Вскоре Ахерон уехал, хоть Ставрос и приглашал его войти. Оставшись наедине с греческим миллиардером, Серенити продолжала ощущать на себе его неодобрительный взгляд, и сухо сказала:

— Ты не понимаешь.

— Да неужели? — Спокойно поинтересовался он. — Мне достаточно только взглянуть на лицо моего друга, чтобы понять, что ты лжёшь.

— Ты ничего не знаешь! — Закричала она, поворачиваясь к нему лицом. — Тебя там не было, когда он сделал меня… — она подавила всхлип. — Он первый причинил мне боль!

— За которую ты хочешь отомстить? — На мгновение Ставрос замолчал. — Думаю, сегодня ты своего добилась. Кажется, он ясно понял твой посыл. И более не потревожит своим присутствием.

Виллем даже не удивился, когда с рецепции сообщила, что к нему пришла девушка-посетитель, он приказал провести её к нему, зная, что это была Серенити. Быть может, сказывались года, на протяжении которых они были знакомы, или совсем новые, абсолютно невероятной силы любви, которую он испытывал к ней, но всё больше и больше ему казалось, что он понимает, как устроен её разум.

Это было очевидно с того самого момента, как она взглянула на Виллема, хоть и стояла тогда с Ахероном. Он точно знал, что как только у неё появится возможность, она тут же придёт к нему. И в конце концов, Серенити имела неимоверно обострённое чувство справедливости, и с каждым годом оно только росло.

Но это не означало, что она не может удивить его, мрачно думал Виллем. Например, сегодня, видеть то, как Серенити касается рука Ахерона, было словно удар под дых. Был понедельник, учебное время, и он даже не утрудился поинтересоваться чем она была занята, когда отказалась встретиться с ним.

Минутой позже, она уже стучала в дверь его номера, и когда Виллем открыл её, обнаружил, что она вся дрожит и абсолютно подавлена, а в небесно-голубых глазах залегли страх и вина. Она переоделась, что было мудрым решением, Серенити также слишком хорошо его знала, и понимала, что нельзя показываться ему на глаза в той же одежде, в которой была с греческим боссом.

— Входи, — вежливо произнёс он. Это единственное, что ему удалось сказать, потому что именно в тот момент, он осознал, что запросто можно любить и ненавидеть кого-то одновременно. Это было иррационально, особенно для такого человека, как он, но это была сущая правда.

Он не стал провожать её взглядом, когда она прошла мимо, входя в номер, и намеренно тянул время, запирая дверь, хотя снаружи и стояла охрана. Ему нужно было несколько секунд, чтобы взять себя в руки, и думая, что уже возымел над собой контроль, он повернулся к Серенити, и сразу же осознал, как ошибался.

Он всё ещё был жутко зол на неё.

— В-Виллем, — он продолжал буравить её холодным взглядом, как никогда прежде, и Серенити была не в силах его вынести. Она знала, что ей должно быть всё равно на это. Ведь это и было её целью, не так ли? Причинить ему боль. Потому что именно это Виллем де Конаи сейчас и чувствует. За непроницаемой маской его прекрасного лица, за ледяным щитом, которым он так умело прикрывался, скрывалась боль, и всё по её вине.

Не этого ли она и хотела?

Содрогаясь всем телом, она ждала, пока он первый заговорит. Она умоляла его глазами, молила дать знак, что он не…

«Что он не что?» — отчаянно подумала она.

Внезапно, он всё же произнёс:

— Серенити…

Тон был выбран неверно, и она покачала головой. Она не хотела слышать его голос тогда, будто он произносит её имя в последний раз. Запинаясь, она всё же сказала:

— Не думала, что увижу тебя сегодня.

От её слов его челюсть плотно сжалась, и он насмешливо ответил:

— Очевидно.

Её пальцы впились в ладони. Он был так зол. И она не имела права винить его в этом.

— Сегодня выходной во всём университете. Ни у кого не было занятий, — она оцепенела, произнося эти слова, и звук собственного голоса поразил её. Её голос не мог звучать ещё более лживо, чем это было сейчас. — Ахерон…

— Это так ты его называешь?

Она практически подпрыгнула при звуке его резкого тона.

