— Э-эх! — вздохнул кто-то глубоко.

Айсылу поискала глазами кого-то в задних рядах и крикнула:

— Юзлебикэ, что же это? Ни слуху ни духу... Как там твоя бригада думает?..

Тут Апипэ рассмешила всех:

— И впрямь! Как же мы Юзлебикэ забыли? Ведь она уже своей коровой прославилась!

Юзлебикэ, не обращая внимания на поднявшийся в зале гогот, встала:

— Рада бы всей душой, товарищи, да возможностей никаких нет. Сама знаю, какое у меня положение, и позориться перед народом не хочу.

— Вот до чего дошли! — крикнул кто-то из зала.

— Стыдно ведь! Что фронтовики скажут?!

Больше Тимери выдержать не мог. Он поднялся, не попросив даже слова у Айсылу. Глаза его смотрели укоризненно, слова были полны горечи.

— Гм, вот оно когда раскрывается человек! Покуда гремел наш колхоз, и ты был батыр, и я — молодец. Амбары полны хлебом, дворы — скотиной, почему бы и не ходить молодцом?! А вот теперь, когда лошади отощали, поменьше тракторов стало, забились все по углам. Значит, пускай на фронте солдат за нас кровь проливает, а тут сосед за нас хлеб вырастит. Так ведь получается?..

Сначала Тимери думал лишь слегка пристыдить людей, да незаметно для себя разошелся. Он знал, поостыл народ к работе, потеряв из-за нерадивого Сайфи много хлеба в прошлом году. Но видел он по хмурым глазам, чувствовал по отдельным выкрикам, что сильно кручинятся люди о своем колхозе. И решил Тимери попробовать, не удастся ли ему раздуть тлеющий в каждом огонек недовольства собой.

Он говорил, подыскивая самые доходчивые слова:

— Ведь что говорит нам партия? Сплотимся воедино и русские, и татары, и другие все — как братья, разгромим фашистов. Нет такого врага в мире, который выстоял бы перед советским человеком. Свернем шею фашистам, видит бог, свернем! Вот прошлой осенью наши молодцы дали им жару под Москвой... Ну, а ежели перейдем к предложению аланбашцев... Они говорят, давайте соревноваться, легче, мол, будет, коли возьмемся сообща. Да и верно так...

— Так! Истинная правда, так!

— Спасибо Аланбашу...

Умолкнув на миг, Тимери кинул в зал испытующий взгляд. Теперь надо было задеть колхозников за живое.

— Значит, не вышло у нас ничего! — вздохнул Тимери. — А еще обижались, что возгордился Аланбаш, знаться с нами не хочет... Да ведь во всем «Чулпане» не нашлось храбреца, который взялся бы померяться силами с одной только их бригадой. Так чего, спрашивается, Аланбашу возиться с нами? Правильно, скажу я, поступают они: схватись с тем, кто посильнее тебя, да побори его! Вот тогда будешь джигитом... Хвалю я их, молодцы соседи!..

Тимери повернулся к гостье, удивленной таким оборотом дела:

— Большое спасибо, сестричка Наталья Осиповна, за хлопоты. Теперь уж на себя только пенять будем. Видишь, не получается у нас... Передай Григорию Ивановичу поклон и спасибо наше. Ничего не поделаешь, хоть и совестно, но придется тебе объяснить ему: смелости не хватило у наших бригадиров соревноваться с вами... Вот последнее слово «Чулпана».

Тут с места вскочил разгневанный Шамсутдин:

— Срам, ей-богу, срам!

Насупив брови, во весь свой огромный рост поднялся и дед Айтуган.

— Дети, что же это вы, дети! — крикнул он, стуча длинной палкой об пол. Из-под седых нависших бровей грозно блеснули еще острые глаза. — Где же наш прежний «Чулпан»? Где наше доброе имя?! Неужто дожили до такого срама! Значит, смелости не хватает? Тогда я принимаю вызов! На пару со своей старухой выйду соревноваться с Аланбашем, но бесчестья не допущу!

Как пчелы в улье, загудел народ. Одни повскакали с мест, другие тянули руки, просили слова. Кто-то из женщин и подростков надсадно кричал:

— Нет, нет! Не согласны! Погоди, Тимергали-абзы, не торопись с последним словом...

— Не шибко ли режешь? Дай подумать. Сто десять пудов — не шутка ведь!

