— Товарищ капитан, — подергал курсант себя за ус, — может быть, все же проверить рассказ мальчишки? Едва ли он мог бы так связно выдумать.

— Отчего же? Если тебя ждет отец с ремнем, в свое оправдание не то еще выдумаешь! Впрочем, хочешь — проверь, дело хозяйское. Только что ты будешь проверять? Была Марфа — и нету ее. Так, Емельян? Была — и нету?

— Так, да не совсем…

— Будет, будет фантазировать! — отмахнулся капитан. — Идем!

Упирающегося Емельку втолкнули в пустую комнату.

Щелкнул замок, шаги стихли.

Емелька влез с ботинками на стол, прислонился к стене. Заплакал, тихо всхлипывая, то и дело вытирая нос о коленку. Вдруг снаружи, над окном, показались чьи-то опускающиеся ноги. Отпрянув назад, Емелька упал на пол. В проеме окна встала оливтянка.

Трудный день факира в джинсах pic_19.jpg

— Мальчик, не бойся, — сказала она. — Ты меня спас, вытащил из песка, подогрел, я тебе очень благодарна.

Емелька открыл было рот, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но передумал. Это могло насторожить пришельца, и он исчезнет прежде, чем подоспеет помощь.

— Ты… Марфа? — подавив дрожь, излишне громко спросил Емелька.

— Да… Модель автобиологического робота фосгалактического аспекта. Сокращенно — МАРФА.

Упершись ногами в подоконник, она потянула на себя решетку. Затрещала и посыпалась штукатурка, кирпич выкрошился. Марфа отлетела назад и, бросив решетку вниз, вернулась к окну. Внезапно несколько цветных шариков у нее на поясе раздулись до величины футбольных мячей и раскрылись, как лепестки цветка.

— Садись, — показала Марфа на них, — я доставлю тебя к родителям.

Емелька несколько раз, будто бы счищая грязь, шаркнул ботинком о дощатый пол и, подойдя к Марфе, — была не была! — обхватил руками талию гостьи и уселся на цветок, подогнув ноги.

Они плавно, легко взлетели.

От утренней прохлады, возбуждения и страха Емельку лихорадило. Марфа быстро летела метров на тридцать выше самых высоких зданий. Емелька с опаской поглядывал сверху на Кировский райсовет, на безлюдную площадь, на знакомые скверы и улицы.

Внезапно потемнело и наступила непроглядная ночь. Парнишка испуганно закричал:

— С глазами что-то. Я ничего не вижу!

— Спокойно, мальчик! — сказала Марфа. — У вас, землян, зрение устроено по-другому. Потерпи, сейчас улажу. Свет, это что? Поток фотонов — световых волн. Все предметы и тела частично поглощают их, а частично — отражают. Чтобы стать невидимой, я делаю так, чтобы потоки световых частиц огибали меня. Если убавить напряжение поля, ты снова будешь видеть.

Действительно, город, как на фотоотпечатке в растворе, быстро проявился.

— Ну как? — спросила оливтянка.

— Уже немного вижу.

— Пока достаточно. Вчера я убедилась, что лучше быть невидимой. Безопаснее…

Емелька успокоился и торопливо, потому что они уже начали снижаться, стал задавать вопросы:

— Это ты нам подбросила мережу?

— И башмак, и чемодан. Потом догадалась, что вам нужна рыба. Теперь помолчи. Не мешай работать.

— Да вот уже мой дом…

Витя все еще сидел на крыше, понуро опустив плечи и размазывая по грязным щекам слезы.

Трудный день факира в джинсах pic_20.jpg

Емелька прокричал ему сверху:

— Витя, подожди еще немного, спешу к Гелию Меркурьевичу, скоро вернусь!

Витя поднял голову на голос и заплакал еще сильнее…

Марфа послушно снижалась там, куда Емелька показал рукой. Когда она остановилась, шары уменьшились до шариков пинг-понга, и наездник шлепнулся на землю. Вскочив на ноги, Емелька торопливо сказал:

— Марфа, прошу, очень прошу тебя, подожди меня здесь, хорошо? Я быстро. Обещаешь? — упрашивал он. Разговаривать с астрономом при Марфе Емелька не решился.

По ступеням мальчишка взбежал с такой скоростью, словно за ним гналась свора собак. На звонок у астронома никто не отозвался. Тогда парнишка, не жалея кулаков, забарабанил в дверь. В квартире наконец послышались шаркающие шаги. Женский голос испуганно спросил:

— Кто там?

