— Садитесь, садитесь, — радушно предложила свое место гражданину Дуся, — нам все равно выходить!
— Спасибо, — несколько насмешливо поклонился тот, — мне тоже выходить. — И двинулся к площадке.
Но подруги опередили его и, опять чуть не сбив с ног, первыми выскочили из трамвая.
Тут Капа обернулась: гражданин внимательно глядел им вслед.
— Смотри, Дуська, опять эта шляпа! До чего надоел! Шляпа-растяпа!
Девочки прыснули и быстро зашагали в лагерь.
— Мы обязательно по, просим у него автографы, — говорила по дороге Капа. — Это так замечательно — автограф знаменитого писателя!
— Даже мальчишки лопнут от зависти! — сияла Дуся.
Счастливые, прибежали они в лагерь.
— Смотрите, какие мы выбрали цветы!
Но тут раздались возгласы:
— Пришел! Пришел!
Капа с Дусей гордо вышли вперед и… вдруг разом вскрикнули. Букет выпал из рук Капы, она дернула Дусю, и обе опрометью бросились в кусты.
На площадку в сопровождении Ксении Владимировны, начальника лагеря, входил человек в соломенной шляпе…
Их долго искали и звали. Подруги не отзывались. Лежа- в траве, они по-пластунски отползали все дальше и дальше от площадки, где началась встреча ребят с любимым писателем. И только копошащиеся в траве жучки да кузнечики слышали, наверно, как всхлипывали девочки и как одна из них жалобно шептала:
— Все пропало! И главное — автографы!..
БАБУШКИНА ОБИДА
Жора положил перед бабушкой ярко разрисованный билет и сказал торжественно:
— Приглашение на школьный вечер. Нам велели прийти сегодня с родителями. А как я приду с родителями, если они у меня в отъезде? Придется идти с тобой.
Бабушка Дарья Дмитриевна осторожно кончиком шершавого пальца дотронулась до гладкой поверхности билета, и мелкие морщинки на ее лице осветились доброй улыбкой.
— Ну, вот спасибо, внучек! Давно мечтала я поглядеть, как вы там в школе веселитесь…
— Только не забудь, — перебил ее Жора, — что я сегодня играю главную роль и что все на мне со сцены должно блестеть и сверкать! На костюме не должно быть ни одной складочки, будто новенький, только что из магазина. А галстук должен сиять, как заря. Понятно?
— Да уж понятно… — Дарья Дмитриевна вздохнула и заторопилась из комнаты.
— Ну-с, — сказал Жора, — свободного времени до вечера еще уйма. Займусь-ка я репетицией перед зеркалом. Вот я выбегаю на сцену, улыбаюсь…
То и дело, отрываясь от упражнений в жестах и интонациях голоса перед зеркалом, Жора кричал бабушке в соседнюю комнату:
— Пуговицу к куртке пришила? Нет еще? И воротничок не накрахмалила?
Всегда, когда бабушку торопили, она начинала волноваться, становилась рассеянной, все валилось у нее из рук.
— Да не подгоняй ты меня, Жоренька! — молила бабушка. — Я уже второй раз себе руку утюгом обожгла.
— А костюм не спалила? — забеспокоился Жора. — Ты, смотри, осторожнее! Главное, чтобы карманы были как следует отутюжены и чтобы брюки не топорщились. Да не копайся ты, бабушка, опоздаю я из-за тебя!
— Не опоздаешь, небось все ко времени сделаю…
Дарья Дмитриевна так заработалась с Жориным костюмом, что о себе уже подумать не пришлось. Так и пошла она на вечер в своем домашнем сереньком платье. Только на плечи успела накинуть новую пеструю шаль, которую ей прислали из экспедиции Жорины родители — геологи.
Бабушка спешила за Жорой в школу, семеня мелкими шажками. А у Жоры шаги были широкие и стремительные. Только у самого входа он остановился, нетерпеливо ожидая отставшую в пути бабушку, чтобы вместе с ней войти в школу.
— Ну, я побежал на сцену! — крикнул внук, даже не проводив бабушку до дверей зала. — Тебе туда, направо!
