рукой к себе, несмотря на отчаянные попытки девушки вырваться. Во рту у нее внезапно пересохло. То, как он снимал шарф, живо вызвало в ее воображении другую картину, как будто он собирался полностью раздеться…

— Лучше? — насмешливо спросил он, глядя на нее своими блестящими глазами.

Она не могла ответить. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и Марта увидела густые, слегка выгоревшие на солнце волосы на загорелой коже. Горло у нее перехватило — какой-то глубокий, древний инстинкт поймал ее в ловушку, и она не знала, как выбраться из нее.

— Надеюсь, вы собираетесь сказать свое имя? — спросил он, его мягкий, хрипловатый голос был частью странной волны, окатившей ее.

— Меня зовут… Map, — пролепетала она и осеклась, не в силах скрыть легкую дрожь в голосе.

— Map? — То, как он произнес этот слог, вызвало странную жаркую дрожь внизу ее позвоночника. — Это сокращенно от Марты?

— Да.

— Красивое имя. Жалко, что вы сократили его до какого-то детского Map….

— А больше оно никак не сокращается, — сухо улыбнулась она. — Если только Тити… Он Засмеялся — низким грудным смехом, призывно сексуальным.

— Да, предполагаю, что лучше остановиться на Map, — уступил он. — Так это ваша яхта, Марта?

Ей потребовалось сделать сознательное усилие, чтобы он прекратил ей нравиться. Но единственный способ защиты, который она знала и применяла против своего отца, — прикрыться хрупким щитом юношеского высокомерия.

— Вы имеете в виду, есть ли у меня аккуратненькая папочка с документами, заверенными нотариусом? — колко спросила она, так презрительно, как только могла. — Конечно, нет.

— Владение собственностью рассматривается как воровство? — улыбнувшись, перефразировал он лозунг, однажды увиденный на молодежной демонстрации.

— Да. Ну не совсем, — согласилась она. — Я арендую эту посудину.

— А другие ребята, которые здесь околачиваются? — поинтересовался он. Она пожала плечами.

— Они… друзья.

— Они не живут на этой яхте?, — Некоторые. Это довольно… плавучая компания. — Шутка была довольно плоской, и он сухо улыбнулся.

— Понимаю, — пробормотал он, серые глаза насмешливо блеснули. — И один из них — ваш молодой человек, да, Марта?

Легкая краска покрыла ее щеки, и она была рада, что ночные тени скрыли ее.

— Не совсем, — ответила она, стараясь произнести это как можно небрежнее. — Мы не верим в какие-то особые взаимоотношения. — Этой фразой она чуть не довела отца до инфаркта. — Это так… душит. Чтобы быть подлинно творческой личностью, надо быть свободным, открытым для всего нового.

— Полностью с вами согласен. Нет ничего важнее свободы.