В общем гуле раздался голос старика Бикмуллы:

— Ты, ровесник, не обрывай так круто, потом и не свяжешь. Пораскинем умом, посоветуемся. Еще вот молодых не выслушали, что они скажут. Они — наша главная сила теперь.

— Правильно, дай обдумать малость!

Тимери безмерно радовался этому перелому в зале.

— Так ведь с самого захода солнца думаем, дай вам бог здоровья...

— Нет, ровесник... Решить большое дело — что на гору взойти. А мы только карабкаемся покуда, так я думаю...

Слова Бикмуллы вызвали легкий смешок в зале.

Айсылу постучала карандашом по столу и задорно спросила:

— Ну, так кому же дать слово?

Тимери сидел и ругал себя в душе за то, что не догадался заранее кого-либо подготовить. Кто же вот этак, с кондачка возьмется за ответственное дело. А теперь сиди и жди, разинув рот!.. Ладно, он, Тимери, был в районе, а другие члены правления? Айсылу ведь не отлучалась. Она чего смотрела?

Тимери только хотел было спросить об этом Айсылу, когда увидел: скромно опустив голову, поднялась его невестка Нэфисэ:

— Я скажу...

Все удивленно переглянулись. Ведь она только первый год выходит на поле бригадиром! Неужели осмелится?

Айсылу придвинулась к Тимери и зашептала:

— Ты не обижайся, Тимергали-абзы. Гости приехали поздно, а ты в районе задержался. Не успела договориться с тобой...

Где там обижаться! Тимери был рад, что Айсылу оказалась расторопнее его.

— А она... осилит?

— Условились с ней, если никто не выступит, она возьмется. Лучше бы, конечно, бригадира поопытнее. Не знаю, справится ли?..

Нэфисэ вышла вперед, стала боком у печки, сверкнув сережкой в ухе.

— Если Наталья Осиповна не против, я буду соревноваться с ней, — сказала она и тихо кашлянула в кулачок. — Даю слово взять в Яурышкане по сто сорок пудов с гектара.

Сначала все притихли, думали — ослышались, потом дружно и весело захлопали. Гостья, широко улыбаясь, крикнула:

— Ого! Вот кого мы дожидались!

Айсылу потянулась к ней, стала объяснять что-то.

Тут из группы женщин послышался визгливый голос:

— Ай-яй, ну и сказанула! Может, поделишься с нами, каким это манером хочешь ты сто сорок пудов получить?.. Ворожбой, что ли?..

Кто-то хихикнул.

— Эй, сколько недель в бригадирах состоишь?!

— Если б с Наташей легко было тягаться, и старшие не держали бы рты на запоре.

В ответ им зашумели девушки из бригады Нэфисэ:

— Чего привязались? Не верите, думаете, сил у нас не хватит?

— Как сказал бригадир, так и будет. Свое слово сдержим!

Нэфисэ подождала, пока уляжется шум, и опять заговорила, поглядывая в записную книжку. Статная, красивая, она говорила спокойно и убедительно, и все это уже казалось разумным и вызывало доверие.

— Не позволю я себе рассказывать небылицы перед таким собранием. — Коротко Нэфисэ пояснила, как они подготовляли семена, как советовались с агрономом, изучали агротехнику, как намерены организовать труд в бригаде. — Может, я и ошибаюсь, но работу нашу проверяли самые опытные люди колхоза. — И она указала на деда Айтугана. — Они могут подтвердить.

Айтуган и рядом с ним еще несколько стариков, довольные тем, что о них отозвались так почтительно, согласно закивали головами.

— Верно, верно! Ни в семенах, ни в инвентаре изъяну не имеется. И народ у нее на работу лютый. Только бы год был удачный...

Тимери сидел довольный, ухмыляясь в бороду. Особенно понравилось ему, как Нэфисэ стариков по шерстке погладила. «Ай да невестушка, — подумал он, — гляди, как ловко стариков запрягла в пристяжку!»

— ...Вот мы и подсчитали: чтобы закончить сев в девять дней, как предлагает Наталья Осиповна, и получить урожай по нашему плану, каждому из нас придется за лето выработать не меньше трехсот тридцати трудодней...

В рядах беспокойно задвигались.

— Вот это да! — протянул один.

Из сумрака зала к Нэфисэ неслись чьи-то недовольные возгласы:

— На одного человека? Иди ты...

— Язык без костей, чего не скажет! Ты на работе докажи.

— А почему думаешь, что не докажем?

— Мели, мельница, авось чего и намелешь!