— Он меня сам попросил, — и даже немного попятилась, встретив убийственный взгляд миллиардера.

— Он попросил тебя, — эхом он повторил её слова, с насмешкой. — И только потому, что он попросил тебя, ты ответила согласием?

Она слишком поздно поняла, насколько была так говорить, и побледнев продолжила:

— Всё н-не так…

— Да неужели? — протянул миллиардер.

Серенити обхватила себя руками в попытке унять дрожь.

— Виллем, пожалуйста, — она вздрогнула, когда он чертыхнулся.

— Думаешь, меня это сейчас порадует? — Грубо спросил он. — Что ты зовёшь меня Виллем, хотя тебе не составило никакого труда называть его так же по имени? — Он врезал в стену кулаком, заставляя Серенити подскочить на месте.

Чёрт подери.

Чёрт тебя подери.

— Думаю, тебе лучше уйти, — услышал он свой голос.

Ей стоило так поступить, прежде, чем он принесёт ей ещё больше боли.

Но Серенити не ушла, даже не шелохнулась с места.

— Я не оставляю тебе выбора.

Голос миллиардера был зловеще мягок, и она прекрасно знала, что это означает. Что кипение его гнева достигает поверхности, а ещё, что ему больно… из-за неё.

Но ведь именно этого она и хотела, не так ли?

Так ведь?

Её губы приоткрылись.

— Я хочу остаться.

И как только слова слетели с её уст, она поняла, что именно это и имела ввиду.

Она хотела остаться.

К худу или добру.

Потому что… Потому что она всегда будет любить его.

А она так… так… так устала притворяться, что это неправда.

Внезапно, Виллем направился к ней, и она замерла. Когда он достиг её, тело Серенити, словно в лихорадке затрепыхалось от молний ярости в его глазах. Его пальцы мёртвой хваткой сковали её запястье, и Серенити понимала, что в любую секунду, он может выставить её за дверь.

— Пожалуйста, — она выдохнула слово.

Его голова дёрнулась, и в её взгляде он увидел ужас. Она знала, что он собирался сделать. Чёрт подери, она знала это, так почему же не хотела убежать, а вместо этого просила остаться?

— Ты, — в момент, когда Виллем заговорил, Серенити сглотнула, и замерла в ожидании худшего. Но в её теле не было ни намёка на сопротивление.

Она была готова на всё, чтобы он не предложил.

Она не оставит его.

Его глаза закрылись.

Чёрт тебя подери.

Он причинил ей боль, она ответила ему тем же.

И что теперь?

Открыв глаза, он сказал:

— Ты должна мне вновь доверять, ангел…

Всхлип пронзил её тело.

Боль сдавила его сердце, и Виллем поднёс руку к её лицу, бережно убирая волосы назад, осторожно продолжая. — Ты должна доверять и простить меня… иначе, заканчивай то, ради чего пришла. Ты завершишь то, что задумала в тот же день, когда пустила меня обратно в свою жизнь. Отомстишь.

Слёзы ручейками потекли из глаз Серенити, и она в безмолвном рыдании приоткрыла губы.

Виллем отпечатал поцелуй на её челе и прошептал:

— Или позволь мне любить тебя вновь.

С вырывающимися рыданиями она бросилась ему на шею, и Виллем подхватил её на руки. Он понёс её в спальню, а Серенити не переставала рыдать даже тогда, когда Виллем отчаяно опустил свои губы на её.

Она целовала его, продолжая проливать слёзы, и Виллему удалось попробовать на вкус те эмоции, которые разрывали её изнутри. Боль, страдание, смятение, месть, и наконец – любовь.

Уложив её на кровать, он стал медленно её раздевать, лаская и любя каждую частичку её тела. Её пальцы впились в его спину, так требовательно, но он не позволял подгонять себя, наслаждаясь каждой секундой, пока избавлялся от её одежды.

Когда она была полностью обнажена, накрыл рукой одну грудь, а затем опустился губами на сосок. Серенити застонала, её тело прогнулось дугой, стараясь глубже протолкнуться в его рот. Её соски до боли затвердели, а он всё продолжать ласкать то один, то другой. А затем отстранился, снимая одежду и с себя.