Замечательные получились сказочки! Красная Шапочка и Золушка, Бременские музыканты и Конёк-Горбунок — родные, с детства знакомые персонажи. «Сказка о рыбаке и рыбке», «Голый король» и так далее, и так далее, — записал всё, что сумел вспомнить. Получился шикарный сборник. Озабоченно ждал: вот-вот кончится синяя паста в ручке, я начну писать красной, потом зелёной, а потом придётся заниматься изобретательством. Ничего подобного. Паста не кончается, до сих пор я пишу тем же баллончиком. И фонарик горит всё так же ярко — батарейки, по-видимому, не собираются садиться. Устал я от чудес. Нет, не устал, скорее привык, перестал обращать внимание. На то, что вода исправно течёт из крана, на то, что канализация сохранилась, функционирует. Дождя ни разу не было! И воздух холоднее не становится, хотя я ожидал наступления зимы, морально готовился к холодам. Чепуха это, мелочи. Пусть ничего не меняется — и слава звезде Спасительнице. Главное — работать, не покладая рук: творить и пробиваться к выходу, творить и снова пробиваться к выходу. Кстати, я организовал строгий распорядок, чтобы умственная работа рационально сочеталась с физической. Отсчёт времени теперь веду совсем по другому — по количеству написанных страниц, а после окончания очередной вещи оставляю на стене зарубку своим самодельным ломом. Освоился я, кажется. Освободился от бессмысленной суетной тоски. 18. Ох и намучился с этим Фаустом! Просто возненавидел его. Вроде бы хрестоматийная история, а как начал копаться, так и утонул. Вещь-то непростая. Но является этапной в нашей культуре, значит непременно нужно попытаться восстановить. Самое паршивое, что сюжет помню не в деталях. Ну, продал он душу Мефистофелю в обмен на вечную молодость, ну, не выполнил поставленных условий, ну, превратился обратно в старика — и всё, что ли?
Не может быть. Есть там известная фраза: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Как она завязана с остальными событиями, никак не вспомнить! И ещё вертится в голове другая фраза: «Люди гибнут за металл» — мешает работать. Пришлось домысливать сюжет самому. Написал так, будто бы после заключения с Мефистофелем договора любое желание Фауста исполнялось, и он с готовностью принялся делать свою жизнь всё приятнее и приятнее, но вот беда — процесс этот он не имел права останавливать. Как только Фауст понял бы, что владеет всем желаемым, что желать-то ему больше нечего, так и аннулировался бы договор. Таким образом я привязал фразу о прекрасном мгновении. Не помню, что там было на самом деле, да и безразлично мне.
Прочитал повесть — очень понравилось. Умею я писать! Жаль, пропадает мой талант в этом затхлом «свёрнутом пространстве», или как там его правильно обозвать. А может быть, наоборот, приносит максимальную пользу человечеству? 19. Начало поламывать поясницу. Иногда побаливает сердце. Интересно, сколько по старому счёту прошло времени? Бесполезно гадать. Зеркала нет, на себя невозможно посмотреть. Так и живу: создаю шедевры один за другим, потом оставляю на стене зарубки. Много сил потратил на «Гулливера», по той же самой причине, что и с «Фаустом»: мелкие сюжетные ходы придумывал сам.
Описал только два путешествия Гулливера — в Лилипутию и Великанию, приключения в остальных странах очень плохо помнил. Отметин на стене уже двадцать две, ровно столько же, сколько лет мне было тогда, в прошлой жизни… Проклятый вихрь!.. Проход углубился метра на полтора — а какого пота это мне стоило! Боюсь думать о втором лифте. Наверняка он тоже завален. Сгнию тут, червяк разумный. 20. Отвратительно. Это отвратительно — разгребать чужие идеи. Я же отличный писатель! В каждой фразе, в каждом знаке препинания. Занимаюсь каким-то маразмом, — давно меня грызёт эта мысль. Пора уж сочинять и собственные произведения, пора взрослеть. Хватит, я хорошо поработал на благо человечества. Только кто оценит мой подвиг, где оно, благодарное человечество? Хватит. Смотрю на зарубки и каждым нейроном чувствую — наступает деградация. Вновь — распад, гниение, трупные пятна… Ничего, справлюсь, не в первый раз. Звезда моя, Спасительница, одна Ты меня понимаешь. Дай прилягу, отдохну, растворюсь в Тебе, моей светлой. 21. Окончательно решил сочинять своё. Мне есть что сказать тем, кто примет меня, когда я выберусь отсюда! Ручка пишет, фонарик горит, бумага манит.
Спасительница одобрительно взирает сверху. Надо только собраться, продумать всё до мелочей, спокойно, без спешки, и я наверняка создам нечто. Я верю, что смогу. Конечно, смогу. 22. Очень долго искал тему будущей работы — махал ломом, выносил куски камня из туннеля, питался, восстанавливал силы, а сам напряжённо размышлял. Хотелось чего-нибудь этакого, поднять настоящий глубинный пласт. Тема пришла сама собой, совершенно неожиданно. Что ж, таковы законы диалектики. Однажды в полудрёме я зримо представил себе человека, которого предали самые близкие люди, предали даже не его самого, а то, что было ему наиболее свято. В доме этого человека властвуют ненавистные твари, друзья умерщвлены, и он начинает мстить, хотя считает мщение недостойным себя. Я содрогнулся, увидев это, и понял — вот моя тема. Я создам настоящую трагедию, я закручу такую интригу — ты ахнешь, Спасительница моя! 23. Ай, да я! Ай, да сукин сын! Написал. Пригвоздил к бумаге. Без ложной скромности — вещь получилась гениальная. Кто прочитает, поймёт. Всего себя вложил в неё. Терзал разум поисками новых слов и словосочетаний, сюжет разрабатывал до болезненного мельтешения в голове, до навязчивых картинок, разрушающих сон, а с героями вообще разговаривал вслух, незаметно пересекая черту между мысленным монологом и самым натуральным бредом. В результате — написал!.. Молодой парень после окончания университета вернулся домой, а там творится что-то дикое. Отец, генеральный директор крупного объединения, умер вроде бы своей смертью, но призрак, явившийся главному герою, сообщает: отца убила мать, чтобы главой объединения сделать любовника, одного из членов правления. Невесту главного героя, которую он очень любил, заставили выйти замуж за другого. Погиб лучший друг. В общем, зверская атмосфера. Парень — умнейший человек, он не хочет мстить, но обстоятельства вынуждают его, и начинается кровавая кутерьма.