— Очень тошно. Просто я знаю, что судьбу возможно изменить. И я сделаю все, чтобы ее изменить.

Распутица изнуряет нас. Полдня дождя — и тропы совсем расползались, мы едем через лес напрямик, прорубая дорогу в подлеске. У границы мы отдали сменных коней и остались одни. Я да Эргис, да двое людей Эргиса, да Дарн с Эгоном. Еще одна цепь несвободы, наложенная на меня. Мне нравится Дарн, и мне приятен Эгон, но Дарн — это око Сибла, а Эгон — ухо Асага; я знаю: они мне верны и с восторгом умрут за меня, но с таким же восторгом доложат Старшим каждый мой шаг и каждое мое слово на этом шагу. И Зелор тоже тайно оберегает меня, и как только я перейду границу, ему станет известен каждый мой шаг и каждое слово.

— Великий! — окликнул Дарн. Он ехал сзади, почти впритык, и был еще мрачней, чем всегда.

— Да?

— Дозволь молвить, — сказал он тихо и взглядом повел назад.

— Эргис! — приказал я. — Возьми людей и проверь тропу. Если что — в бой не ввязывайся.

— А ты?

— Оставь со мной Дарна, если боишься.

Он сразу все понял, да я ведь не его хотел обмануть. Стрельнул глазом и подхватил игру.

— И то! Я уж сам хотел. Прем, как стадо! — кивнул своим и Эгону и погнал коня.

— Великий, — угрюмо сказал Дарн, — ты при Эгоне остерегайся. Я — то лишнее не передам, а он — Брат Совета, ему никак.

— Я знаю, Дарн. Спасибо.

— И вот чего. Старший… — он долго молчал, я видел, как он ломает себя, но не хотел ему помогать. Я не имел права ему помочь: ведь выбор был простой: я или Сибл. — Старший велел… если шибко на рожон полезешь… не дозволять. Хоть что, говорит… все поломай… пусть только живой воротится.

Ай да Сибл!

— Ну и что? — сказал я ему. — Конечно, Сибл за меня боится.

— Кабы за тебя! — с тоской отозвался Дарн. — За Кас он боится, за деревню нашу. Мол, на что чужая корова, когда своя курица… Не чужая, — глухо сказал он. — Своя.

— Спасибо, Дарн! Потому я и еду, что не чужая. Если я не сделаю то, зачем еду, кеватцы захватят Квайр.

Он кивнул, и тень все — таки застряла. Даже Эргис никак не мог отыскать щели, где бы мы могли просочиться, не оставив следа.

Граница на замке. В такое трудно поверить, но поверить пришлось. Всюду, где можно пройти, стоят дозоры, а где не стоят дозоры — там невозможно пройти.

Мы прошли там, где невозможно. Шли, связавшись веревкой, по очереди проваливались в болото, укладывали срубленные ветки под копыта коней — и я был счастлив.

Рука Крира, но при нем есть кто — то из наших — может быть, Тирг?

— Он, — согласился Эргис. — Рават его первым делом спихнул. Не любит умных, гадюка!

Мы сидим на нарубленных ветках — шесть статуй из черной болотной грязи, и различить нас можно только по росту.

— Плохо дело. Тирга я в игру не беру.

— Это ты зря. Тирг не предаст.

— Меня или Огила?

Сверкнул белизной зубов на черном лице и ждет. Уж он — то знает меня насквозь: когда я вправду прошу совета, а когда лишь пробую мысль.

— Надо искать невидимку, — говорю я ему. — Пусть проведет нас в Биссал.

— Ищи сам! В лесного хозяина я верю, а в невидимого — боюсь!

— Я отыщу, — говорит Эгон. — Не бойся, Великий.

И спокойная насмешка в глазах: зря стараешься, все равно знаю. Наверное знает. Один из самых опасных друзей — врагов: стальная рука, светлая голова и душа на запоре. Невзрачный маленький человечек, такой безобидный, такой забитый, но я видел его на Совете и видел в бою — и очень хочется верить, что друг он мне больше, чем враг.

— Зря боишься, Тилар, — говорит он. — Что в Касе — то в Касе, а что в лесу — то в лесу.

А на Дарна не смотрит.

— Но мы — то вернемся в Кас.

— А это пусть дураков заботит. Над Старшим Великий, над Великим — бог, а против бога мне не идти.

— Смотри, Эгон! У Сибла руки длинные.

— Так и Асаг не безрукий. А я, Тилар, не под Сиблом, а под Асагом нынче хожу. Мне от Асага велено тебе заместо подушки быть.

