— Магазин мне тоже показался не процветающим, — согласился Дэйв. — Пыльно и грязно. На полках пустые места. Почему?

— Джон был знатоком книг, прирожденным книжным торговцем. Норвуд вошел в дело, только по дружбе. — Слабая улыбка. — Раньше он продавал страховки.

Улыбка стала задумчивой.

— Вообще-то у него есть хватка, он мог бы справиться, но то, что ему пришлось выплатить Джону его долю, истощило его денежные запасы.

— Вам известна сумма?

На крыльце зазвучали шаги, раздался звон и скрип. Очевидно, грузчики снова тащили что-то на машину. Инголлс повернул туда голову, прислушался к тому, что там творится. Прошло не меньше минуты. Потом, очевидно, с грохотом закрыли борт грузовика, хлопнула дверца, зачихал мотор. Инголлс продолжал слушать, пока не затихли все звуки. Тогда он вспомнил про Дэйва.

— Извините, что вы сказали?

— Не знаете ли вы, сколько Норвуд выплатил Оутсу?

— Мне только известно, что, когда я в последний раз был в книжной лавке, а было это, — он поднял глаза к потолку, — месяц, нет, пожалуй, шесть недель назад, Ева Оутс, как выражаются мои студенты, «ела поедом» Норвуда из-за этого. Они находились в задней комнате и не слышали, как я вошел в магазин. Она называла Норвуда «сентиментальным дураком» за то, что он слишком много дал денег ее мужу. Бывшему, разумеется, мужу.

— Все эти деньги ушли на оплату больничных счетов, — сказал Дэйв. — Сбережения Оутса и много сверх того.

— Именно это ей и говорил Норвуд. Она же возражала, говоря, что он лежал в окружной больнице. На средства мэрии. Бесплатно, иными словами. Поскольку у него уже не было доли в бизнесе и никаких других источников дохода, он имел право на средства благотворительности. Свои деньги он потратил неизвестно на что, выбросил на ветер.

— Восхитительная женщина, — сказал Дэйв.

— Она всегда была самым несгибаемым членом фирмы. В денежных вопросах она разбиралась лучше любого мужчины. Такой магазин, как этот, должен всегда располагать свободными средствами, чтобы иметь возможность приобретать антикварные книги. А это может случиться в любую минуту. Оутс и Норвуд пользовались хорошей репутацией. Прекрасные, редкие книги. Ах, я не знаю…

Инголлс вздохнул, рот у него скривился, на лице появилось жалобно-разочарованное выражение.

— Возможно, даже располагая капиталом, у Норвуда ничего не получилось. Книг он не знает. Все закупки производил Джон.

— А Ева?

Тот презрительно махнул рукой.

— Она умела только торговаться, ведала ценами. Но не знала, что купить, где и когда. Понимаете, это талант, инстинкт. Он у вас или есть, или его нет. У Джона он был. А поскольку Ева и Норвуд его начисто лишены, я не верю, что эта лавка еще долго просуществует. Раньше они всегда рассылали своим постоянным покупателям потрясающие каталоги.

Порывшись в ворохах печатного материала на столике, он, разогнав дым от сигареты, вытащил белый буклет и протянул его Дэйву.

— Вот вам пример удачного хода, которыми был так знаменит Джон, — сказал Инголлс. — И он делал это неоднократно. Не в каждом каталоге можно найти такую подборку книг. Отдельные экземпляры были первоклассными. Такие каталоги появлялись несколько раз в год. После того, как он ушел…

Он забрал у Дэйва буклет и положил его на место.

— Больше не было ни одного.

— Они пытаются что-то соорудить вместе, — сказал Дейв Я видел ящик с карточками у пишущей машинки. Возле стола пачками сложены какие-то книги… вместе с бутылками.

— Им необходим сильный список.

Инголлс вытащил сигарету изо рта и раздавил окурок в пепельнице.

— Они потеряли почву под ногами. А люди забывчивы.

— Вы — нет. Один-то раз вы точно туда ездили после ухода Джона. Это было третьего января, не так ли? В тот день, когда он позвонил вам.

Инголлс слегка повернул голову к нему. С минуту он внимательно смотрел на Дэйва, потом облизал губы.

— Ну-у, ух…

Он выжал из себя улыбку.

— Да, вроде я там был. Верно, припоминаю.

— А до того, как отправиться в лавку, вы виделись с Джоном в доме Эйприл Стэннард в Арене Бланка, правильно?

