Потом отступает на шаг от тела, оглядывает его. Оранжевый свет из палатки падает прямо на труп, и это, видимо, его не устраивает. Глубоко вздохнув, он снова хватает девушку за лодыжки, волочит по траве до палатки, оставляя длинный кровавый след, втаскивает внутрь, осторожно укладывает на матрас.

В довершение своей работы он тщательно скрепляет два полога, прикрывая вход в палатку, и то же самое проделывает с прорехой, чтобы окошко из прозрачной пленки не болталось на ветру.

Наконец он собирает инструменты и трофеи и большими, тяжелыми шагами удаляется по тропинке, теряющейся в поле за кустарником.

— Энеа! Энеа, проснись!

Матильда распахнула дверь в комнату сына с такой силой, что та ударилась о стенку. И теперь, стоя у кровати, трясла за плечо Энеа, который никак не мог пробудиться и все закрывал лицо руками, прося оставить его в покое.

Но Матильда не отступала: им необходимо сейчас же поговорить, так что пускай встает. Наконец он оперся руками о матрас и сел, прислонившись к спинке кровати.

— Что стряслось-то? — пробурчал он, еще сонный. — Я до рассвета глаз не сомкнул.

— Где ты был той ночью?

Ей казалось, что это не она, а разъяренная фурия влетела к нему в спальню. Она постаралась немного смягчить тон, но голос все равно звучал надрывно.

Энеа посмотрел на нее из-под набрякших век и явно не понял вопроса.

— Какой ночью? Ты о чем? А сегодня у нас что?

— Сегодня вторник, — сказала Матильда. — А я спрашиваю о пятнице.

— И ты хочешь, чтобы я помнил, что делал в пятницу? Если меня не было дома, то, наверное, пошел прогуляться и встретил кого-нибудь. Ты считаешь, это нормально — вот так будить человека и допрашивать его?

— Ну, не знаю, — проворчала Матильда. — Можешь считать меня ненормальной, но я, между прочим, с шести часов на ногах, как только услышала первые новости по радио.

— А что там? — спросил Энеа, и в глазах у него наконец появилось осмысленное выражение.

— Да ничего, просто еще два трупа нашли в Скоперти, в двух шагах от Сан-Кашано, где живут наши родственники.

Матильда отодвинулась от кровати. Ей уже было неловко за такое вторжение. Неуверенно прошлась по комнате, скрестив руки на груди и поджав губы.

— Так ты боишься, что это наши родственники? — Лицо Энеа теперь выражало насмешливое сочувствие.

— Ну вот еще! — Матильда на мгновение задержалась у комода посмотреть на свое отражение в темном зеркале. Она проклинала себя за несдержанность. — Просто, когда ты уходишь по ночам, я очень волнуюсь. — Поправила белую салфетку на мельхиоровом подносе, где стоял флакон с инсулином, а рядом лежали два маленьких, запечатанных в прозрачную упаковку шприца. — Может, я и сумасшедшая, но стоит мне представить тебя там, в темноте, как я начинаю думать, что бок о бок с тобой ходит смерть.

Энеа нахмурился, кивнул и произнес очень странную фразу:

— Ты права. Я все время ношу с собой смерть.

— «…вскрылось чудовищное обстоятельство, — говорил человек на телеэкране. — В ночь последнего убийства преступник направил письмо следователю прокуратуры синьоре N. В конверте обнаружился непонятный предмет, который поначалу приняли за марихуану. Синьора N действительно ведет дела о торговле наркотиками. Но экспертиза установила, что это не наркотик, а кусок засушенной женской груди».

Матильда невольно заткнула уши. Как можно передавать такие жуткие подробности! Она уж было хотела выключить, но так и застыла с вытянутой рукой, услышав следующее сообщение:

— «Письмо было опущено в тот самый почтовый ящик, под которым прежде нашли пулю двадцать второго калибра, намеренно или случайно оставленную убийцей».

Тут Матильда все-таки выключила телевизор и решительно отправилась на поиски. Она должна немедленно найти… Но что? Какая-то деталь в новостях натолкнула ее на мысль, но от волнения она тут же ее потеряла. Она снова подошла к телевизору, уставилась на потухший экран и медленно прокрутила в голове услышанное.