— Костляв ты для подушки, — серьезно сказал Эргис, и мы засмеялись. Дружно и облегченно заржали, наконец становясь заодно.

И только тут до меня дошло, что я уже все — таки в Квайре.

И долго еще мы тащились вдали от раскисших троп, тащили измученных лошадей и тащили себя, но кончился день — и кончились наши муки. Мы добрались до первого из тайников.

Сторожил, конечно, Эргис — мы свалились. Совершенно буквально: вползли в землянку и свалились на нары, и последнее, что я запомнил, был облепленный грязью сапог перед самым моим лицом.

А назавтра Эргис с Эгоном ушли к Биссалу. Если справятся за два дня, я укладываюсь в расчет. И пришла пора отоспаться, отмыться, и проиграть все ходы.

Они управились за день, потому что им не пришлось искать. Зелор умеет знать наперед.

И что — то похожее на тошноту: не могу привыкнуть к этим людям без лиц. И даже восторг на никаком лице — как улыбка, висящая в пустоте.

Мы нашли невидимку, и невидимка привел нас в Биссал — в маленький домик в предместье Торан, где все было готово к приему гостей. «Все» — это огромный подвал с деревянный стенами и негаснущим очагом и подземный ход, уводящий куда — то в лес.

Да здравствует победа Баруфа! Теперь у нас есть тайники во всех городах, и даже в Согоре можно тихо сказать «Во имя святого Тига».

Эргис расставил людей, где им должно стоять, а я уселся у очага, и нити, разомкнутые на время пути, опять заплелись у меня в руках.

Войско стоит у Биссала. Командиры живут в самом городе, полк биралов и полк когеров — в казарме, остальные полки — в лесу. Система дозоров. Разведка и контрразведка…

Рутинная работа, к которой я привык, как привык к подземным жилищам, к дорогам и бездорожью, к телохранителям и конвою, к невозможности хоть на миг остаться самим собой.

Обыденная работа, которая стала житейской привычкой, как бритье или чистка зубов. Я просто не замечаю ее, а если заметил, это значит, что я сомневаюсь, что я не уверен в себе.

Я сомневаюсь, я не уверен в себе. Не потому, что рискую — риск невелик. Я просто вступая в игру. Последние корчи совести, когда все уже решено. Нельзя поступить иначе — иного пути просто нет. Есть только цена, которую заплатим мы все — не я не те, что со мной, а сотни тысяч людей — и я ужасаюсь этой ценой. И уверяю себя, что иначе нельзя. Да, иначе будет еще хуже. И все — таки мне совестно перед теми, за кого я выбираю сейчас.

— Эргис!

Мы стоим наверху, у окна, и сиреневый сумрак чуть приукрасил предместье. Огородики с бледной зеленью всходов, хилые заборчики, частоколы дымов и дымков.

— Тебе надо бы сходить в город. Могут тебя узнать?

Молчит, думает.

— А черт его… В Биссал многих спихнули.

— Я не хочу писать Угалару, а тебе он и без письма поверит.

— Вон что… Опять на рожон прешь?

— Тут без риска. Главное, Угалара не подведи.

— Попробую, — говорит он. — Может, не напорюсь.

День перевернут, как листок в записной книжке. Сейчас войдет Угалар. Мы в городе, а не предместье, и это тоже оказалось нетрудно, все нетрудно, когда с тобой мастера. Странная мысль: мастера. Профессионалы. Люди, выбравшие работой борьбу. Ремесленники борьбы. Нет, об этом я пока думать не стану. Впереди еще долгий путь.

А Угалар изменился. Не постарел, просто тень легла на лицо, омрачив его красоту. И проблески седины на висках.

— Господи всеблагой, биил Бэрсар! — протягивая руки, сказал мне, — дозволит ли нам судьба встретиться по — людски, дабы я мог приветить вас, как добрый хозяин?

— Увы, славный дос Угалар! Птице — небо, урлу — лес. Но если судьба приведет вас в Кас…

— Не будем загадывать, биил Бэрсар. Пока судьба привела вас ко мне.

— Не судьба, а долг, дос Угалар.

Угалар, улыбаясь, глядел на меня, и меня поразила его улыбка. Словно прошел не год, а десяток лет, и Угалар стал старше лет на десять.

— Вы достаточно знаете меня, дос Угалар, и знаете, что я не стал бы рисковать… вашим будущим только ради удовольствия видеть вас.