Награда, подумал я, не маленькая. А миссис Такертон любила деньги… Это видно по всему. Своих у нее никогда не было, пока она не вышла замуж за пожилого вдовца. И тогда, видно, богатство бросилось ей в голову. Мешал больной муж; и она мечтала о том времени, когда будет свободной, но все еще молодой и владелицей богатств, какие ей и не снились.

И вместо этого все деньги достались дочери! Она стала богатой наследницей. Девчонка завладеет всем. А что, если… Что, если? Можно ли себе представить, что эта вульгарная блондинка, сыплющая избитыми истинами, способна отыскать пути к «Белому Коню» и обречь ни в чем не повинную девушку на смерть?

Нет, я не мог в это поверить.

Однако мне надо выполнить свою задачу. Я довольно резко перебил ее:

— А знаете, я ведь как-то раз видел вашу дочь, вернее, падчерицу.

Она взглянула на меня удивленно, но без особого интереса.

— Томазину? Что вы говорите?

— Да, в Челси.

— Ах, в Челси. Конечно, где же еще…

Она вздохнула.

— Теперешние девушки! Так с ними трудно. Отец очень расстраивался. Меня она ни в грош не ставила. Мачеха, сами понимаете…

— Да, это всегда нелегко.

— Я со многим мирилась, старалась, как могла, но никакого толку. А потом она связалась с весьма нежелательной компанией.

— Я это понял.

— Бедняжка Томазина, — продолжала миссис Такер-тон, поправляя волосы. — Вы ведь, наверно, еще не знаете. Она умерла около месяца назад. Энцефалит — так внезапно, так ужасно.

— Я знаю, что она умерла.

Я поднялся.

— Благодарю вас, миссис Такертон, за то, что вы показали мне дом.

Мы пожали друг другу руки.

Уже на выходе я обернулся.

— Кстати, — сказал я. — Вы, по-моему, знаете виллу «Белый Конь», не правда ли?

Насчет реакции сомнений не могло быть. Бледные глаза выразили беспредельный ужас. Под густым слоем косметики лицо побелело, исказилось от страха.

— «Белый Конь»? Какой «Белый Конь»? Я не знаю ни про какого белого коня.

Я позволил себе легкое удивление.

— О, извините. В Мач Дипинг есть любопытная старинная таверна. Я там побывал как-то на днях. И я был совершенно уверен, что кто-то упомянул там ваше имя — хотя, быть может, говорили о вашей падчерице, она там была, что ли… или о какой-нибудь вашей однофамилице.

Я выдержал эффектную паузу.

— Об этой таверне рассказывают много интересного.

Я получил истинное удовольствие от своей финальной ремарки. В одном из зеркал на стене я увидел лицо миссис Такертон. Она очень, очень испугалась, и можно было легко вообразить, каким с годами станет ее лицо… Зрелище было не из приятных.

Глава XIV

Рассказывает Марк Истербрук

— Ну, теперь сомневаться не приходится, — сказала Джинджер.

— А мы и раньше не сомневались.

— Да, но сейчас все полностью подтвердилось.

Я помолчал с минуту. Я себе представил, как миссис Такертон едет в Бирмингем. Встречается с мистером Брэдли. Ее волнение — его успокаивающий тон. Он убедительно втолковывает ей, что нет никакого риска (а втолковать ей это было делом не из легких — миссис Такертон не из тех, кто идет на риск). Я представил себе, как она уезжает, ничем себя не связав, с намерением все хорошенько обдумать.

Возможно, она поехала навестить падчерицу. Или же падчерица приехала домой на воскресенье. Они, возможно, поговорили, девушка намекнула на предстоящее замужество. А мачеха все время мечтает о ДЕНЬГАХ— не о жалких грошах, о подачке, а об огромных деньгах, целой куче денег, о деньгах, с которыми все на свете для тебя открыто! И подумать, такое богатство достается этой невоспитанной, распущенной девчонке, шатающейся по барам Челси в джинсах и бесформенном свитере со своими непутевыми дружками. Почему это ей, девчонке, от которой нечего ждать никакого толку, достанутся такие денежки?

