На миг Сяовэнь застыл, огорошенный. Когда его рука наконец опустилась на меч, Сюань подошел еще ближе, так что они почти соприкоснулись носами, и сунцу в лицо полетела слюна.

– Ты, падаль!.. Я прожил долгую жизнь. Только вытащи клинок – и увидишь, что безоружные люди сделают с тобой голыми руками.

Сяовэнь вдруг заметил, что из-за спины Сюаня за разговором следят разгневанные оборванцы всех званий. Он отступил на шаг, и наследник с удовольствием увидел у него на лбу полоску пота.

– Лично я заморил бы вас голодом, – ответил Сяовэнь. – Но вас вместо этого выставляют против монгольских туменов. Император явно предпочитает, чтобы монгольские мечи тупились о ваши черепа, а не о сунские.

Он протянул ворох свитков с приказами Сюаню, который пытался скрыть изумление. Едва Сяовэнь отвернулся, наследник сломал императорскую печать и ознакомился с приказами. Сунский командир успел сделать сорок шагов, когда Сюань снова поднял голову.

– Стой! – крикнул он, но сунец шел дальше, прямой спиной демонстрируя свое негодование. Сюань не закричал, а заревел: – Хун Сяовэнь, ты тоже упомянут в этих приказах!

Сунец нехотя остановился. На плац он вернулся багровый от гнева. Сюань читал дальше, не обращая внимания на подошедшего к нему Сяовэня.

– Видимо, мой двоюродный брат император не полный идиот, – проговорил он. В ответ на это оскорбление Сяовэнь зашипел, но с места не сдвинулся. – Он вспомнил, что в этих краях лишь немногие прежде сражались с монголами и сдерживали их. Сяовэнь, эти люди перед тобой. – К удовольствию Сюаня, стоящие в первом ряду расправили плечи, услышав, что он говорит. – Здесь написано, что нам выдадут доспехи и помогут подготовиться. Где те, кому это поручено?

– Спешат сюда, – процедил Сяовэнь. – А где упомянуто мое имя?

– Вот здесь. – Сюань ткнул в толстый пергамент, испещренный мелкими черными значками, удивленный, что сунский командир умеет читать.

– Не вижу, – отозвался Сяовэнь, всматриваясь в текст.

– Вот здесь написано, что я волен выбрать сунского воина, который поможет мне снарядиться и подготовиться. Я выбираю тебя, Сяовэнь. Ты мне так понравился, что никого другого не надо.

– Вы не смеете, – отозвался сунец. Он снова коснулся рукояти меча, но услышал недовольный ропот людей Сюаня и отдернул руку.

– Твой император пишет, что смею. Либо подчинишься мне, либо тебя повесят. Мне все равно. Император пишет, что мы снова отправляемся в поход. Может, мы потерпим поражение, может, победим – не ведаю. Знаю одно: сытым и окрепшим решить этот вопрос будет проще. Ну, Хун Сяовэнь, ты принял решение?

– Я подчинюсь приказам императора, – отозвался тот, с ненавистью глядя на Сюаня.

– Покорность и смирение – доказательство мудрости, – похвалил наследник. – Твой пример – наука всем нам. Здесь написано, что для нас выделены средства, так что отправляй гонцов за едой. Мои люди голодны. Вызови лекарей, чтобы осмотрели больных и слабых. Найми людей, чтобы вычистили казармы и покрасили свежей краской. Еще кровельщиков, чтобы залатали крышу, плотников, чтобы восстановили конюшню, мясников и ледовозов, чтобы наполнили подвалы мясом. Работы будет много, но ты не отчаивайся. Твои труды пойдут на благо цзиньской армии, а это высочайшая из целей.

Взгляд Сяовэня метнулся к свиткам, которые держал в руках Сюань. Унизительно, несправедливо, но ослушаться он не смеет. Стоит любому, кто званием постарше, пожаловаться, что он воспротивился законному приказу, – и всё, ему конец. Голову Сяовэнь склонил так, словно у него шея надломилась, развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Когда Сюань посмотрел на своих воинов, они недоверчиво улыбались, а сын изумленно качал головой.

– Никто из нас не предполагал, что сегодняшний день закончится таким образом, – проговорил наследник. – Нам нужно отъесться и вспомнить навыки владения мечом, пикой и луком. Легко не будет. Моложе никто из нас не стал. Как приготовимся, навсегда покинем эти казармы. Отправят нас против монголов или в ад – неважно. Важно другое: мы отсюда выберемся.