— И до чего же здесь светло и красиво! Будто в театре…
Дарья Дмитриевна стояла на пороге, щурясь от яркого света, выбирая уголок, куда бы она могла примоститься.
Но пионеры заметили ее и сразу с почетом повели на самое лучшее место, рядом с учителем Андреем Петровичем.
— Молодец Жора, правильно поступил, что привел вас сегодня! — сказал учитель, знакомясь с бабушкой.
Наконец в зале погасили свет, и представление началось.
В пьесе, которую сочинил для своих учеников Андрей Петрович, действовали примерные мальчики и девочки, которые отлично вели себя в школе и дома. «Артисты» чувствовали себя в этих ролях несколько непривычно. Но еще более непривычно было смотреть на них товарищам, сидящим в зале. Особенно неузнаваем был Жора в главной роли — самого примерного мальчика. Каждый раз, когда он появлялся на сцене, пионеры шептали бабушке:
— Ваш!
— Я и сама вижу, что мой, по костюму вижу… А по голосу, нет, не похож… Нет, не он это…
Еще больше разволновалась бабушка, когда на сцене появилась какая-то старуха. Играла ее Кира Семечкина, самая высокая девочка в Жорином шестом классе. Хотя Кира ходила сгорбившись и старалась говорить по-старушечьи, весь зал покатывался со смеху:
— Ой, и пискля же эта старушенция! А походка-то, вот умора!
Только Дарья Дмитриевна не смеялась. Не дыша, она во все глаза следила за тем, как радостно бросился навстречу Жора, как нежно обнял он эту чудаковатую длинноногую старуху.
— Смотри-ка, в кресло ее усадил, подушку ей под бок подложил… И слова-то какие говорит хорошие… Я от него таких сроду не слыхала…
А в тишине зала со сцены доносился мягкий Жорин голос:
— Бабуся милая, а ты не озябла? Сейчас я тебя кофеем напою горячим. И книжку тебе почитаю… хорошую…
С этой минуты бабушка уже ничего больше не видела и не слышала. Она не понимала, что происходит на сцене, для чего движутся люди и о чем они говорят. Она не заметила даже, как опустился занавес, как вдруг громко зашумели в зале, захлопали в ладоши, засмеялись, как подошел внук…
— Ну как, довольна? — спросил Жора бабушку и осекся: бабушка плакала.
ВАЛЬС ШОПЕНА
Эту новенькую заметили сразу. Она вошла в класс с гордо поднятой головой. В руках у нее была черная блестящая папка, на которой золотыми буквами сверкало слово: «Мusik».
Новенькую звали Нина Орлова. Анна Георгиевна посадила ее рядом с Зоей, старостой класса.
После звонка новенькая подошла к учительнице.
— Я хочу попросить, — сказала она, — чтобы меня отпустили с последнего урока. У меня в два часа урок музыки.
Анна Георгиевна удивленно посмотрела на девочку.
— У нас музыкой занимаются многие, но с уроков уходить никому не разрешается.
Нина пожала плечами и, поджав губы, отошла к окну. Так и простояла она всю перемену у окна в зале, прищуренным взглядом осматривая проходящих мимо нее ребят. Никому не хотелось подходить к ней.
— Знаменитость! Важничает, — шептались ребята.
А у Зои было хлопот по горло: надо найти вожатую, поговорить с ней об экскурсии на завод… Надо к следующему уроку взять из кабинета карты. Зою теребили все ребята: каждому нужно что-то узнать, рассказать…
В углу пионерской комнату стояло старенькое пианино. Его бока и крышка были поцарапаны, у клавишей отбились кончики. Но пианино недавно настроили, и звук у него был мягкий и приятный.
Зоя часто оставалась здесь после уроков, когда все уходили и школа затихала. Здесь разучивала она вещи, которые ей задавали в музыкальном кружке Дома пионеров. С Зоей почти всегда оставалась Клава — самая маленькая девочка в классе. Клава очень любила музыку. Она, не двигаясь, сидела все время, пока подруга занималась.