Именно поэтому, думает Артур, он может быть совершенно спокоен. Он ведь слишком умен, чтобы всерьез лезть в какие-то ритуалы. Да и ритуалы эти – всего лишь ритуалы, повторяющийся набор действий, вводящий некоторых легко внушаемых людей в транс. Все религии используют приемы гипноза и НЛП в той или иной степени, а остальное довершает вера.

Но Артур как раз не верит. Он не верит, что с помощью нарисованной на земле пентаграммы можно вызвать абсолютное зло, и уж тем более не верит, что с помощью чьих-то волос и неопрятной куклы из воска или дерева можно наслать смерть. Беда всегда приходит случайно, и никакой избранности здесь нет. Просто цепочка нелепых случайностей. Может быть, в этом даже есть какая-то несправедливость, выбор было бы легче объяснить, пережить, принять. Но случайности… Разве не обидно будет, если прямо сейчас на голову Артура из какого-нибудь окна на втором этаже ссорящиеся супруги в порыве ревности выбросят чугунный чайник или утюг? А здесь это реально. Просто случай, один из тысячи подобных.

Занятый этими мыслями, он пересекает двор, полный всякого подозрительного и негигиеничного хлама, стучится в уже знакомую странную квартиру – на это раз у него припасена для старого алкоголика, собирающего дома разнузданные оргии под видом магических мистерий, бутылка чистейшего виски. Старик приветливо растягивает щербатый рот, к вискарю тянется нетерпеливо, но при этом как бы сторонится Артура и смотрит на него, как птица, как-то боком.

– Что-то не так? – вежливо спрашивает Артур. Он решил проверить, насколько здесь обойдется без Ару, может, хитрый хунган так же хорошо знает английский, как и мамбо, ведь городской житель, в отличие от нее. – Вы помните меня? Я Артур, приходил вместе с Ару, помните?

Артур надеется, что в старике проснется знание английского, и он сможет записать пару интересных комментариев по поводу состоявшейся сантерии. Он сам плохо помнит, чем она закончилась.

Но старик вдруг закатывает глаза и хватается за голову, испускает чудовищные стоны, изображая мигрень, и машет руками так, что драный халат на нем раскрывается и являет взору Артура неаппетитные анатомические подробности, о каких он бы предпочел никогда не знать.

– Сильная хворь, – хрипло и ломано шепчет хунган, вращая глазами. – Сильная зараза, белый мистер может заразиться, белому мистеру надо уйти.

– Может, тогда посоветуете, куда мне съездить, где еще я могу увидеть настоящее вуду? – наивно интересуется Артур.

Тут старик на секунду забывает про свою мигрень и щерится зубастой зловонной пастью, а потом шипит хищно, как змея, словно бы яд выплевывает.

– Акодессэва.

***

Имс снова куда-то пропал, Артур ждал его два дня, но тот так и появился. А дни и ночи без Имса теперь кажутся пустыми, бессмысленными, словно Артур в это время не существует, словно спит и видит пресные сны.

Поэтому он покупает билет на самолет из Котону до Ломы. Можно было бы добраться и на джипе, города разделяет всего-то 145 миль, но Артур не желает снова связываться с местными и очень хочет побыть один. Впрочем, без Имса он везде и всегда один, неважно, сколько с ним рядом толчется народа. А время перелета совсем смешное – меньше часа.

Конечно, он слышал об Акодессэва, не раз читал, рассматривал фотографии. Но одно дело читать, а другое – увидеть самому. Сама столица Того оказывается неожиданно нарядной, по большей части состоящей из белых, каких-то очень легких домов, на одной из площадей Артур видит красный кафедральный собор в готическом стиле. Здесь повсюду рынки, на улицах все что-то продают прямо из корзин и ящиков. Много новостроек, которые выглядят современнее, чем некоторые в Европе, – словно бы здесь разместились поселения инопланетян. Но Артура все это не интересует – он ловит на пыльной дороге такси, захудалую машину вроде бы русского (советского?) производства баклажанного цвета, водитель долго испуганно отнекивается, когда узнает, куда надо ехать, но шелест купюр его убеждает, как всегда.

