Вот вам и святая Русь. Да и вообще понятно, что было именно так — как же иначе десятки миллионов людей спокойно смотрели бы на то, как разрушают десятки тысяч церквей и убивают сотни тысяч священнослужителей? У красных была сила. Ну и что, почему не боялись римской силы ранние христиане? Вступились и в крайнем случае приняли бы мученическую смерть — что может быть достойнее, в святой-то Руси, среди народа-богоносца? Кто-то так и делал, но многие ли? Когда враг пришел в 1941 году, в безбожной красной империи в военкоматы стояли очереди из добровольцев, в основном чтобы такую мученическую смерть и принять, так же, как к князю Пожарскому в 1б13-м, а добровольческая армия аж 8 тысяч добровольцев навербовала в 1918-м со всего Юга России. Нет, не хотели защищать эту страну люди в 1918–1921 годах, как не хотели защищать вторую империю в 1991-м, и лично мне психологически это вполне понятно: когда слышишь известную песню про поручика Голицына: «за нашим бокалом сидят комиссары / и девушек наших ведут в кабинет», то думаешь, что, наверное, очень немного праведной злости должно было вызывать это у тех, кто и до смуты не имел ни бокалов, ни кабинетов. «С молоком кормилицы рязанской…» — цитирует Андрей, по-видимому, про лирического героя-дворянина, своего обобщенного единомышленника, и даже не задумывается о том, что подавляющее большинство людей тогдашней России (практически все, кроме высших классов) вовсе не имели кормилиц; а если кто не помнит, как называется тип государственного устройства, при котором режим поддерживается только высшими классами, я напомню: Платон называл его олигархией.
Не могу закончить разговор про святую Русь, якобы преданную и растоптанную врагами, а на самом деле уничтоженную из самых лучших побуждений своими же государями при Расколе и дальнейшем огосударствлении Церкви и к 1917 году в основном уже почившую (что-то еще теплилось, но что-то теплится и сейчас — придя к нам, Сын Человеческий всегда найдет веру), без обсуждения фигуры Николая II. Николай II вызывает у вас и ваших единомышленников умилительное отношение, а у меня — наоборот. Я считаю его человеком, который своими бездарностью и безволием тщательно подготовил Россию, как садовник почву, для страшной трагедии и миллионов отдельных людских трагедий, а в нужный момент, когда все было готово к взрыву, сам поджег фитиль своим дальнейшим безволием, переросшим в трусость, разорвав свой личный завет с Богом, нарушив промысел Божий о себе как православном царе. Кого благодарить за Распутина — а ведь истинная святая, преподобномученица великая княгиня Елизавета писала про его убийство Юсупову: «Бог благословит Вас за это святое дело». Кого благодарить за 2 миллиона убитых и погибших от ран в Первой мировой войне — войне, которая была нужна России как корове седло? И если мы проклинаем руководство СССР за 55 тысяч человек, погибших на ненужной войне в Афганистане, то что мы должны сказать о Николае, при том, что в Афгане все-таки воевали с исламистами, а на германской войне — с христианскими народами? Кого, наконец, благодарить за саму революцию со всеми ее жертвами — большевиков, что ли? Если волк задрал стадо, сход винит не волка — с него какой спрос! — а пастуха, который не смог (а был обязан) защитить стадо от волка. Могут сказать, что он все это не со зла, но простота, как говорит наш народ, хуже воровства. О человеке, который в 1915 году ответил премьер-министру (который сказал, что Распутин доведет Россию до катастрофы), что ему спокойствие своей жены важнее этой катастрофы, — что можно сказать? Если Николай II предстанет лучше и безошибочнее, чем в жизни, особенно в произведениях для юношества, пишет Чудинова, то вреда точно не будет — ведь он был высоконравственный человек. Будет вред, Елена, да еще какой — когда этот выросший юноша проголосует на президентских выборах за доброго, высоконравственного, только вот совершенно безвольного человека (а безвольные всегда добрее и симпатичнее), который приведет Россию вместе с этим юношей (и православную веру, между прочим) к неисчислимым бедам. Есть такое слово — ответственность, и с того, кто ею облечен, другой спрос, чем с обычного человека; а с облеченного ответственностью за всю страну — спрос особый. Нет греха для христианина в том, что он немощен физически. А если он стоит в дозоре и из-за его немощи погибнут все безмятежно спящие, уверенные в том, что он их предупредит? Мне понравилось ваше выражение, Елена: «Зачем же исключать таких, как я, из созидательного процесса». Так вот, заверяю вас, что ни в каком созидательном процессе, в котором образцом для юношества выставляется Николай Романов (именно так, на момент убийства давно уже не царь Николай II), лично я участвовать не буду; я не имею права оспаривать решение Церкви, к которой я принадлежу, о его канонизации, но я скорее пойду на почти что угодно (про смерть не знаю, хватит ли у меня смелости), чем перекрещусь на его икону.
