Соитие мужчины и женщины есть (…) дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном.[654]

Рожденье – это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу. (…) А значит, любовь – это стремление и к бессмертию.[655]

… Самое главное – исследование вопроса, хотя может случиться, что при этом мы исследуем и того, кто спрашивает, то есть меня самого, и того, кто отвечает.[656]

Трудно становиться хорошим, хотя это и возможно, но быть хорошим – невозможно.[657]

Быть человеку хорошим, то есть постоянно хорошим, невозможно, стать же хорошим можно; но тот же самый человек способен стать и дурным.[658]

Мужественные бывают смелыми, но не все смелые мужественны.[659]

Никто (…) не выберет большего [зла], если есть возможность выбрать меньшее.[660]

Как раз философу свойственно испытывать (…) изумление. Оно и есть начало философии.[661]

Число составляет всю суть каждой вещи.[662]

[Время] – движущееся подобие вечности.[663]

Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно.[664]

Поэт – если только он хочет быть настоящим поэтом – должен творить мифы, а не рассуждения.[665]

Есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них, (…) ты будешь озадачен, (…) почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.[666]

Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним – умиранием и смертью.[667]

Истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди.[668]

Если иные (…) мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом? (…) Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха.[669]

[Знание – это своего рода припоминание. (…) Те, о ком мы говорим, что они познают, на самом деле только припоминают, и учиться в этом случае означало бы припоминать.[670]

Нужно достигнуть одного из двух: узнать истину от других или отыскать ее самому либо же, если ни первое, ни второе не возможно, принять самое лучшее и самое надежное из человеческих учений и на нем, точно на плоту, попытаться переплыть через жизнь; если уже не удается переправиться на более устойчивом и надежном судне – на каком-нибудь божественном учении.[671]

Я рискую показаться вам не философом, а завзятым спорщиком, а это уже свойство полных невежд. Они, если возникнет разногласие, не заботятся о том, как обстоит дело в действительности; как бы внушить присутствующим свое мнение – вот что у них на уме.[672]

Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломным.[673]

Кто (…) без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых.[674]

Во влюбленном, словно в зеркале, он [любимый] видит самого себя.[675]

… Во всей трагедии и комедии жизни (…) страдание и удовольствие смешаны друг с другом.[676]

Платон увидел одного человека за игрой и кости и стал его корить. «Это же мелочь», – ответил тот. «Но привычка не мелочь», – возразил Платон.[677]

Однажды, когда к нему вошел Ксенократ, Платон попросил его выпороть раба: сам он не мог этого сделать, потому что был в гневе. А какому-то из рабов он и сам сказал: «Не будь я в гневе, я бы тебя выпорол!»[678]

Платон, говорят, (…) сказал: «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать».[679]

[Кинику Диогену:]

Какую же ты обнаруживаешь спесь, притворяясь таким смиренным![680]

Платон, умирая, восхвалял своего гения и свою судьбу за то, что, во-первых, родился человеком, во-вторых, эллином, а не варваром и не бессловесным животным, а также и за то, что жить ему пришлось во времена Сократа.[681]

Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное.

В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и все что угодно, но только не себя самих.

Бог в нас самих.

Кто не совершает несправедливости – почтенен; но более чем вдвое достоин почета тот, кто и другим не позволяет совершать несправедливостей.

Крайняя несправедливость – казаться справедливым, не будучи таким.

Сократ – друг, но самый близкий друг – истина.

Хорошее начало – половина дела.

Никто не становится хорошим человеком случайно.

Разумный наказывает не потому, что был совершен проступок, а для того, чтобы он не совершался впредь.

Очень плох человек, ничего не знающий, да и не пытающийся что-нибудь узнать. Ведь в нем соединились два порока.

Невежественными бывают только те, которые решаются такими оставаться.

Круглое невежество – не самое большое зло: накопление плохо усвоенных знаний еще хуже.