Изменить стиль страницы

Грубые количественные расчеты, достаточные для того, чтобы оценить, сколько семян потребуется для засева участка земли, возможно, не представляли большой сложности для первых земледельцев. Для расчетов они пользовались предыдущим опытом. Полная корзина семян на поле, корзина или поле «вот такой величины» были достаточно точными оценками. Более точные пространственные измерения понадобились человеку только тогда, когда он освоил широкомасштабное орошение и монументальную архитектуру. Однако измерение времени представляло для них головоломную проблему; в условиях Среднего Востока наступление зимних дождей не всегда происходило одинаково из года в год. Случайные летние или осенние ливни легко могли подтолкнуть голодного крестьянина посеять невосполнимый запас семян слишком рано, и тогда зерна всходили только к зиме в период возобновившейся засухи. Тот факт, что фазы Луны не совсем совпадают с солнечным годом, ужасно усложнял задачу. Только когда люди научились наблюдать и правильно интерпретировать сезонные перемещения Луны, Солнца и звезд, они точно смогли определять, на каком цикле Луны следует сеять. Чрезвычайная важность точных сезонных расчетов и одновременно их сложность служили главным стимулом интеллектуального и научного развития на Среднем Востоке[47]. И только в период расцвета цивилизаций Шумера и Египта эта задача была окончательно решена с созданием надежных календарей.

Здесь следует заметить, что в муссонной зоне Азии проблема измерения времени была куда менее серьезной. За исключением окраинных районов, появление муссонов ни с чем нельзя спутать, а с возвратом дождей начинается период роста растений. В такой ситуации исключен слишком ранний или запоздалый сев, а точный календарь просто не нужен. Возможно, не будет большим преувеличением предположить, что пресловутое безразличие ко времени, свойственное цивилизации Индии, основывалось на этом фундаментальном различии земледельческого цикла. Напротив, чрезвычайное значение, которое древнейшие земледельцы Среднего Востока придавали измерению времени, вполне могло повлиять на философские основы западного и мусульманского мировоззрения, корни которого уходят в средиземноморско-средневосточное прошлое.

Восхождение Запада. История человеческого сообщества i_004.png

В сельскохозяйственных общинах мужчины утратили свое былое лидерство времен охотничьего образа жизни. По мере того как дисциплина охотничьей ватаги разваливалась, политическая организация древнейших деревенских поселений, возможно, напоминала анархизм, который с тех пор повсеместно считается идеалом мирной крестьянской жизни. Вероятно, важная форма социального руководства досталась служителям культа как посредникам между беспомощным человечеством и непостоянством плодородия. С исчезновением или оттеснением на второй план профессии охотника сильный и умелый мужчина утратил былой непререкаемый авторитет; поскольку теперь жизнь сообщества сосредоточилась вокруг зерновых посевов, относительно строгое персональное подчинение, необходимое для успеха охотничьего предприятия, можно было ослабить.

Однако у преимущественно скотоводческих племен религиозно-политические институты приобрели совершенно другой характер. Присущие охотникам черты — смелость и коллективная дисциплина — в той же мере требовались и для защиты стад от хищников. Главный вид деятельности пастухов, так же как это было среди древних охотников, основывался на паразитическом отношении к животным и по-прежнему оставался уделом мужчин. Таким образом, у них сложилась система патриархальных семей, объединенных в группы по признаку родства и возглавляемых вождем. Вождь принимал решения, определявшие повседневный быт племени, например, где искать лучшие пастбища. Кроме того, пастухи хорошо понимали важность военных приемов и дисциплины. В конце концов, насильственный захват чужих животных или пастбищ был самым легким и быстрым способом обогащения, а в неурожайные годы — и единственным средством выживания.

