ГЛАВА 15

ФИЗИКО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА. ПРЕКРАЩЕНИЕ РАССЛЕДОВАНИЯ, ЗАКРЫТИЕ УГОЛОВНОГО ДЕЛА

Итак, 9 мая 1959 г. судмедэксперт Возрожденный закончил свою скорбную работу и тела четырех туристов, найденные в овраге, были отправлены в Свердловск для предания земле. Погибшие находились в закрытых гробах, и их тела не были предъявлены близким, лишь отец Людмилы Дубининой — Александр Николаевич — сумел добиться, чтобы для него было сделано исключение. Увидев останки дочери, он едва не лишился чувств.

Г роб с телом Семена Золотарева забрала его мать, приехавшая с Северного Кавказа, остальные трое туристов были похоронены на Михайловском кладбище рядом со своими товарищами по группе, чьи тела нашли в феврале — марте. Теперь там поставлен общий монумент с фотографиями туристов, а также студента УПИ Никитина, похороненного здесь же. Есть среди них и фотографии Кривонищенко и Золотарева, хотя захоронения их находятся в других местах.

Во время майских похорон не обошлось без душераздирающих моментов. Так, например, мать Николая Тибо-Бриньоля вспомнила, как не хотела отпускать сына в этот январский поход, уговаривала его покончить с туристическими вылазками на природу, мол, не мальчик он уже, институт закончил, пора взрослеть. Коля пообещал матери, что этот поход будет последним в его жизни… Так и случилось.

Подобную же историю рассказали родители Людмилы Дубининой. Буквально за два дня до начала похода им дали квартиру в большом, из нескольких корпусов, доме на улице Декабристов. Переезд и ремонт — дело всегда хлопотное, тем более что младшему брату Люды предстояло в ближайшие дни отправиться на преддипломную практику в другой город. В общем, лишняя пара рук при переезде не помешала бы, и родители уговаривали дочь не отправляться на Отортен. Не послушала!

Фотография из похода, сделанная, скорее всего, утром последнего дня. Слева направо: Игорь Дятлов, наклонившийся в сторону фотографа, Семен Золотарев, Людмила Дубинина и Георгий Кривонищенко, вытряхивающий золу из самодельной печки. (Обратите внимание на финский нож на поясе Кривонищенко. Особое внимание — на палатку, точнее подвеску ее конька на веревке-оттяжке, которая закреплена на близрасположенных деревьях.) Рассматривая фотографии этого похода, трудно удержаться от мысли, что Люда явно тяготела к более старшим участникам группы — Золотареву и Тибо. Нам еще придется особо разбираться с «психологическими профилями» участников похода, поскольку их личностные предпочтения несомненно влияли на принятие решений в последние часы жизни.

И как горько теперь было вспоминать об этом родителям…

Изложение фабулы расследования будет далеко не полным, если не коснуться финальной ее части — странного и необъяснимого на первый взгляд сюжетного зигзага, связанного с пресловутой радиологической экспертизой. Это один из самых темных (и не проясненных поныне) моментов расследования.

О чем идет речь?

На протяжении недели — с 18 по 25 мая 1959 г. — радиологическая лаборатория Свердловской городской санитарно-эпидемиологической станции проводила исследования биологических материалов, извлеченных из тел Дубининой, Золотарева, Колеватова и Тибо-Бриньоля, а также их одежды, на предмет обнаружения радиоактивных веществ. Всего исследованию подверглись 10 фрагментов одежды, снятой с тел погибших, и 25 биосубстратов. Кроме того, в ходе экспертизы была проверена радиоактивность биологических материалов безымянного трупа из Свердловска, данные по которому рассматривались в качестве эталонных. О том, что именно обнаружили свердловские радиологи, будет сказано ниже, пока же сделаем совершенно необходимую в этом месте ремарку.