— Гелий Меркурьевич дома?

— Это снова ты, мальчик? Иди сейчас же домой! Спать тебе еще нужно, а ты в такую рань баламутишь!

— Откройте! Ну пожалуйста! Беда! Срочно нужен дядя Геля!

Дверь приоткрылась на ширину цепочки, а в щели показалась седая голова старухи.

— Какая еще беда? Знаю я твою беду. Опять в подзорную трубу не терпится посмотреть? Марш домой!

Дверь захлопнулась.

— Ну и детки пошли! Даже среди ночи не дают покоя, — послышалось ее удаляющееся ворчание.

Мальчишка стал со злостью колотить подошвой в дверь.

— Не прекратишь хулиганить — вызову милицию, — сердито предупредил мужчина, выглянувший из соседней квартиры.

«Только этого мне еще не хватало», — испуганно подумал Емелька и, оседлав поручень, быстро съехал вниз. У парадной оливтянки не было, но она тотчас возникла на том месте, где была оставлена, окаменело-неподвижная, как изваяние.

— До третьего этажа можешь подняться?

— Как ты хочешь.

— Тогда неси меня. Второе окно от угла. Потом вернемся.

Одна створка оконного переплета была приоткрыта. Емелька толкнул ее внутрь и сошел на подоконник. Услышав шум у окна, Коркина подняла голову.

— А-а-а-а! — заверещала она, глядя на шевелящийся силуэт в проеме окна.

Гелий Меркурьевич резво сел на кровати, потряс головой, спросил у жены:

— Опять страшный сон приснился?

Не спуская с окна глаз, Коркина мотнула туда головой.

— А, Емелька! — воскликнул Коркин. — Входи, входи! По лицу вижу, что ты нашел пришельца…

— Там же окно, — испуганно прошептала Коркина.

— Окно? Да! Почему же ты пришел не в дверь, а в окно?

— Дядя Геля, дверь заперта.

— Резонно, резонно! Тогда можно и в окно.

— Что ты мелешь, мы же на третьем этаже, — сказала Коркина, но ее перебил Емелька:

— Дядя Геля, беда! Мы с другом нашли оливтянина. Наверное, заразились. Вы же говорили о вирусах!

— Не бойся, мальчик. Никакого вируса на нем не может быть. На Оливии высокоразвитая цивилизация, и, прежде чем послать земле-навта, его, конечно же, подвергли тщательной дезинфекции…

Емелька пошатнулся.

— Но вы же сами… — пролепетал он.

— Ну мало ли!.. Это я из осторожности, чтобы вы не трогали пришельца. Ведь у него непременно должны быть какие-нибудь приборы, аппараты, ценные для людей. Вам же ничего не стоило испортить…

Емелька смотрел на Коркина с таким выражением, будто его оглушили. Он шевелил губами, но выговорить ничего не мог. Резко повернувшись, Емелька шагнул с окна. Нога, проскочив опору, ступила в пустоту. Мальчишка схватился за створку, но не удержался и полетел вниз…

* * *

Гелий Меркурьевич проворно слез с постели и рысцой побежал к окну. Одновременно с женой они высунулись наружу, посмотрели вниз. Там никого не было. Потом с испугом уставились друг на друга.

— Может, он за угол уполз? — пробормотал астроном. Потом вдруг спохватился и семенящей походкой заспешил к выходу.

— Куда же ты?

Но острая боль в сердце остановила Гелия Меркурьевича. Он с помощью жены сел на стул, чтобы переждать неожиданный приступ, через силу выдавил:

— Чтоб… тебе… ни дна… ни покрышки! Сама хоть… сбегай, раз я вышел из строя.

— Как же, побегу! Ты умирай тут, а я побегу!

— Спустись вниз да узнай, что с ним. Куда он делся?

— Помолчи уж. Нашел время ругаться. Как бы хуже не было.

— Хуже уже некуда.

Коркина уложила мужа и кинулась к серванту за лекарством…

* * *

Емелька пришел в себя. Над ним овальная лепная розетка, чуть ниже — знакомая в четыре рожка люстра. Спереди — стена, оклеенная вырезками из журналов и книг. На них — фотографии знаменитых фокусников. Емелькина коллекция, начатая еще в детском саду.