Подобная воинственность была совершенно несвойственна земледельческим общинам. Данные археологических раскопок остатков ранненеолитических деревень свидетельствуют о чрезвычайно мирном характере их обитателей. При избытке пригодной для обработки земли и невозможности произвести значительный излишек продукции за счет труда одного хозяйства — не было особых причин для войн. Можно предположить, что традиции насилия и организации охотничьих отрядов в таких общинах угасли. Лишь набеги пастухов вынудили мирных крестьян сохранить элементы военной организации, которые, в свою очередь, стали предтечей всех без исключения цивилизованных политических институтов.

Несмотря на присущие ему недостатки, образ жизни древних земледельцев Среднего Востока имел существенные преимущества перед ранним типом охотничьих сообществ. Конечно, жизнь не была такой захватывающей, однако пропитание было почти гарантированным и с определенной территории могло прокормиться большее число людей. С учетом таких преимуществ земледелие было обречено на распространение от центра его зарождения и обосновывалось везде, где условия возделывания зерновых культур были наиболее благоприятными. В Европе такие условия означали легкие почвы, особенно лессовые, и меловые склоны холмов с хорошим естественным дренажом и легко обрабатываемые.

Земледелие распространялось на Европу двумя путями: один севернее, а другой южнее Средиземноморья. Более северный и более мощный из этих потоков, охвативший Центральную и Северную Европу в 4500 г. и 4000 г. до н. э., составили так называемые дунайские земледельцы. Южная волна пионеров-земледельцев и пастухов прошла через Северную Африку, пересекла Гибралтар, после чего встретилась и смешалась с дунайским потоком. Ранее жившие здесь охотничьи племена не исчезли. Они сохранились в труднодоступных местах в лесах на протяжении веков после того, как земледельцы заняли вершины и склоны холмов. Возможно, случалось и значительное смешение населения двух типов; таким образом, охотники могли иногда заимствовать методы пришельцев и ассимилироваться в земледельческое сообщество[48].

Очень похожая сельскохозяйственная экспансия произошла в Казахстане и Центральной Сибири приблизительно через тысячу лет после того, как первые земледельцы проникли в Западную Европу. Около 2500 г. до н. э. охотничьи хозяйства в этих регионах начали уступать место общинам, основанным на скотоводстве и земледелии. Дошедшие до нас керамические изделия этих племен неопровержимо свидетельствуют о сходстве системы их хозяйствования с той, что развилась на Среднем Востоке. Кроме того, в раскопках найдено небольшое количество бронзы, а в землях, богатых рудами, жители некоторых селений устраивали примитивные шахты[49].

Наука почти не располагает свидетельствами распространения сельского хозяйства эпохи неолита в других регионах планеты. В Индии до сего дня не обнаружено явных свидетельств периода, когда люди обрабатывали землю исключительно с помощью каменных и деревянных орудий, хотя, с другой стороны, инструменты неолитического типа сохранялись в их арсенале на протяжении тысячелетий после начала применения металла[50]. Однако почти нет сомнений в том, что земледелие и животноводство средневосточного типа проникло, как минимум, в Северо-Западную Индию и послужило основой индской цивилизации[51]. В то же время в Китае, в долине Хуанхэ, найдены прямые археологические свидетельства эпохи неолита. У гончарных изделий, обнаруженных при раскопках древнекитайских деревень, немало общего с керамической посудой, известной по находкам в западной части степей — на юге современной России и в Восточном Иране, что дает основание предположить существование каких-то отношений между культурами неолита этих двух регионов. Относительно небольшой возраст неолитических находок в Китае, ориентировочно оцениваемый 2400 г. до н. э., вполне согласуется с гипотезой о том, что полукочевые земледельцы, начав свое движение из холмистых районов Среднего Востока вскоре после 6500 г. до н. э., освоив плодородные земли вдоль берегов рек и на лесистых склонах на всей территории Центральной Азии, вероятно, смешиваясь с местным населением по всему пути на восток, достигли наконец долины Хуанхэ и принесли сюда элементы земледельческих приемов Среднего Востока. С другой стороны, некоторые особенности находок эпохи неолита, обнаруженных в Китае, лучше всего можно объяснить, предположив существование первобытного земледельческого общества к югу от Хуанхэ. Наиболее красноречивый факт в этом ряду — наличие риса, появление которого как культурного злака обычно связывают с муссонными районами Азии[52]. Похоже, что приемы возделывания злаков, зародившиеся в Центральной Азии, в течение III тыс. до н. э. встретились в Северном Китае с другим стилем земледелия, происходящим из муссонной зоны Азии, при этом обе культуры взаимно обогатились. Это служит аргументом в пользу гипотезы о том, что земледелие зародилось в двух отдельных областях Старого Света. 

