Миколас проигнорировал взгляд Виллема, вместо этого принялся успокаивать жену:

— Шшш, дорогая, — совсем не обращая внимание на реакцию других посетителей, он усадил Вельвет себе на колени, и когда она свернулась калачиком в его объятиях, поцеловал макушку её головы. — Я ведь говорил тебе, не так ли? — Его голос был убаюкивающим. — Не каждый может иметь то, что имеем мы.

— Но я была так уверена, — всхлипывала Вельвет. — Думала, они такая прекрасная пара, но скорее всего ты прав, — последовал ещё один всхлип.

— Не твоя вина, что он желает жениться на ком-то вроде Шейн Роли.

— Твоя правда. Некоторые мужчины так слепы.

Виллем сухо вмешался:

— Если вы двое забыли, я вас прекрасно слышу.

Вельвет взглянула на него взглядом полным жалости, а Миколас с молчаливым предупреждением. «Расстроишь её ещё больше, и будешь иметь дело со мной».

Хоть угрозы греческого миллиардера были ему абсолютно безразличны, Виллем не желал устраивать сейчас разбирательства, а тем более вокруг несуществующей темы.

— Я не собираюсь жениться на Шейн Роли, — наконец сказал он.

Виллем тщетно надеялся, что его слова положат конец данной дискуссии, но его ожидания тут же померкли, когда голова Вельвет дёрнулась, а глаза загорелись интересом.

— Значит, вы собираетесь жениться на младшей сестре?

— Нет, — сейчас Виллем уже был не просто раздражён, а даже рассержен. Конечно же он знал, что в мире полно людей, которых его любовная жизнь куда больше интересует, чем его самого, но он никак не ожидал повстречаться лицом к лицу с кем-то из них, и уж тем более он никак не мог предположить, что это будет никто иной, как Вельвет Саллис.

— Понятно, — она вернулась на своё место, но глаза были полными слёз. Опять.

На этот раз Виллем был менее терпелив, и обратившись к греческому миллиардеру, сказал:

— Думаю, мне лучше уйти.

Он уже поднимался с места, когда услышал голос Вельвет:

— Несчастный мужчина. Он ведь даже не представляет, что теряет.

Слова намеренно или же нет, несли в себе истинную правду. И прежде, чем он понял, что совершает, Виллем плюхнулся обратно на стул и подавшись вперёд уставился на жену греческого миллиардера.

— Ты не имеешь абсолютно никакого понятия о том, что говоришь. И знаешь, что? Вероятно, твой муж чертовски прав. Не все такие счастливчики, как вы, — его голос был мягкий и холодный. И каждый, кто его хорошо знал, прекрасно понял бы, что сейчас Виллем пребывает в полнейшей ярости. — Не всем быть таким грёбанным счастливчиком, чтобы повстречать человека, предназначенного ему судьбой, и тут же в него влюбиться до беспамятства. И да, я тоже читаю грёбанные газетёнки, и да, чёрт возьми, я прекрасно знаю, что вы с Саллисом познакомились по долбаной переписке.

Он сделал паузу и с шумом втянул воздух.

Перед ним сидела Вельвет с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью, в то время как Миколас выглядел непроницаемым.

Виллем осознал, что за последние три минуты превратился в злейшего врага их семейства. Но ему было плевать. Он был так зол на Вельвет, что та сыпала соль ему на раны, был зол на Серенити, которая любила его вопреки его запретам, но больше всего – был зол на себя.

Вельвет Саллис посмела задать ему вопрос, который никто не решался задавать, сказала слова, которые никто даже не додумался бы ему сказать, и теперь было невозможно избежать истины.

Правду, которую не знал никто ни Серенити ни Шейн, правда о том, что он сам пытался себя одурачить.

— Я познакомился с этой девушкой, когда ей было всего четырнадцать, — Виллем услышал свой охрипший голос. — Она самый хрупкий человек из всех, кого я знаю. Но в то же время, самый сильный. Мы общались годами, и не было никаких искр между нами. Никакой тебе молнии, поразившей меня прямо в сердце, чтобы я мог с уверенностью сказать, что это любовь.

Он встретил пару удивлённых взглядов.