— Я не знаю, чей это был дом. Кроме Джона там никого не было. Да, в Арене Бланка. Эйприл Стэннард, вы говорите? Какое-то время она работала в лавке. Симпатичная девушка.

— Она говорит, что вы ни разу не заходили повидаться с Джоном, он сильно из-за этого переживал, потому что считал вас своим другом.

— Я тоже так считал. Но моя жена была больна, она болеет уже несколько лет. До прошлой весны здесь жила наша дочь и помогала мне за ней ухаживать. Но после того, как она вышла замуж, большую часть работы мне приходится выполнять одному. Джулия перенесла несколько ампутаций и становилась все более зависимой, так что у меня не было возможности отлучиться из дома. Я нанял женщину, чтобы она ухаживала за ней, но не на полный день. Профессорам немного платят, вы ведь знаете, мистер Брендстеттер. А операции в госпиталях потребовали больших денег. Ну да что говорить, зачем вам знать мои горести?

Его глаза на секунду обратились к входной двери.

— И как вы, несомненно, догадались, теперь они закончились. Сегодня приезжали из офиса, где я брал в аренду кое-что для Джулии. Она умерла десять дней тому назад. Нет, нет, не надо сожалений! Это было неизбежно. Я был к этому готов, если к такой вещи можно подготовиться. Во всяком случае, — он шумно вдохнул воздух и тут же выдохнул его, — я не мог его навещать. Я имею в виду Джона.

— Но вы же сразу поехали к нему, когда он позвонил. Почему?

Инголлс нахмурился, разгладил кустистые брови, не спуская глаз с Дэйва.

— Я не совсем понимаю цель этих вопросов. Меня в чем-то обвиняют? Следует ли мне позвать своего адвоката?

— Не знаю, почему вам в голову пришла такая мысль, — сказал Дэйв. — Джон Оутс привык к морфию в больнице и не смог избавиться от этой привычки. Денег у него не было, но он приобретал наркотики. Вот я и подумал, не пытался ли он занять у вас денег?

Инголлс не сразу ответил, но он перестал беспокоиться.

— Да. — Улыбка у него печальная. — Именно это ему и требовалось.

— Он получил деньги?

— Он сказал, что ему требуется пятьсот долларов. Я не смог ему столько дать. Поехал в колледж, взял в кассе авансом сто долларов и отдал их ему.

— Сказал ли он вам, зачем они ему нужны?

— Я не спрашивал.

Дэйв поднялся с кушетки и улыбнулся.

— Значит, Эйприл ошибалась. В конце-то концов у него был друг.

Он повернулся к выходу. Пружины кресла, в котором сидел Инголлс, тихонько заскрипели.

— До свидания, мистер Инголлс, — сказал Дэйв и вышел.

13

Дэйв вернулся в свою компанию. Закрыв дверь в коридор, он прошел по ковру табачного цвета к своему столу, уселся во вращающееся кресло, надел очки и придвинул к себе бумаги. Слава богу, ничего неясного. Простая формальность. Нужно только поставить свою подпись. Достав из ящика авторучку, он принялся подписывать акты. Первый, второй, третий. Умер старик, умерла старушка. А тут умер ребенок. Это уже настоящая трагедия. Справки из больницы. Семь смертей за то время, что он не был в своем кабинете. За два дня.

А за это время сколько смертей случилось во всем мире, которые не требовали его подписи, которые не принесут родственникам умершего ничего, кроме горя? Он подумал об Африке и Южной Азии. Подумал об Инголлсе, одиноком старике, который сейчас потерянно расхаживает по своему прекрасному дому, о взятом напрокат больничном имуществе для его жены, за которой он преданно ухаживал долгими днями и ночами, всеми силами стараясь оттянуть приближающийся миг своего полного одиночества. Кто вознаградит его за безграничное сострадание, за любовь, которую не смогли уничтожить житейские невзгоды? Возможно, это и есть высшее счастье?

А красный грузовик с треском и грохотом увез остатки воспоминаний о другом человеке.

Дэйв спрятал ручку и достал из правого ящика телефонный аппарат. Из бумажника он извлек визитную карточку, которую вчера утащил со столика в стиле рококо, где лежал журнал расходов. Потом набрал номер на вертушке телефона. Сигнал соединения несколько раз прозвучал в ухе, но тут открылась дверь.