вернуться

47

См. O.Neugebauer, Tlie Exact Sciences in Antiquity (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1952), p.161.

вернуться

48

C.F.C. Hawkes, The Prehistoric Foundations of Europe to the Mycenaean Age (London: Methuen & Co., Ltd., 1940), pp.87-134; M.Richard Pittioni, «Zur Urgeschichte des Bauerntums», Anzeiger der oesterreichischen Akademie der Wissenschaften, Phil.-Hist. Klasse, No.21 (1957), pp.326, 341; J.G.D.Clark, World Prehistory, pp.119-29.

вернуться

49

Karl Jettmar, «Zur Herkunft der turkishen Volkerschaften», pp. 14-15.

вернуться

50

Stuart W. Piggott, Prehistoric India to WOO B.C. (Harmondsworth: Penguin Books, 1950), p.37; Robert Eric Mortimer Wheeler, Early India and Pakistan to Ashoka (London: Thames & Hudson, 1959), pp.80-92; D.H.Gordon, TJie Prehistoric Background of Indian Culture (Bombay: N.M.Tripathi, Ltd., 1958), pp.26-33.

вернуться

51

Это утверждение основывается на сходстве гончарных изделий и мотивов искусства индской цивилизации с соответствующими принадлежностями цивилизаций Ирана, Сирии и даже Крита. См. Heinz Mode, Indische Fruhkulturen und ihre Beziehimgen zum Westen (Basel: Benno Schwabe & Co. Verlag, 1944), p.131 and passim; Willibald Kirfel, «Vorgeschichtliche Besiedlung Indiens und seine kulturellen Parallelen zum alten Mittelmeeratum», Saeculum, VI (1955), 166-79.

вернуться

52

См. Gunnar Andersson, Children of the Yellow Earth (London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., Ltd., 1934), pp. 184-87; C.W.Bishop, «Long-Houses and Dragon-Boats», Antiquity, XII (1938), 411-24; W.Eberhard, «Eine neue Arbeitshypothese iiber den Aufbau der fruhchinesischen Kultur», Tagungsberichte der Gesellschafi fur Volkerkunde, No.2 (Leipzig, 1936); Folke Bergman, Archaeological Researches in Sinkiang (Stockholm: Bokforlags Aktiebolaget Thule, 1939), pp. 14-26.

Согласно последним исследованиям китайских археологов, сходство между культурой росписи керамической посуды в Северо-Западном Китае, в Украине и Западной Азии не столь значительно, как было принято полагать. Возможно, ученые преувеличивали схожесть за счет отбора конкретных образцов, игнорируя общую картину, полученную в результате находок из разных раскопов. Однако сегодняшние ученые не могут быть полностью свободными от влияния национальной гордости и доктрин марксизма относительно древнейшей истории, отрицающих историческую важность процессов миграции. Непредвзятое обсуждение последних открытий см. Cheng Te-k'un, Archaeology in China. I: Prehistoric China (Cambridge: W.Heffer & Sons, 1959), pp.73-87 and passim.

Возможно, процесс распространения приемов земледелия и украшения гончарных изделий не требовал массовой миграции через всю Азию. Вполне вероятно, что местное население, особенно столкнувшись с продовольственным кризисом, искало новые источники продовольствия и заимствовало методы мотыжной обработки почвы у соседних народностей. Таким образом, они выполняли роль земледельцев-пионеров по отношению к живущим далее от первоначального центра распространения племенам.