Однако время шло, авторитет ждал маляву от арестантов, где находились подследственные: двоюродный брат "потерпевшей" девахи и его друзей-подельников. Тех парней тоже арестовали и предъявили обвинение в тяжких телесных повреждениях, хулиганстве в общественном месте и сопротивлении властям, так как Гаврила Колюжный (так звали родственника Эльвиры) во время ареста был в нетрезвом состоянии и, будучи крепким, неслабым физически парнем, умудрился швырнуть одного мента так, что тот сильно ударился головой о стену и потерял сознание от сильного сотрясения мозга, а второму чуть не сломал бедро. Мент, охнув, свалился с ног, и Калюжный пытался бежать, но был скручен и сильно избит подоспевшим силовым нарядом из шести человек. Подельников Гаврилы удалось задержать без труда. Лишившись своего лидера, два трусливых юнца, Туц и Рюрик, тряслись, как невинные овечки перед волками, быстро расколовшись перед следователями.

Наконец малява от Калюжного пришла тюремной почтой. Гаврила писал, что со своими пацанами, которые в итоге оказались трусами несчастными, избили подследственного Лейкина из-за кровной мести за сестру, пускай и неродную - двоюродную, но всё же родственницу, по жалобе Эльвиры, - он сам организовал встречу с тем парнем, а затем его и оприходовал со своими "корешами". При этом оговорился, что теперь уже с бывшими корешами. А этого Ваську вообще убить мало, если он действительно изнасиловал.

Тюремный пахан, прочитав письмо, посмотрел на Лейкина: парень простодушный, весь побитый, но сам и мухи не обидит...

Однако «высшая иерархия» может, с Генетика начиная, тоже спросить. Что тогда? Амбал долго молчал, чтобы принять разумное решение. Его шестёрка Хорёк был рядом, бородатый чеченец тоже. И ещё двое приближённых, тоже здоровых и сильных мужчин лет сорока - сорока пяти. Хорёк был самый молодой и борзый. Ему не было и тридцати.

- Опускайте его, - тихо сказал Генетик. - Только без лишнего шума.

Вася не слышал указания пахана, шум ветра и голосов со стороны тюремного двора из крохотного окна не дал ему расслышать этого. Он вдруг неожиданно задремал на верхних нарах, закрыв глаза.

Хорёк и чеченец, крадучись, подходили к несчастному, беззащитному парню, который и без того был обречён.

Коротышка зажал Лейкину рот, чеченец скрутил ему руки. Подошли ещё двое. Один из них сорвал с Васи штаны, затем и трусы.

- Ну что Василисушка, сейчас мы тебе целочку порвём! - весело проговорил Хорёк и попытался…

Неожиданно Василий с невероятной силой рванулся так, что, сбросив с себя Хорька и вырвавшись от остальных, рванул к двери. Он принялся оглушённо барабанить в неё обоими руками.

- Помогите! Помогите, меня хотят опустить! - орал он не своим голосом, который был слышен, несмотря на изоляцию камеры. - Откройте!

- Молчи, падла! - зашипел медленно подходивший к нему амбал Генетик. - Заломаю, сучара! - Он вытянул вперёд руки, намереваясь схватить и придушить паренька. Но подоспевшая тюремная охрана уже открывала тяжёлую, железную дверь камеры.

- На пол! Живо! - скомандовал офицер внутренней охраны, остальные тюремщики принялись скручивать участников инцидента.

Пахана и его приближённых отправили в цугундер, Лейкина в тюремную больницу.

Чувства презрения к самой себе и стыда не покидали Эльвиру теперь каждый день. Стоило ей выйти из дома, как был слышен зловещий шёпот соседок:

- Смотри, Агаша, идёт тварь бесстыжая!

- И не говори, Машуля, подумать только... И родственник Эльвиркин теперь приличный срок схлопочет. И мальчишка этот... Как его?.. Васька! Ой, да я ж с его матерью в одной прачечной работала! Она и сейчас там работает, а я ушла, ноги болят, инвалидность дали...

- Невиновного парня упекли! - не унималась от возмущения и негодования Машуля, - Ой, что с ним там сделают! Мне сын рассказывал, как там относятся к тем, кто за изнасилование сидит... Ой, батюшки! Господи, спаси и помилуй!

- Точно, парня опустят из-за этой конопатой! - вторила Маше Агаша.

Рыжая пыталась обойти бабок, но навстречу ей вставала детвора из её же дома.

