Я не могла остановить ухмылку, повернувшись к нему.

— Я не знаю своего места.

Его лицо было лишено эмоций.

— Нет, не знаешь. И мой отец не будет счастлив, что я отдал тебе покои так скоро, но... все изменилось.

Мое сердце екнуло, в ожидании, когда он продолжит свою речь.

Но он не продолжил.

Пересекая комнату в своей черной рубашке и серых слаксах, он был как темное пятно или изъян на фоне приятной ткани. Он не подходил этому месту.

Я поняла его. Наконец, я увидела то, что должна была увидеть сразу.

Он не принадлежал этой комнате.

Он не принадлежал этому дому.

Он не принадлежал этой семейке.

Все, что я знала о Джетро, было неправильным. И, несмотря на его задачи и наши судьбы, так ужасно сплетенные и омраченные смертью, я хотела узнать его.

Следуя за ним по комнате, я резко остановилась, когда он повернулся ко мне лицом.

Его лицо исказилось.

— Я не хочу болтать. Я не хочу обсуждать то, что произошло или даже пытаться понять это.

Мой желудок сделал сальто от похоти, которая сверкала в его взгляде.

— Хорошо...

Одним шагом, сокращая дистанцию между нами, он взял в ладони мои щеки, крепко удерживая меня на месте.

— Я хочу трахнуть тебя снова. Так чертовски сильно.

Я не могла дышать.

— Ты спрашиваешь моего разрешения? — прошептала я.

Он скривил губы.

— Нет, я не спрашиваю твоего долбаного разрешения.

— Тогда... просто сделай это.

Воздух в комнате сгустился, я думала, что он оттолкнет меня и унесется прочь.

Но затем его пальцы буквально впились в мои щеки, а его рот обрушился на мой. 

Глава 21

Джетро

Какого хрена я вытворяю?

Все прошлую неделю я провел, работая на своего отца, встречаясь с сестрой, и руководил отгрузкой бриллиантов, только чтобы заглушить в памяти воспоминания о безудержном часе восхитительного секса, когда я трахал ее, и затем тайно проскользнул в комнату охраны, чтобы удалить отснятый видеоматериал.

Я играл с долбаным огнем. И вместо того, чтобы обжечься и превратиться в лужу расплавленного льда, я наперекор всему стал сильнее, лучше, жестче в своих суждениях, чем я был... всегда.

Я не мог понять, как явное противоречие моего мира смогло исправить меня, а не уничтожить.

Я прекрасно понимал, что мне необходимо подвергнуть сомнению происходящее — найти ответы на тревожащие меня вопросы, а не идти по пути, которого я совершенно не знал, но как же я мог остановиться, если в самом конце была Нила, искушая меня соблазнительной улыбочкой и раздвигая ноги в желанном приветствии.

Я не был чудовищем, но также, не был и святым.

Моя сила воли держаться подальше от Нилы в это утро в одно мгновение рассыпалась, когда я увидел, как она исчезает в саду с голодным взглядом в глазах.

Мне нравилось думать, что она высматривает меня.

Но затем она поцеловала моего гребаного брата.

Нила подняла руки, ее пальцы проскользнули в мои волосы. Она простонала, посасывая мой язык, тем самым сводя меня с ума.

Мой желудок рухнул вниз, когда член увеличился от нахлынувшего на него желания.

Если она испытывала голод, то я был алчно ненасытный.

Ее щеки были такими мягкими под моими пальцами. Наши языки сталкивались и сплетались в восхитительном танце. Ее нежные стоны отдавались в моей груди, и я не мог ничего поделать с собой, подталкивая ее к кровати.

Бесчисленное количество вечеров Кат втолковывал мне, как именно я должен впервые трахнуть ее. План состоял в том, чтобы вознаградить ее сполна болью, обрушить на нее мучения, и ей же не позволительно никакого удовольствия. Это было частью Третьего Долга.

Но вот все повторилось. Я ослушался.

Я упустил все, ослушавшись прямых приказов, ради того, чтобы единственный раз почувствовать ее, испробовать на вкус.

Как предполагалось, мой член не должен был включаться в игру еще долгие месяцы. Но как это все произошло? Как я мог быть таким слабым, когда дело касалось ее?

