— Открой глаза, слизняк! — «Точно, слизняк! Это слово лучше остальных подходит мне сейчас», — как по команде отреагировало сознание Ивана. — Если ты не откроешь глаза сам, мне придется прибегнуть к силе. Это плохой вариант — закрыть ты их потом не сможешь. Будешь таращиться, пока они не высохнут. Мечтаешь о таком конце? Сперва ослепнуть, а потом сдохнуть?

Иван приподнял веки. Не угрозы подействовали, а любопытство. Он почувствовал, что голос удалился, и ему захотелось разглядеть существо, что так настойчиво требовало зрительного контакта.

Однозначно, это женщина. Невысокого роста, с массивной нижней частью туловища. Возраст не поддавался определению. Она была черная, как сажа, одетая во все черное. Черными были даже зубы, от чего открытый в злобном оскале рот казался черной дырой на черном лице. И лишь ее глаза сверкали, как две невероятно яркие лампочки на всей этой черноте.

Иван заметил воду, и жажда с новой силой заявила о себе.

— Пить, — полу простонал, полу прошептал он.

— Ладно. Дам тебе возможность еще раз напиться. Иначе, вряд ли ты сможешь выдавить хоть слово. — Женщина подняла руку и направила ее на кубок, отчего он начал двигаться в сторону Ивана. Когда расстояние сократилось ровно настолько, что его можно достать, Иван сделал попытку поднять руку. Но тело не захотело подчиниться. Усилий хватило на то, чтобы слабо шевельнуть пальцами.

Женщина перевернула руку ладонью вверх — кубок стал медленно подниматься. Поверхность воды колыхалась, но ни одна капля не пролилась. Иван, как зачарованный, смотрел на воду. Все желания сконцентрировались сейчас в этом кубке. Он все приближался к губам и замер в нескольких сантиметрах от них.

А говорят еще, что вода не пахнет! Еще как пахнет! Она пахнет жизнью! Именно это чувствовал Иван, видя ее и не имея возможности испить. Запах был так силен, что сил терпеть его не было. Ивана колотила дрожь, похожая на агонию. В комнате раздался издевательский смех.

— Как бы я хотела своими глазами увидеть твои последние секунды, — проговорила женщина, и Иван в который раз поразился силе ненависти, звучавшей в ее голосе. — Но если ты умрешь, я не узнаю того, что так интересует меня. — Она одним движением приблизила кубок к губам умирающего, и вода, этот источник жизни, заполнила его собой, вырывая из пучины смерти.

Откуда только силы взялись вцепиться зубами в край сосуда. Даже когда внутри не осталось ни одной капли, Иван продолжал сжимать челюсти.

— Хочешь закусить им? — вновь засмеялась женщина, с силой вырывая кубок. — Теперь у тебя появились силы, и ты сможешь ответить на несколько вопросов.

— Что вы хотите знать? — Говорить все еще было трудно. Адская головная боль мешала привести мысли в порядок.

— Прежде всего, как ты попал сюда?

— Об этом нужно спросить у вас, наверное, — усмехнулся Иван и тут же поморщился от очередного спазма, скрутившего мозг в тугой узел.

— Не шути со мной! — вкрадчивым голосом предупредила женщина. — Я могу сделать так, что смерть твоя будет еще мучительнее.

«Куда уж более? — невесело подумал Иван. — Разве что будешь отрывать от меня по кусочку. Но вряд ли станет больнее. Что с моей головой? Из нее как будто вытягивают волокна, медленно, мучительно, по одному». Боль была так сильна, что не позволяла даже стонать, становясь невыносимой. Иван чувствовал, что чудом держится в сознании.

— Головная боль — это неотъемлемая часть превращения. Твое мышление перестраивается. Меняется его модель. Это должно произойти при жизни, раз уж ты здесь так некстати оказался. — Она с брезгливым выражением наблюдала за гримасой боли на лице Ивана.

«Откуда такая ненависть? — вновь подумал он, наблюдая за злодейкой. — Что я такого сделал, чтобы заслужить ее?»

— Ты не должен был появляться на свет! — произнесла женщина, и Иван понял, что его читают, как открытую книгу. — Но ты родился! Что мы только не делали, чтобы избавиться от тебя! Но все оказалось без толку! И главное, мы не могли тебя просто убить! Это против правил…

— А сейчас… это не против правил? — даже в этот момент ирония перевешивала все остальные чувства. Иван чувствовал, что конец его близок, так почему бы не умереть с улыбкой на губах? Жаль, что ему никогда еще так не хотелось жить, любить и быть любимым.

— Повторяю вопрос: как ты здесь оказался?

— Я уснул… в Оазисе жизни, а проснулся тут… — Он еле шевелил губами.

— Я знаю это, идиот. — Злость женщины достигла точки кипения. — Я спрашиваю, как ты оказался в Оазисе жизни?

От удивления Иван на секунду забыл о боли. Какое ей дело до Оазиса жизни?

— А какое это имеет отношение к вам? — Вопрос невольно сорвался с кровоточащих губ.

— Вопросы здесь задаю я! А ты должен на них отвечать! — Еще чуть-чуть, и она набросится на Ивана с кулаками.

— Вам я ничего не должен, — медленно, по слогам отчеканил он. — Если я кому-то и должен что-либо, то это своей матери! И то, лишь потому, что она родила меня. Видно, ей это стоило огромных усилий, раз воспитать уже сил не хватило…

— Ах, вот как ты заговорил? — Голос злодейки вновь стал вкрадчивым. — А ты далеко не так прост, каким кажешься сначала. — Какое-то время они буравили друг друга глазами. Иван не собирался первым сдавать позиции, хоть держаться уже не было сил. — Хорошо! Ты ответишь матери на этот вопрос! А пока… пока ты помучаешься… Ты узнаешь, что такое настоящая боль. — С этими словами она обвела его тело рукой и произнесла несколько слов на непонятном языке.

Все познается в сравнении. Иван это понял сразу же, как только незнакомка растворилась в воздухе. Его скрутила такая боль, что откуда только взялись силы кричать. Он заорал во всю мощь легких! Крик завибрировал в замкнутом пространстве, грозя разрушить его своей силой.

Глава 25. Мужская башня

— Чем же так опасна мужская башня? — подозрительно спросила Таня.

— Нехорошее это место! — опять произнесла Прасковья. — Нежилое! Поговаривают, что ходит там приведение. Оно влияет на головы мужчин, делая их одержимыми. — Она замолчала и стыдливо потупилась.

— В каком смысле одержимыми? — допытывалась Таня.

— В смысле… в смысле женщинами… — покраснев, ответила бедняжка.

— Не поняла. После ночи в башне, они начинают бросаться на женщин? — Таня видела, что природное целомудрие собеседницы страдает, что такие разговоры ей не по нутру, но непременно хотела докопаться до истины.

Андрей молча слушал их беседу. Напугать его приведением после всего того, что он узнал с момента попадания в Оазис жизни, сложно. Это самое меньшее из зол. Он с опаской посмотрел на Пану. Та снова погрузилась в себя. Выглядела печальной и отрешенной. Она не участвовала в разговоре. Андрей сомневался, что она вообще что-то слышала, так далеко унеслись сейчас ее мысли.