То, что применимо к экономике в целом, должно, бесспорно, применяться и к тому сектору, где затрагивается наше общечеловеческое взаимодействие с художественными средствами. В предыдущих главах мы уже говорили о силе художественного самовыражения. Всё то, что мы видим, слышим или читаем, вносит большой вклад в формирование наших индивидуальностей — каждого из нас. Мы не можем не подчеркнуть, что это требует существования многих, многих культурных предприятий, которые, вместо того чтобы теряться из виду под влиянием неоправданно привилегированных сил, смогут предложить нам свои культурные продукты в самых разных контекстах. Это не подлежит сомнению — по крайней мере, на наш взгляд.

Оглядевшись вокруг, вы вскоре увидите, что наши экономики не в состоянии соответствовать условиям, которые мы здесь сформулировали: в частности, в отношении игрового поля равных условий. Под влиянием неолиберализма компаниям (в том числе, и в культурном секторе) позволялось разрастаться все больше и дальше. Мы вполне осознаём, что для запуска этого процесса в обратную сторону потребуются радикальные меры — в экономике в целом, а следовательно, и в сфере кино, музыки, литературы, дизайна, мультимедиа и видео, неважно, в новом или старом медийном формате. Но иного выбора нет. Мы рассмотрим, какая стратегия будет наиболее приемлемой, в конце этой главы.

Если мы отбросим наши опасения по поводу радикальности этих мер, то какую картину получим? В сфере производства, распространения, продвижения и создания условий для восприятия художественных произведений не останется доминирующих сил. Это значительно сокращает масштаб: от среднего — к малому. Как же достичь этой желанной победы? У большинства стран есть инструмент конкурентного законодательства, изначально задуманный как инструмент для создания поля равных условий на любом рынке, включая культурный.

Стоит упомянуть о том, что инструмент конкуренции, или антимонопольной политики, в настоящее время функционирует очень слабо. Возможно, виной этому неолиберализм, чья философия как раз избегает вмешательства в рынок, предполагая, что в рамках этого течения рынки сами придут в наиболее благоприятное состояние. Мы считаем, что теперь наши сомнения кажутся более обоснованными. Была ли свободная торговля выгодной для финансистов? В 2008 году горькое разочарование постигло и их среду.

Поэтому настало время простимулировать конкуренцию, внеся конкретные изменения в антимонопольное законодательство. До сих пор понятие конкуренции эпизодически использовалось в рамках рассуждений о том, смогут ли слившиеся компании поглотить рынок целиком. Его также использовали для разрешения случаев вопиющего злоупотребления компаниями своими рыночными позициями. В странах Европейского союза закон о конкуренции в этом контексте был востребован чуть более активно в последние годы, и всё же принцип соревновательности стремительно сдаёт позиции.

В сложившейся ситуации необходимо проводить основательные расследования на предмет всего того, что может намекнуть на чрезмерно сильное положение тех или иных предприятий на культурных рынках. Возможно, это расследование должно стать первостепенным пунктом культурной политики. Дискуссия тогда перейдет к рыночным позициям, мешающим достижению сформулированных нами целей, в частности, возможности для множества предпринимателей в сфере культуры действовать без препятствий со стороны лидеров рынка, а для публики — выбирать из широкого разнообразия художественных произведений, не отвлекаясь на вездесущие маркетинговые хиты. Третьим шагом станет тогда определение мер, которые помогут значительно сократить рыночные масштабы и привилегии. Пригодиться здесь может то, что инструмент конкурентного или антимонопольного законодательства уже существует: необходимо лишь вернуть его к жизни.

Легче сказать, чем сделать. Ведь нам, в конце концов, придётся дождаться — и приложить все усилия к осуществлению — финансово-экономического обвала. Не то чтобы следует этого бояться, но дробление больших конгломератов, вместе со всеми принадлежащими им правами собственности, рискованно в социальном плане, и должно быть осуществлено с величайшей осторожностью. В предисловии мы уже говорили о том, что сама мысль о таких фундаментальных преобразованиях заставляет нас немного беспокоиться.

Представьте, что накопления капитала, рыночные позиции, а также средства производства и распространения необходимо разделить на множество частей. По сути, именно этого мы и желаем для секторов культуры и СМИ в нашем обществе. Это призывает нас к максимальной осторожности и вниманию, которые позволят нам избежать ещё более сурового кризиса, чем тот, что обрушился на нас в 2008 году. Если мы не осмелимся сделать такой шаг, сославшись на то, что «гиганты слишком велики для того, чтобы их уничтожить», рыночные условия останутся прежними. И, насколько нам известно, такая позиция ничем не оправданна. Это нежелательно не только с демократической точки зрения, но и с позиции свободного доступа к рынку для многих предпринимателей в сфере культуры. Мы в самом деле столкнулись с жестокой дилеммой. Мы прекрасно понимаем, что многие из тех, кто пишет о копирайте, предпочитают не касаться темы последующей организации культурных рынков. Проникший в наше сознание неолиберализм отучил нас продуктивно размышлять об организации рынков иным образом, а у нас, разумеется, нет к этому никаких инструкций и руководств. И всё же мы предлагаем об этом задуматься.

К удивлению многих, это необходимо и в отношении цифрового, и сетевого мира одновременно — там, где набирает обороты принцип «победитель получает всё», как разъясняет К. Андерсон. «В традиционных рынках при наличии трех конкурирующих сторон компания номер один получит 60% акций, номер два — 30%, и третья — 5%. Но на рынках, где доминируют сетевые эффекты, пропорция может сместиться к 95%, 5% и 0%. Сетевые эффекты концентрируют власть по принципу «богатые становятся ещё богаче»» (Anderson, 2009, с. 132–133). Решительно не ясно, почему К. Андерсон никак не выражает тревогу по этому поводу в книге «Бесплатно: будущее радикальной цены». Само представление о том, что корпорации не должны доминировать на рынке культуры, в его анализе совершенно отсутствует.

Там, где в силу вступают закон конкуренции или антимонопольное законодательство, мы предлагаем установить ряд правил собственности. Цель такого регулирования в том, чтобы предотвратить доминантный контроль над производством, распространением, продвижением и потреблением художественных произведений, культурных событий и артистических выступлений собственниками — раздробить такую корпорацию на более мелкие части. Ещё один инструмент, имеющийся в законодательном арсенале — это запрет на то, что называется комбинированной собственностью. Это применимо к компаниям, которые работают в различных областях искусства, СМИ и связанных с ними развлечений, на всех этапах от производства до потребления, и увеличивают масштабы своего влияния на общество в геометрической прогрессии. Ситуация становится ещё более тревожной, когда оказывается, что компании, не имеющие отношения к культурным секторам, прилагают руку к политике упомянутых СМИ. Сомневаться в том, что они неизбежно влияют на их стиль подачи материала в собственных целях, не приходится.

Непостижимо, как производителям оружия, таким как General Electrics в США и Lagardereво Франции, позволили стать собственниками значительных активов в культурном и медийном секторах. Любой, кто имеет дело с оружием и движим вполне конкретными интересами, захочет обернуть информационный поток, касающийся его деятельности, в свою пользу. Когда оружейные производители — хотя это касается и других компаний — владеют сегментами сферы культуры и масс-медиа, которые интерпретируют факты и контексты, и, следовательно, устанавливают мнения, это всё равно, что пустить лису в курятник. Постыдно, что в Европейском союзе СМИ настолько подвержены манипуляции, что, к примеру, С. Берлускони, пять раз избиравшийся на пост премьер-министра Италии, может также быть ведущим монополистом в области культуры и СМИ.