Теперь о второй, красной империи. Чтобы не было ложного представления о том, почему я пишу то, что пишу, скажу сразу: мой дед расстрелян в 1938 году, бабушка просидела более 15 лет в лагерях, мать вынуждена была скрывать, что она ЧСИР (член семьи изменников Родины), а отец, еврей по национальности, прошедший войну с 1942 года, не мог с начала борьбы с космополитизмом устроиться на работу простым учителем в школе. Никого сильно преуспевшего при Сталине (да и потом) у меня в роду нет. Сам я родился уже после его смерти, в 1959 году, и во времена СССР в партии не состоял, из комсомола уже при перестройке был исключен и, вообще, никаких особых успехов не добился.
Тем не менее справедливость требует признать, что государство истинно сатанинское, построенное в 1917–1918 годах, создавал не Сталин — его роль в революции и Гражданской войне не большая, чем у кавалера ордена Победы полковника Брежнева в Великой Отечественной. И то, что создал уже Сталин — собственно вторая российская империя — предстает в совсем ином свете, если сравнивать это с тем, что он принял. Но в любом случае это была языческая тирания, с многочисленными ритуалами служения культу красного бога, и, конечно, прав Андрей Езерский в том, что сам Сталин был, и вполне целенаправленно, типичным идолом, — как иначе можно интерпретировать то, что разбить в те времена его портрет или бюст квалифицировалось не как оскорбление величества, а как террористический акт? И конечно, никакие достижения и победы, даже если бы они были стократ большими, не могут ни на йоту оправдать народ от Христовой веры, — потому что зачем тогда все эти победы человеку, чья жизнь коротка, как вздох. Но вот что удивительно: режим тогда был богомерзкий, а ныне вполне приличный, но люди и отношения между ними почему-то были гораздо лучше и чище, чем ныне. Церковь была в загоне, но противного Богу и установлениям Церкви блуда было относительно немного. А ныне Церковь почитаема, но разврат в любых его проявлениях, в том числе публичное его освещение, достиг уровня Содома и Гоморры (включая собственно содомский грех). Были проститутки и тогда (хотя в несравнимых с нашими днями количествах), но это считалось низко и этого стеснялись и скрывали, а ныне гордятся, и девочки в школах прямо заявляют, что хотели бы сделать именно такую карьеру. И тогда воровали, обманывали и взяточничали, но в сравнении с нынешними масштабами все это блекнет; и главное опять-таки в том, что этим гордятся и ворам (и в прямом, и в переносном смысле) не приходит в голову в незнакомом обществе скрывать, кто они такие, и чиновники-миллионеры, получающие формально небольшой оклад, вовсе не стараются жить, как Корейко. Убивали и тогда, были бандиты (с кем-то же боролись Жегловы и Шараповы), но можно ли это сравнить с тем, что сейчас? Я не буду продолжать перечисление грехов из десятисловия, скажу лишь, что то же самое и в обычных житейских делах: все, что тогда считалось нормальным делать друг для друга просто так, в порядке взаимопомощи, сейчас делают только за деньги, и иначе и не мыслят. И попробуй скажи сейчас, что нечто надо сделать ради страны, — не поймут. Естественным мотивом любых поступков считаются только свои интересы, в основном материальные, а единственным достойным в жизни занятием — заколачивать деньги. Конечно, все это в среднем — были и плохие люди тогда и хорошие есть теперь, и я вовсе не говорю за всех, — но общий сдвиг очевиден и печален. Для меня нет загадки в том, почему это так — страна просто сменила одного идола на другого, Власть на Деньги; и получается, что служение Деньгам делает людей еще хуже, чем служение Власти. Я остановлюсь на этом, потому что здесь один из двух краеугольных камней сталиномании, и прошу простить меня, если это покажется отвлечением.