В конце фразы голос Сюаня дрогнул, но его поддержали криками одобрения, которые звучали все громче, эхом разлетаясь по плацу и доносясь до казарм.

*

Хубилай сидел в юрте целителей и в мрачной тишине ждал, когда усталый шаман перевяжет ему руку. Пальцы у шамана ловкие, умелые, действовал он грамотно. Царевич поморщился: шаман завязал тугой узел, поклонился – и скорее к следующему раненому. Через две койки от Хубилая Баяр старательно изображал холодное равнодушие, а другой шаман зашивал ему рваную рану на ноге, из которой капала алая кровь.

Яо Шу принес целую стопку листов, испещренных торопливо нацарапанными цифрами.

– Где сунские пушки? – неожиданно спросил Баяра Хубилай.

Очень не хотелось слушать от Яо Шу о погибших и раненых. Только не здесь и не сейчас! Царевича до сих пор колотило от боя на холме, внутренняя дрожь длилась куда дольше небольшого сражения.

Баяр встал, чтобы ответить, согнул ногу и поморщился.

– Мы нашли их в боевой готовности, господин, примерно в миле отсюда. Мои люди их осматривают.

– Сколько пушек?

– Лишь сорок, зато пороха и ядер достаточно, чтобы сделать по дюжине выстрелов из каждой. Ядра у них меньше, чем у наших.

– Тогда свои пушки оставим тут. Вели смазать их маслом, обернуть промасленной ветошью и устроить здесь до тех пор, пока у нас не появится передышка или пока не изготовим больше пороха и ядер.

Баяр устало посмотрел на Хубилая. Они получили весть, что к приискам спешат еще два войска – вероятно, для поддержки появившихся ранее. Единственный шанс монголов – подобраться к одному из них и разбить, пока не пришлось сражаться на двух фронтах одновременно.

– Стрелы собрали? – осведомился Хубилай.

Баяр шатался от полного изнеможения, говорил с трудом, ценой волевых усилий – не уважать такое царевич не мог.

– Я отправил минган собрать среди мертвых то, что можно использовать повторно. Думаю, они принесут половину. Часть пошлю в лагерь на починку. Мастера восстановят стрелы и привезут нам.

– Стрелы пусть везут те, кто не может сражаться, – сказал Хубилай. – Проверь лагерные запасы. Лучники должны работать круглосуточно. Без стрел нам оставаться нельзя. – Он сжал кулаки и глянул на терпеливо ожидающего Яо Шу. – Ладно, говори, скольких мы потеряли.

Старику даже с записями сверяться не понадобилось.

– Свыше девяти тысяч. Из них шесть тысяч погибли, остальные тяжело ранены и сражаться не смогут. Шаманы говорят, что к утру мы потеряем еще тысячу, а на следующей неделе – больше.

Баяр негромко выругался, а Хубилай вздрогнул. Его рука пульсировала в такт биению сердца. Потеряна десятая часть войска. Сам он ранен и устал, а утром грядет новая битва со свежим противником. Оставалось лишь надеяться, что долгий переход утомит сунцев.

– Пусть наши воины хорошенько поедят и выспятся. К утру они должны быть во всеоружии. Пришли ко мне Урянхатая.

– Господин, ты ранен, тебе нужно отдохнуть.

– Отдохну, убедившись, что дозорные высланы, а раненые отправлены в лагерь. Горячего ужина сегодня не будет.

Баяр закусил губу, но продолжил:

– Господин, завтра тебе понадобятся силы. Остальное – наша с Урянхатаем забота. Пожалуйста, отдохни.

Хубилай коротко глянул на Баяра. Мышцы ныли, ноги тряслись от усталости, но разве можно спать? Дел-то невпроворот.

– Отдохну, – пообещал он, – но сперва потолкую с орлоком.

– Да, господин, – отозвался Баяр.

В лагерь прискакал дозорный и принялся искать юрту шаманов. Хубилай увидел его первым и понял: вести плохие. Краем глаза он следил за всадником, которому показали, где искать ханского брата. Дозорный приблизился, и Хубилай мрачно посмотрел на него.

– В чем дело?

– Третье войско, господин мой. Оно идет с востока.

– Точно третье? Может, о нем мне уже докладывали? – переспросил царевич. Дозорный почувствовал его гнев, побледнел, и Хубилай заставил себя сдерживаться.