— Ни тогда, когда мы занимались любовью, — его голос звучал невыразительно. — Ничего такого я не почувствовал. А когда понял, что она действительно любит меня, я знал, что должен уйти. Осознавал, что она возненавидит меня думая, что оставил её потому что не любил, но по крайней мере, она сможет двигаться и продолжать жить дальше, — Виллем сделал ещё один глубокий вдох. Он прекрасно понимал, что сейчас исповедуется практически незнакомым людям. Он не мог позволить себе таких откровений со своими братьями и сёстрами. Ведь для них он должен быть исполином, неприступной крепостью.

Но перед Миколасом и Вельвет Саллис, которые определённо никогда не будут зависеть от его власти, он не мог отрицать нескрываемого желания открыться и рассказать всю правду.

Он должен был излить то, что у него грузом лежало на сердце, только чтобы убедиться, правильно ли он поступил с Серенити.

— Если бы она узнала правду, было бы ещё хуже, — хрипло продолжил он. — Если бы только знала, что я хотел любить её, но не смог, — он судорожно сглотнул. — Она бы никогда не перестала винить себя. Не научилась бы любить себя. А я просто не мог этого вынести, — Виллем медленно опустил голову. — И я ушёл.

Смутно он слышал рыдания жены греческого миллиардера, за что он вовсе не мог её винить. У него и правда была абсолютно никчёмная жизнь в сравнении с той, которой жили они с мужем.

Виллем прикрыл глаза, и боль пронзила его голову, разрываясь изнутри на тысячи мелких осколков, когда он вспомнил последний раз, когда видел Серенити.

Пожалуйста.

Пожалуйста подожди.

Пожалуйста.

Я не понимаю.

Пожалуйста. Просто скажи мне.

Вспомнил как жесток и формален он был, как скорее желал уйти домой, чтобы не видеть страданий своего ангела, ребёнка, который на его глазах вырос в самую прекрасную девушку.

В этом и проблема, мисс Роли.

Не Сири, не ангел, и даже не Серенити.

Вы думали, что я люблю вас.

— Могу я предложить совет, де Конаи?

Виллем силой заставил себя взглянуть в глаза другого миллиардера.

— Если считаешь это нужным.

— Думаю, это просто жизненно необходимо, — мрачно признался Миколас. — Ради твоего же блага.

— Тогда, продолжай, — максимально вежливо отозвался Виллем.

Миколас посмотрел на жену. На мгновение он вспомнил агонию, которую испытывал, когда смертельно её обидел. Вспомнил тот душераздирающий страх, что уже слишком поздно, и он ни за что не сможет вернуть её назад.

Он не пожелал бы подобного даже врагу, и хоть де Конаи и был высокомерен, словно чёрт, но Виллем не был его врагом, и соответственно не заслужил участи гореть в аду.

— Тогда мой совет следующий, де Конаи, — он сделал паузу, прежде чем отчётливо продолжить. — Идиот. Ты полнейший идиот, потому что отвернулся от своей второй половинки.

— Ты что не слышал, что я сказал? — Яростно прошипел Виллем. — Это было совсем не то, что у вас с женой. Это не было похоже ни на что из того, что я видел.

— Ты ничерта не знаешь о любви, не так ли?

Если бы не бархатный голос Вельвет, он бы точно обиделся на сказанное. Но сейчас, он только устало покачал головой.

— Ты американка, и должно быть ничего не слышала о моих родителях. Но в молодости, о них говорили, как об одной из самых романтичных пар того времени. Тебе стоит только прочесть о них несколько статей тех лет. Все они будут твердить тебе, что они были невероятно влюблены, — Виллем не заметил, как последние два слова вылетели с презрением, но Вельвет и Миколас заметили, отчего она часто заморгала, а он задумался.

В ответ Вельвет покачала головой.

— Вы правы, я не знаю ваших родителей. И скорее всего, они и правда были влюблены, как вы и говорите. Но также точно, я не знаю вас. Но с уверенностью могу заявить от чистого сердца, что вы совсем ничего не знаете о любви.

Она взглянула на мужа в немой мольбе, а тот был не в силах ей отказать, делая для него невообразимую вещь – давая советы о любви.

— Я прекрасно знаю твоих родителей, де Конаи. И также их репутацию, — он сделал паузу, а затем продолжил. — Тогда и сейчас, — когда челюсть голландского миллиардера напряглась, он понял, что задел за живое, как и рассчитывал.