Вот оно! Пуля двадцать второго калибра.

Еще с прошлого убийства ее точило это подозрение, но почему-то оно так и осталось внутри, словно заноза. Всякий раз, когда заходила речь о пулях, это раздражало и мучило ее, а она, видимо подсознательно, отгоняла подозрения, боясь, что они окажутся правдой. Но дольше тянуть уже нельзя, надо наконец удостовериться — и будь что будет.

После ужина Энеа не поднялся сразу в кабинет, и Матильда догадалась, что он опять собирается уходить. В голове у нее мгновенно созрел план. Она взяла яблоко и принялась его чистить, а сама тем временем обдумывала каждую деталь предстоящих действий. Задавленное внутри, измучившее ее подозрение внезапно вырвалось из пут.

Она хранила все газеты с сообщениями об убийствах. В одном из них, как она теперь припомнила, содержалось то самое «точное доказательство», о котором ей твердил Андреино Коламеле.

Едва за Энеа захлопнулась дверь, Матильда пошла в гостиную, взяла с этажерки сложенные в стопку газеты и стала искать заинтересовавшее ее сообщение. Заметка попалась ей на удивление быстро.

Тип пуль, которыми пользовался убийца, теперь почти вышел из употребления. Они назывались «винчестер-эйч». Эту партию выпустили в Австралии в пятидесятых годах и спустя несколько лет завезли в Италию. На руках таких пуль наверняка осталось не много.

Она убрала газеты и направилась в кабинет Нанни. Хотя Саверия проветривала каждое утро, в ноздри ей ударил застоявшийся запах. Видимо, он удерживался в осевшей на книгах пыли.

Матильда уверенно открыла левую дверцу книжного шкафа, просунула руку в свободное пространство между томами. Хорошенько пошарила, но ничего не нашла. И только тогда сообразила, что тех коробочек давно уже нет в книжном шкафу. Энеа, скорее всего, унес их наверх, когда разбирал книги.

Ей ужасно не хотелось снова подниматься в комнаты над оранжереей. При мысли, что надо идти наверх одной, в темноте, ее охватил леденящий страх. А кроме того, она понимала, что уж теперь придется так или иначе посмотреть правде в глаза. Однако, преодолевая последние колебания, она сказала себе: любая правда лучше неизвестности. И, пройдя в кухню, решительно сняла с крючка латунное кольцо с двумя ключами.

В коридоре она зажгла только угловое бра, излучавшее очень тусклый свет (одна лампочка давно перегорела, но ни Саверия, ни Энеа, несмотря на многочисленные просьбы, не позаботились заменить ее).

Войдя в кабинет сына, Матильда включила торшер и огляделась. Она рассчитывала застать здесь страшный бедлам, но, как ни странно, ее ожидания не оправдались. Пыль на полках тщательно вытерта, ручки и карандаши не разбросаны по столу, а аккуратно стоят в мельхиоровом стакане. Книги хотя и не расставлены по полкам, но все-таки сложены в небольшие стопочки. И нигде ни одной бумажки: все они собраны в голубые папки, на каждой крупными печатными буквами выведено название темы.

В этом строгом порядке Чувствовался вызов всякому, кто вздумает совать нос в дела хозяина. Матильда какое-то время поразмышляла над этим, а затем, тряхнув головой, приступила к тому, зачем пришла.

Она открыла первый ящик слева, резко дернув на себя, так как знала, что он заедает, и сразу увидела серые коробочки с желтоватой выцветшей этикеткой. Они заполнили почти все дно ящика. Матильда вытащила несколько штук, отметила, что там есть и пустые, и полные. Нанни купил их лет двадцать назад — как-то вечером вернулся домой, неся огромную коробку, тоже серую и с желтой этикеткой во всю крышку. Он очень хвалил эти пули, и они с Энеа сразу стали строить планы, как опробуют их в лесу, когда поедут в Импрунету.

Матильда поднесла одну из коробочек к торшеру и нацепила очки.

Каждое слово начиналось виньеткой в виде цветочного орнамента, так что ей пришлось прочитать остальные буквы, прежде чем угадать первую.

Она положила коробку на место, медленно закрыла ящик и выключила свет.