Она вскрикнула, в тот момент, когда уперлась ногами в кровать, а затем мягко упала на нее. Она с легкостью вырвалась из плена моих рук, на ее щеках остались красные отпечатки моих пальцев, в том месте, где я с силой стискивал ее кожу.

Мой член еще никогда не был таким твердым, когда она встала на колени, потянула и обернула руки вокруг моей шеи, притягивая меня ближе к себе.

Мне следовало все это немедленно прекратить. Мне нужно было незамедлительно покинуть комнату, притворить за собой дверь. Мне следовало дать ей пощечину и заставить захлебываться слезами — насытить хорошей порцией страха женщину, которая должна была быть моей гребаной игрушкой. А не моей властительницей.

— Джетро прекратили, пожалуйста, думать... Прекрати. Я могу отсюда слышать твои мысли, они настолько громкие.

В мгновение ока я отпрянул от нее.

— Что?

Если она могла слышать мои мысли, то тогда, какого хрена она не убежала от меня? Разве она не видела опасности во мне? Разве она не понимала, в какой кошмар это все могло вылиться?

Я играл не только своей жизнью, но и ее тоже. Смерть не казалась бы ей легким выходом в случае, если бы Кат узнал про нас. Он бы заставил ее молить о ней. Он бы вырвал из нее кусочек за кусочком каждую восхитительную эмоцию, чувства, что она успела пробудить в его перворожденном сыне.

Каждым следующим поцелуем, что я дарил ей в ответ, каждым моим прикосновением, которым ласкал ее — я приговорил Нилу к гораздо худшему кошмару, чем выплата долга. И все почему? Потому что я был гребаный слабаком. Слабак. Слабак.

«Но у тебя есть сегодняшний день».

Я спланировал нашу сегодняшнюю встречу — вот насколько я стал одержим этой женщиной.

«Кто-то» пролил какую-то липкую жидкость на жесткий диск системы безопасности; новую деталь необходимо было заказать перед тем, как камеры слежения в апартаментах Уивер будут в исправном состоянии.

Я прикинул, что через два-три дня все будет замено.

Таким образом, у меня есть два или три дня, чтобы суметь как можно больше насладиться ее телом, прежде чем все резко прекратить и забыть обо всем, что тут произошло.

— Поцелуй меня, — проговорила она, и ее темные глаза заблестели вожделением.

Мой уголок губ приподнялся в улыбке.

— Не эти ли два слова привели нас к этой неразберихе?

Она схватила меня за переднюю часть рубашки, и ее умелые изящные пальцы в рекордный срок справились со всеми пуговицами.

Моя голова откинулась назад, когда я ощутил прикосновения ее крошечных ладоней на моей груди, затем она скользнула ими по спине.

Она притянула меня ближе к себе, запечатлев сладкий и дразнящий поцелуй на моих губах.

Когда я ощутил ее вкус, я был разрушен в который раз сегодня.

Я не мог ничего с этим поделать.

Она была долбаным наркотиком.

Хватая ее за бриллиантовый воротник, я с силой оттолкнул ее от себя. С коленей она упала на спину и перед тем, как откинулась на кровать, она успела оцарапать мою грудь. В тот момент, когда ее ноги расдвинулись чуть шире, я набросился на нее.

Я больше не мог сопротивляться ее чарам — это было бесполезно.

Срывая рубашку со своих плеч, я стал коленями на кровать и подтянул ее за бедра, подминая под себя. Прижимаясь к ней, мы вдвоем вздрогнули от удовольствия.

Ее живот вздрагивал, словно у умирающего создания; в то время как ее сердце билось так громко, оно пыталось угнаться за ударами моего собственного сердца.

Я никогда не получал такого удовольствия от поцелуев, как с Нилой. Я чувствовал ее язык в моем рту, но ощущения были совершенно несравнимыми, когда он прикасался к моему члену. Я никогда так не наслаждался вкусом других женщин. Это была не просто химия, что вспыхнула между нами, источая искры, это также не было просто сражением наших внутренних сил, и это также не имело ни малейшего отношения к тому, как это все могло закончиться.

Это чувство отличалось от всех, и у меня не было желания давать этому объяснение. В ту минуту, когда я осознаю, что это, мне придется сбежать.