- Рыжая - бесстыжая! - дразнили её дети.

- Тьфу, шелупонь! - плевалась в них девка, но те не унимались, не давая ей проходу.

Эльвира нервно курила одну сигарету за другой, надеясь как-то забыться или собраться с мыслями.

- Да уж... - рассуждала она про себя, - вляпалась ты, девушка, в говно по самые ручки! Заявление из ментовки назад забрать не удастся... Мусора сами дали понять, что заяву по такой статье обратно не отдают. Поменять показания? Тогда до двух лет за заведомо ложный донос, и до трёх - за ложные показания... Не хочу в тюрьму! Даже если не посадят, дадут условно... Нет, уж на хер! Мне уже восемнадцать скоро. Всего пару месяцев осталось. Хотя...

Эльвира задумалась.

Пацанов не скоро выпустят. Братец не родной, давно уже взрослый. Да и не убьёт же меня, когда выйдет?.. А этот Васька... И зачем я отдалась этому маменькиному сынку? Что я в нём нашла такого?.. Да нет, правильно. Я же хотела, чтоб он меня в квартирке своей поселил. А потом выскочила бы замуж, притворяясь беременной, прописалась... Мамаша у него не вечная. Ишь, как запыхалась, когда меня выталкивала, сука тупорылая! Сама тумба ещё та! Эх и клуша...

Рыжая думала...

Вася лежал на вязках на шконке в психиатрическом отделении тюремной больницы. В палате находилось ещё шесть человек. Но эти люди не были сумасшедшими. Они умело ими притворялись. Психиатров не обманешь. Но если хорошо дашь в лапу и так же хорошо будешь "косить", то всё сработает как надо. Этим "больным" надо хорошо перекантоваться, а дальше - невменяемость на суде, психушка общего типа, полугодовая принудка и выписка домой! На зоне же тянуть приличный срок… А куда ещё отправят - так мама не горюй! Вот и "чудили" мнимые больные как хотели. А кормили этих засранцев оч-чень хорошо!

Вместо тюремной баланды - куриный супчик, обязательно с мяском; вместо сечки или крупяного продела, что на тюрьме не редкость - картофельное пюре с гуляшом или биточки с гречневой кашей, а вместо обычного кипятка - густо заваренный чай или кофе. Никаких нейролептиков и прочих "колёс" им не давали, вместо этого - обычные витамины.

Лейкину же вкололи лошадиную дозу галоперидола. А заместо корректора такую же большую дозу аминазина. Вася мучался от болючих уколов и ёрзал, привязанный, как уж на сковороде, а "товарищи по несчастью" дружно хохотали и прикалывались над очумевшим бедолагой.

Обход проводил сам заведующий отделением с дежурным медбратом. Низкорослый старик, с хитрыми, колючими глазами в очках из золотой оправы, мог быть похож на профессора или доктора Айболита: но то могли быть люди добрые... А в этом надменном и корыстном взгляде ни о какой доброте не могло быть и речи. Медбрат, напротив, - здоровенный мужлан с пудовыми кулачищами, но тоже немолодой, лет пятидесяти пяти, был лысый и неопрятный, с небритой щетиной и придурковатым выражением лица. Однако по сравнению с доктором, он был куда человечней.

- Чё, козёл, плющит? - издевательски произнёс один из мнимых больных. Это был здоровый парень лет двадцати пяти, высокий, одетый в спортивный костюм. Он был сутенёром, приводил кому надо шлюх в притоны, на хаты, но попался на малолетке. Она и сдала всех с потрохами - и того, кто "верховодил".

Проституток распустили по домам, а сутенёра, вербовщика, охранников и мамок отправили за решётку. Позже арестовали и их "руководителя". Однако родители Андрея Евсеева (так звали сутенёра) были далеко не простыми людьми и подкупили кого надо. Парня отправили в тюремную психлечебницу, а психиатр сделал соответствующее заключение. Теперь ему осталось показать комиссии, что он невменяем: дальше обычная дурка и скорая выписка.

По-настоящему заболел только Вася. Его коробило с нейролептиков, сковало руки, закатились глаза. Сжалившаяся над ним молоденькая медсестра, дежурившая после мордоворота-медбрата, сделала Лейкину укол тремблекса, пролонгированного корректора, на четыре дня. Врач все равно обход делал раз в неделю, обычно по средам, перед комиссией.