— У меня нет отца, — еле слышно проговорил Валерий.
— Умер?
— Нет.
— Развелись с матерью?
— Нет…
— Бросил вас?
— Наверное… — Валерий ладонью стер со лба выступившие капельки пота.
— Разве тебе мать о нем ничего не рассказывала?
— Не рассказывала.
— Интересно… — Ладейников пожал плечами и тут же пожалел, что таким облегченным, безразличным словом «интересно» подытожил разговор об отце Валерия.
— Ничего здесь интересного нет.
— А мать? Где работает?
— Она врач.
— У тебя еще есть братья или сестры?
— Нет.
— Мать замужем?
— Да.
— Кто твой отчим?
— Он пишет диссертацию.
— По каким наукам?
— По педагогическим.
— Сколько лет твоему отчиму?
— Двадцать шесть.
«Да, разница заметная», — про себя подумал Ладейников, которому всегда казалось, что браки, в которых жена намного старше мужа, не только непрочны, но в сущности своей часто бывают драматичны.
— Теперь расскажи все по порядку: как ты познакомился с Барыгиным, как случилось, что ты попал в компанию этой тройки во второй половине дня шестого августа? Одним словом — вспомни все: когда, что, где, с кем, каким образом…
После некоторого молчания Валерий начал рассказывать то, что следователю было уже известно из показаний Барыгина, Темнова и Шамина. Но так как этого требовал строгий порядок уголовного процесса, Ладейников записывал все подробно и в душе был удовлетворен, что показания Валерия полностью совпадали с предыдущими показаниями арестованных по делу ограбления квартиры по улице Станиславского. Валерий даже вспомнил названия старинных книг, которые он нес в тяжелом чемодане и содержимое которого Барыгин разрешил ему посмотреть на даче в Софрине.
Поездка в такси до серого дома с лепным карнизом на улице Станиславского, ожидание на лавочке в скверике, передача ему тяжелого чемодана, который он нес до такси вслед за Шаминым и Темновым… Все совпадало с показаниями остальных подследственных. Потом поездка на том же такси до Ярославского вокзала.
— О чем разговаривали твои новые друзья, когда вы ехали в такси на Ярославский вокзал? — спросил Ладейников.
— Они молчали и много курили.
— Возбуждены были?
— Да.
— Ты не подумал тогда, когда нес тяжелый чемодан, что являешься соучастником ограбления квартиры?
— Нет. Рыжий мне сказал, что нужно помочь родственнице перевезти вещи на дачу.
— А когда ты понял или почувствовал, что эти три чемодана — все краденое?
Валерий что-то хотел сказать, но сдерживался.
— Мой вопрос понятен?
— Понятен.
— Я жду на него ответа.
— Я догадался об этом, когда было уже поздно…
— Это когда?
— Когда они о чем-то спорили на веранде. Некоторые слова я слышал.
— Что это были за слова?
— Кто-то из них предложил все разделить на три кучки и кинуть жребий.
— А двое других как ответили на это?
— Один согласился, а другой сказал: лучше продадим и разделим деньги.
— А у тебя не было в тот вечер побуждений: как только ты вырвешься из этой компании — так сразу же об этом преступлении сообщишь в милицию?
— Тогда я об этом не думал, — понуро ответил Валерий.
— Почему? Ведь ты уже убедился, что совершена кража и ты в ней соучастник?
— Я испугался…
— А потом?
— Потом… — Валерий долго молчал, словно не решаясь сказать то, что он был должен сказать. — Потом меня заставляли пить… Я много пил, а дальше ничего не помнил.
— Тебя рвало?
— Да… Я думал, что я умру.
— Кто тебя принуждал пить?
— Эти двое…
— Верблюд и Рысь?
— Да.
— А Рыжий? Он тоже принуждал?
— Нет, он, наоборот, вроде бы оберегал меня. Весной он просил меня, чтобы я помог его младшему брату записаться в секцию фехтования.
— И ты обещал?
— Да… Я даже говорил об этом со своим тренером.
— Когда это было?
— Это было еще до моей поездки в Белоруссию.