С виду Акодессэва напоминает обычный рынок – те же кучи и развалы, те же зазывные причитания торговцев, на грубых деревянных столах разложен всяческий хлам, и только при близком рассмотрении этого хлама можно прийти в ужас. Кучи эти – многочисленные головы, хвосты, кожа и конечности разных животных. Головы и лапы собак и обезьян, черепа хищных рыб и крокодилов… местные жители рассматривают колдовский маркет как аптеку, споро разбирают порошки из тертых костей и целебных трав, которые призваны помочь даже от смертельных болезней, а от иных в Африке даже и не начинают лечиться.

Здесь же понавешаны и разложены десятки талисманов и статуй-сувениров, а кое-где, на низких полках, можно увидеть еще свежие вырезанные органы животных, и Артура перекашивает. Людей он жалеет меньше, чем собак или диких кошек, он предпочел бы, чтобы там, в этом темном углу, трепыхались человеческие сердца.

Здесь надо быть настороже, на рынок стекаются самые разнообразные темные личности из местного населения, да и не только, – легко можно как лишиться кошелька, так и попасть под ауру чужого заклятия. Хотя в основном пока все выглядит безобидно. Артуру по очереди с детской непосредственностью предлагают высушенные черепа обезьяны и пумы, сушеный половой орган буйвола, клыки крокодила, толченый бычий хвост, зародышей летучей мыши, копыта газели.

Но он идет дальше, пока не видит некое подобие замасленной пестрой палатки в дальнем конце рынка. Рядом с палаткой терпеливо переминается целая толпа, некоторые люди просто сидят и даже лежат в пыли на земле, бездумно уставившись в выжженное белесое небо. Это прием у колдуна, и, судя по длине очереди, колдун считается очень могущественным.

Артур думает, что только сумасшедший захочет выстоять такую очередь, чтобы поверить в россказни хилера. Это ж чего так страстно надо желать?

Он пожимает плечами и удаляется от очереди все дальше, намереваясь приобрести какую-нибудь причудливую статую домой, в Париж, не зря же он съездил сюда, нужно какое-то вещественное доказательство – прежде всего самому себе, для тех дней, когда путешествие в памяти размоется, как глиняная дорога тропическим ливнем, и превратится в нечто эфемерное, ненастоящее, происходившее с кем-то другим. Сон чужого человека.

Одна статуя ему по душе – зеленоватая от старости, страдальчески заломившая руки, которых явно больше, чем полагается, и он уже лезет за бумажником, как вдруг обнаруживает в недрах сумки нечто совершенно неожиданное.

Спина становится вдруг липкой и холодной.

Артур не верит глазам и тянется пощупать то, что с невинным бесстыдством факта занимает его сумку и тревожит память, душу, все нервное нутро. Это рубашка Имса, заляпанная кровью, но разве Имс не забрал ее в тот вечер, когда… Разве Артур не выбросил ее? И почему она в сумке – Артур совершенно точно помнит, что не брал ничего подобного, он вообще запасся только самым необходимым, путешествие-то на один день, и куда – в цивилизованную столицу, туда-обратно самолетом…

Пальцы судорожно сжимают ткань, впиваются в нее ногтями, будто Артур щупает не рубашку, а самого Имса, ведь здесь же его кровь, его частица, то, что делает Имса живым.

Он вспоминает тот вечер, когда Имс коснулся ртом его рта… и Артура не стало.

Он думает, что Имс, может быть, уже никогда не вернется – и с чего он стал так уверен в том, что если тот, по странному совпадению, прилетел в Котону, он прилетел именно к Артуру? И что теперь они будут вместе? Вообще, с чего ты взял, что все будет хорошо, неужели ты такой любимчик судьбы? Да что-то не похоже, раньше за тобой подарков фортуны замечено не было. Все случайно, Артур, все случайно, и ты вовсе не избранный – ни для кого.

Сам толком не понимая, что делает, не желая понимать, не желая даже задумываться, Артур, все еще с ладонью в сумке, словно прикипевшей к окровавленной ткани, шагает обратно к дрянной розовой палатке, и – о чудо! – возле нее нет ни одного человека. Ни одного!