В те далекие времена радиоактивность воспринималась совершенно не так, как ныне. С одной стороны, существовала явная недооценка вредных факторов радиации, особенно нейтронного излучения, что обусловило создание нейтронных боеприпасов с заметной задержкой (эта разновидность термоядерного оружия появилась лишь в середине 1970-х гг.). Первые реакторы по наработке расщепляющихся материалов для ядер-ного оружия не имели изолированного от внешней среды первого теплообменного контура, другими словами, пропущенный через реактор пар после конденсации в холодильнике банально сливался в озеро-теплообменник. Тепловыделяющие элементы для реакторов подводных лодок на территории военно-морских баз хранили под открытым небом за обычным дощатым забором, словно поленья на даче. Весьма активные изотопы широко использовались на нанесения индикации на различные приборы военного назначения и «командирские» часы… Примеры можно продолжать, но мысль, полагаю, вполне понятна.

Но, с другой стороны, расщепляющиеся материалы тогда еще не получили широкого распространения в быту — их почти не было в медицине, в устройствах пожарной сигнализации и т. п. Поэтому в Советском Союзе источник радиоактивности мог быть связан только с двумя областями жизни — армией или военной промышленностью. Эти сферы курировались госбезопасностью, всесильным тогда КГБ, который любой сигнал о появлении радиоактивности рассматривал с одной точки зрения: «нет ли в случившемся угрозы государственной безопасности СССР?». Угроза здоровью советских людей или утрата сверхдорогих расщепляющихся веществ были уже делом второстепенным, на первом плане для КГБ всегда стояла угроза разглашения государственной тайны. И это, в принципе, логично.

В силу вышеизложенного само по себе предложение следователя провести проверку тел погибших туристов и их одежды на наличие радиоактивности равносильно предложению привлечь к делу КГБ. Для того времени это было только так. Мысль назначить радиологическую экспертизу не могла прийти в голову следователю Иванову на ровном месте, просто от нечего делать.

Для такой экспертизы должны были существовать некие объективные показатели… либо некое требование, серьезное настолько, что его невозможно было игнорировать.

В материалах дела нет никаких объективных предпосылок подозревать наличие радиоактивных материалов на месте трагедии группы Дятлова. А традиции проверять одежду всех трупов дозиметром в 1959 г. в СССР не существовало, какие существует ее в России и ныне. Стало быть, кто-то очень убедительно рекомендовал следователю провести радиологическую экспертизу. Самому Иванову экспертиза эта была совершенно не нужна — дело явно шло под закрытие и он бы преспокойно его закрыл без лишней волокиты. Трупы найдены, следов посторонних лиц на месте преступления нет, ну так зачем тянуть резину, правда? Ан нет, ему дали команду (или рекомендацию — как угодно), и притом с такого серьезного уровня, что следователю Иванову осталось лишь взять под козырек и ответить «есть!».

Самое интересное заключается в том, что экспертиза оказалась не напрасна — благодаря ей действительно нашлись следы радиоактивности. Это было, пожалуй, единственное попадание следствия «в десятку». На фоне бесплодных допросов манси о «молельных камнях», солдат внутренних войск о «светящихся шарах» и халтурно проведенных опознаний вещей тут мы видим вполне логичное (а главное — результативное!) следственное действие. Вроде бы и наобум случившееся, но зато какое удачное!

Есть сильное подозрение, что успех радиологической экспертизы оказался вовсе не случаен. Другими словами, те, кто рекомендовал (или приказал) Иванову назначить ее, отлично знали, каким будет результат. И именно в этом кроется самая большая загадка «дела Дятлова», а вовсе не в проломленном черепе Тибо-Бриньоля и не в сломанных ребрах Золотарева, там-то как раз все очень просто объясняется, как мы увидим в свое время! Главная интрига — в неожиданной, нелогичной, неуместной и при этом такой успешной радиологической экспертизе.

Так что же обнаружили специалисты Свердловской радиологической лаборатории?

Биосубстраты, извлеченные из тел четырех погибших туристов, найденных в овраге, показали, что тела не были радиоактивны. Если точнее, в них не было превышения активности, обусловленной естественным присутствием в человеческом