И вот — еще одна поездка в Бирмингам. Больше осторожности, больше уверенности. Наконец, обсуждаются условия. Я невольно улыбнулся. Тут мистеру Брэдли много не урвать. Эта дама умеет торговаться. Но вот, наконец, и об условиях договорились, подписали какую-то бумажку… И что же дальше?

Здесь воображение мне отказало. Дальнейшее представить себе было невозможно.

Я очнулся от своих мыслей и заметил, что Джинджер наблюдает за мной.

— Рано или поздно, — сказала она, — кто-то должен выяснить, что же все-таки происходит в «Белом Коне».

— Как?

— Не знаю. Это нелегко. Никто из тех, кому пришлось там побывать и кто обращался к ним за услугами, никогда не скажет об этом ни слова. Но, кроме них, никто ничего не знает. Задача не из легких…

— А что если обратиться в полицию? — предложил я.

— Правильно. У нас теперь есть кое-какие данные. Их достаточно, чтобы возбудить дело, как вы думаете?

Я в сомнении покачал головой.

— Не знаю. Этот вздор насчет подсознательного стремления к смерти. Может, и не вздор, но как это прозвучит в суде? Мы ведь не имеем представления, что там делают, на этой вилле.

— Значит, нужно выяснить что. Но как?

— Нужно все услышать и увидеть своими глазами. Но это сарай какой-то, а не комната — и спрятаться негде, а именно там, по-моему, все и происходит.

Джинджер энергично тряхнула головой и сказала:

— Есть только один путь. Нужно стать настоящим клиентом.

— Настоящим клиентом?

— Да. Вы или я, не важно, хотим убрать кого-то с дороги. Один из нас должен отправиться к Брэдли и договориться с ним.

— Не нравится мне это, — резко сказал я.

— Почему?

— Мало ли что может случиться.

— С нами?

— Возможно, и с нами. Но я думаю сейчас о жертве. Нам нужна жертва, мы должны назвать Брэдли какое-то имя. Его можно выдумать. Но они ведь, станут проверять, почти наверняка станут, как вы думаете?

Джинджер помолчала минуту и кивнула.

— Да. Жертва должна быть определенным человеком с определенным адресом.

— Вот это мне и не по душе, — сказал я.

— И у нас должна быть веская причина избавиться от нее.

Мы замолчали, обдумывая свои возможности.

— Этот человек должен согласиться на наше предложение — а разве кто захочет?

Джинджер отвечала:

— Допустим, вы или я (обдумаем это) мечтаем от кого-то избавиться. От кого, например? Есть у меня милейший дядюшка Мервин — мне после его смерти достанется изрядный куш. У него только два наследника — я и еще кто-то в Австралии. Вот вам и причина. Но ему уже за семьдесят, и он немного свихнулся, и всякий поймет, что разумнее подождать немного — разве что я попала в безвыходное положение и мне страшно нужны деньги, а в это никто не поверит. Кроме того, он — душенька, я его нежно люблю, и свихнулся он там или нет, он обожает жизнь, и я не хочу рисковать ни одной минутой его жизни. А вы? Есть у вас родственники, от которых вы ждете наследства?

Я покачал головой.

— Ни одного.

— Скверно. А если выдумать шантаж? Хотя уж больно много возни. Кому придет в голову вас шантажировать? Будь вы еще член парламента или министр, который идет в гору. Или я. То же самое. Пятьдесят лет назад все было бы очень просто. Компрометирующие письма или фотографии, а теперь — никто и внимания не обратит. Теперь можно смело поступать, как герцог Веллингтонский, сказать им: «Печатайте — и идите к черту!» Ну, что еще. Двоеженство? — Она взглянула на меня с упреком. — Какая жалость, что вы никогда не были женаты. А то бы мы что-нибудь состряпали.

Меня выдало лицо. Джинджер сразу заметила.

— Простите. Я потревожила старую рану?

— Нет. Рана уже зажила. Это было давно.

— Вы были женаты?

— Да. Еще студентом.

— И что же случилось?

— Мы поехали в Италию на каникулы. Автомобильная катастрофа. Ее убило на месте.

— А как же вы?

— Она ехала в машине с другим.

Джинджер, видимо, поняла, как все было. Как я был потрясен, узнав, что девушка, на которой я женился, не из тех, кто соблюдает верность мужу.

Джинджер снова вернулась к делу.