После того как допрос был закончен и Валерий подписал все листы протокола, Ладейников задал вопрос, который он не планировал, когда вызывал Валерия в комнату следователя. То доброе, что о нем говорила по телефону капитан милиции Веригина и что он принял на веру, в нем еще более утвердилось, когда он лично увидел Валерия и провел допрос, который со стороны мог показаться задушевной беседой.
— У тебя есть какая-нибудь просьба к следствию? — спросил Ладейников.
Помолчав и словно не решаясь: спросить или не спросить, Валерий все-таки обратился к следователю с вопросом:
— К вам не приходила мама?
О том, что мать арестованного Воронцова находится в больнице с обширным инфарктом, Ладейникову сообщила инспектор Веригина и просила при этом ни в коем случае не проговориться во время допроса Валерия. А поэтому ответ Ладейникова был внешне спокойным и даже безразличным:
— Нет, пока не приходила.
— Гражданин следователь, я знаю — она к вам придет. Обязательно придет, когда узнает, что дело ведете вы.
— И что же мне ей сказать?
— Скажите ей, что чувствую я себя нормально, что я здоров.
— А еще что ей сказать?
Валерий задумался и ничего не ответил.
Видя замешательство Валерия, которому, как понимал Ладейников, о многом хотелось попросить, он сам пошел навстречу Валерию.
— А еще я скажу матери, что, по всей вероятности, ты скоро покинешь дом на Матросской тишине и будешь дома на своей родной улице.
— Как?!.. — Валерий всем корпусом подался вперед. Глаза его расширились. — Вы это серьезно?
— Серьезно.
— Но ведь еще не было суда. В камере мне сказали, что здесь держат до суда даже тогда, когда суд оправдывает.
— Это неверно. Тебя могут отпустить и до суда. Под личное поручительство. За тебя хлопочут.
Губы Валерия задрожали, на глаза его навернулись слезы. Он изо всех сил крепился, чтоб не разрыдаться. И все-таки нашел в себе силы задать вопрос:
— А кто это делает?
— Об этом ходатайствуют директор школы и инспектор по делам несовершеннолетних капитан милиции Веригина. Помнишь ее?
Валерий низко склонил голову.
— Помню.
Когда по вызову следователя в камеру вошел конвоир, Валерий поднялся с табуретки и, пятясь к двери, с порога посмотрел на Ладейникова такими глазами, в которых тот прочитал много: и благодарность, и чувство своей вины, и клятву, что он будет достоин его доверия, и еще многое такое, что неподвластно словам.
Глава двадцать первая
После того как Валерия арестовали, а Веронику Павловну увезла «скорая помощь», Яновский, пользуясь тем, что родители Оксаны отдыхали в Сочи, почти переселился на дачу своего научного руководителя. Даже в больницу к жене он приезжал с Оксаной, оставляя ее на полчаса в машине, где она с упоением читала журнал с романом Агаты Кристи. С ней же он ездил и в отделение милиции, чтобы узнать причину ареста Валерия. И когда ему сообщили, что пасынок его привлекается к уголовной ответственности за групповое ограбление квартиры по статье сто сорок пятой Уголовного кодекса РСФСР, он настолько удивился и возмутился, что следователю пришлось его успокаивать.
— Хотя он мне не родной, но я за него могу ручаться! Он никогда не позволит украсть копейку! Получилось какое-то недоразумение!.. Я прошу вас при расследовании подойти с максимальной ответственностью и благожелательностью.
— Все это будет сделано, товарищ, и без вашей просьбы. Этого требует от нас советское законодательство.
А когда Яновский узнал, что Валерия поместили в следственный изолятор на Матросской тишине, то он тут же не преминул поинтересоваться, сколько его там продержат.
Следователь пожал плечами:
— Вот этого я вам не могу сказать. Скорее всего, продержат до суда, потому что статья, по которой привлекается Валерий Воронцов, серьезная.
— А когда будет суд? — с выражением глубокой озабоченности на лице спросил Яновский.
— Когда закончится следствие и будет вынесено обвинительное заключение.