В несколько минут все было готово. Пограничники, оставив вьюки, выглядели бодро и весело. Они знали, что им предстоит короткая прогулка и схватка. Кондратий, сверкая глазами, осмотрел свой знаменитый карабин и только что хотел подать команду, как Джантай поднял руку.

По пастбищу приближались двое. Всадник шагом ехал на коне и без всякого милосердия тащил за собой пешего человека. Эго был посланный Байзака. Он волок на аркане Батрхана. Перед рассветом он поймал беглеца недалеко от Джантая.

Несколько часов Батрхан, сам не зная куда, шел, судорожно вцепившись в петлю, которая обвивала его шею. Всадник приблизился и важно сошел с коня. Аркан ослаб. Батрхан сорвал его со своей ободранной шеи и опустился на траву. Он озирался бессмысленными, налитыми кровью глазами и тяжело дышал. Гонец низко поклонился Джантаю, презрительно глянул через плечо на Кондратия и сказал:

— Меня прислал один большой человек. Я не буду называть его имя, но все, что я скажу, — правда.

Потом он бегло оглядел вооруженный отряд и обратился к Джантаю:

— Если пограничники поедут в погоню, то ханум умрет, Алы тоже умрет.

Парламентер хотел еще что-то сказать, но Джантай ударил в ладоши, и его скрипучий голос крикнул:

— Кучь-Качь!

Несколько джигитов мгновенно сбили с ног посланца. Черный Баклан с ножом в руке сел ему на грудь. Посланный без всякого испуга стал читать молитву.

Джантай нагнулся, заглянул ему в глаза и прохрипел:

— Я дам тебе семь днем смерти, и семь дней ты будешь говорить со мной. Каждый день я буду отрывать по куску твоего тела.

— Все, что ты сделаешь со мной, будет с твоим сыном и с ханум, — без всякого страха ответил гонец.

Джантай задумался. Кондратий посмотрел на него и сказал:

— Сейчас они сильнее нас. Будем слушать, что они говорят.

— Хорошо, будем слушать, — проговорил медленно Джантай и сел на корточки рядом с задержанным.

Он долго и внимательно смотрел в глаза посланца. Кругом все молчали. Сперва на лице гонца погасла наглость. Потом лицо стало желтым, и дикий, животный ужас появился в вытаращенных глазах, а Джантай все сидел и смотрел. Гонец чувствовал себя вещью в руках старого разбойника, и это сознание было хуже всякой пытки. Кондратий ласково положил руку на плечо Джантая.

— Может быть, этот человек встанет и будет говорить.

— Пусть разрежут на куски моего сына, но эта собака не будет говорить со мной как с равным.

Гонец с усилием поднялся на локте и сказал:

— Если я не успею рассказать тебе все и вернуться до намаза, Алы умрет!

— Судьба, — коротко ответил Джантай и вынул из-за пояса нож.

Пленник захрипел от ужаса, но Кондратий остановил руку Джантая.

— Кучь-Качь, отпусти этого человека, — твердо сказал он.

Гонца освободили, и он сел. Кругом на конях сидели пограничники. Недоумение и беспомощность были на их лицах. Кондратий был бледен, но спокоен.

— Господин, — сказал гонец, — твои лошади могут быть как ветер. В груди людей может быть сердце барса. Но удар ножа в грудь быстрее твоих коней. Выстрел в голову женщины будет самый первый в этом сражении.

Зеленые, ядовитые глаза Осы спокойно смотрели в глаза гонца. И при последних словах гонец невольно опустил голову.

— Мы все когда-нибудь умрем, — холодно сказал Оса. — Говори, зачем приехал.

Гонец встал на ноги и под общими взглядами ненависти заговорил уверенно и спокойно. Он понял, что будет жив, и мало-помалу вся его наглость вернулась к нему.

— Ты сам должен выбрать. Когда ты уезжал из города, ты получил письмо.

— Это все?.. — холодно сказал Кондратий.

Гонец молчал.

— Что получу я, если отдам опий?

— Тебе отдадут всех пленных, — ответил гонец.

— А если я не соглашусь?

— Их убьют, и он перейдет границу, — сказал гонец.

Этот простой, короткий ответ заставил содрогнуться старых пограничников, стоявших кругом. Оса стоял, опершись на карабин, и думал. Джантай безучастно смотрел на него и ждал его решения. Наконец Оса поднял лицо, и лукавство скользнуло по его губам, то веселое лукавство, которое приводило в томительный трепет Байзака. Оса мягко посмотрел на гонца и сказал:

— Твои слова большие, про них надо, долго думать. Сколько дней я имею для ответа?

— Пять, — ответил гонец.

По лицу Осы разлилась приветливая улыбка. Он понял, что не ошибся. Он хотел выиграть время, но отец контрабанды также нуждался в нем, чтобы успеть уйти. По-видимому, скачки шагом должны были продолжаться, и Кондратий мог надеяться на победу. Отдышавшийся Батрхан бросился вперед, упал на колени перед ним и завопил:

— Мариам, Мариам!

Судорога прошла по лицу Будая. Оса быстро оглянулся на Батрхана и с одного взгляда понял, что перед ним бежавший от контрабандистов.

— Что это за человек? — спросил он у гонца.

— Это твой враг, — ответил посланец. — Он мог погубить тебе все дело. Он хотел убежать вперед и позвать вас. Алы и ханум были бы убиты, если бы я его не догнал.

— Ты хороший человек, — сказал Оса и пожал руку гонца… — возьми этого человека себе.

Ропот недовольства послышался кругом.

— Что же это?.. Своих выдавать… — проворчал кто-то.

Оса огляделся кругом, и все затихли.

— Я не знаю этого человека, — равнодушно сказал Оса гонцу. — Он мне не нужен.

Оса видел, что гонец не верит ни одному его слову, но, однако, добавил еще более откровенно:

— Говорю тебе, я его не знаю. Возьми его на аркан и веди, куда хочешь. Передай мой поклон твоему господину, и скажи, что через неделю я буду отвечать. Иди с миром.

Гонец вскочил на коня, набросил веревку на Батрхана и крупным шагом тронулся назад. Следом бежал Батрхан. Он держал веревку обеими руками. Оса неподвижно стоял на месте и смотрел им вслед. Через каждые десять-двадцать шагов посланец оглядывался и дергал веревку. Батрхан спотыкался и падал, снова вскакивал и опять бежал, чтобы не быть задушенным.

— Кондратий, ты — предатель, — сказал Будай. — Ты предал этого человека. Он был за нас.

— Зачем ты послал назад этого человека? — спросил Джантай.

— Чтобы он сказал твоему сыну, что мы имеем пять; дней времени, — любезно улыбнулся Оса.

— Ничего он не скажет, гонец его задушит за первым бугром, — возразил Будай.

— Он привел его на аркане, — медленно заговорил Оса. — Только враг может волочить на веревке моего друга. Но я не знаю этого человека. Я сказал правду. Гонец мне не поверил именно потому, что я не солгал.

— Раз он тебе не поверил, он его задушит, — упрямо возразил Будай.

— Именно этого он не сделает, чтобы не портить отношений в самом начале, и поэтому мой вестник дойдет до Алы.

Будай неодобрительно качал головой. В это время гонец скрылся за холмом. Оса порывисто повернулся к пограничникам и звонко скомандовал:

— Шагом ма‑арш!

— Что ты делаешь?! — спросил Будай.

— Антоний, я отдал этого несчастного только для того, чтобы гонец двигался медленно. Как ты думаешь: мы на своих конях за пять дней сможем проследить, куда пошел человек пешком, или нет?

Оса приблизился к строю и, обращаясь к пограничникам, сказал:

— Если вы упустите его из вида, это будет очень плохо. Но если он увидит, что вы за ним следите, будет еще хуже, он задушит этого бедняка и уйдет сам.

Пограничники на ходу рассыпались и тронулись к холмам. Это был необычайный разъезд, который выслеживал лисицу. Оса ехал позади, посередине растянувшихся всадников, и ему было видно всех. Одни подолгу стояли на месте. Другие спешились и прятались вместе с конями за утесами и ползли к гребням скал, оставив внизу коней, третьи долго неслись вскачь и вдруг замирали на Одном месте.

Так прошло часа два. Вдруг рассеянные крики раздались впереди. Оса пришпорил коня. Один из пограничников во весь опор мчался к нему.

— Он его на коня посадил сзади себя, рысью поехали! — кричал пограничник.

— В карьер пошли! — орал другой.

«Неужели он все понял?» — подумал Оса и приказал Преследовать гонца, не теряя его из виду.