Изменить стиль страницы

Как разбирали изгородь, Семен не видел, зато вскоре узрел этого самого Солнценосного. Бык оказался средних размеров, скорее молодым, чем старым. Правый рог у него был сломан, а на груди красовалось довольно большое светлое пятно. Но главным отличием от прочих было не это – он двигался легко и быстро, словно весил не полтонны, а гораздо меньше – при той же силе. Чувствовалось, что он просто боец по жизни – его и злить не нужно.

Пока зверь был еще далеко, Миля и Филя принялись что-то кричать в сторону «трибун» и размахивать оружием. В общем шуме слов было не разобрать. Киля же творил здоровой рукой охранные знаки, словно пытался защититься от нечистой силы. Все это не помогло – бык пошел в атаку без раскачки и раздумий, так что тореадоры едва успели построиться в боевые порядки.

На сей раз все у мужиков пошло наперекосяк. Киля взлетел в воздух и, нелепо взмахнув руками, упал на землю. Филя обо что-то споткнулся и едва устоял на ногах – удар он так и не нанес. Миля ударил-таки, но оказался слишком близко от бока животного, и для нормального замаха места не хватило. Рогатина осталась мотаться в ране, а бык развернулся и попытался поддеть Милю рогом. Тот едва успел уклониться. Началась беготня и верчение на месте…

Наблюдая эту смертельную чехарду, Семен упустил из внимания Килю. А когда вновь заметил его, тот был рядом – пытался лезть по известковым глыбам прямо к ногам зрителя. На противоположном конце «арены» бык загнал Филю в какую-то выемку склона и собирался прикончить. Миля старался отвлечь животное на себя – то ли не хотел бросать друга, то ли понимал, что в одиночку не продержится и десяти секунд.

Филя сумел-таки вывернуться, а Семен, не соображая, что делает, встал на четвереньки, ухватил Килю за шиворот и рывком втянул на скалу. Глаза у мужичка были совершенно безумны – он извернулся лицом к арене и дико завизжал, махая рукой:

– Сюда тапи!

Не прошло и пяти секунд, как Миля и Филя оказались рядом, а бык едва не переломал ноги на камнях в основании скалы – ему не хватило нескольких сантиметров, чтобы достать последнего беглеца.

Семен же стремительно осмысливал положение, в котором оказался: «Их чудеса героизма и доблести объяснимы – все трое обкурены. В некоторых случаях местный наркотик дает эффект ускорения реакции и увеличения физической силы. А я – дурак. Заняв это зрительское место, нужно было сталкивать гладиаторов обратно на арену, а не вытаскивать их! Что теперь будет? Убьют?»

Бык стоял внизу и смотрел на Семена маленькими, налитыми кровью глазками. При этом он раздувал ноздри и тяжело поводил боками. Ни успокаиваться, ни тем более помирать, он не собирался. Зрители же молчали и тоже смотрели на Семена. За оружие, кажется, никто не взялся. Впрочем, оно и так было у всех под рукой.

Эта напряженная тишина продолжалась недолго. Со своего места поднялся Танлель и, неуверенно держась на ногах, стал спускаться к Семену. Когда они оказались лицом к лицу, предводитель положил ему на плечо тяжелую руку и проникновенно выговорил:

– Спасибо, Брат-Мамонт, спасибо!

– Не за что, – в некотором недоумении ответил Семен. – Ты отдашь мне этих людей?

– Конечно, – расслабленно улыбнулся Танлель. – Они хоть и бакуты, но сражались храбро. Их место в Небесном стаде, но… Но мы будем рады, если Мамонт проводит туда Солнценосного, а сам останется с нами…

– Что-то я не врубаюсь, – признался Семен. – За что ты благодаришь меня?

– Мамонт решил сам проводить Солнценосного. Это большая честь для нас всех.

– Да уж… – пробормотал Семен, начиная что-то понимать: «Получается, мой поступок они понимают однозначно? В том смысле, что нормальный человек может убрать бакутов из-под бычьих рогов с единственной целью – встать под эти рога сам?! И что теперь делать? То есть я должен драться или с быком, или со всей этот толпой – так, что ли?! Толпа-то хоть и обкуренная, но луками и копьями владеет будь здоров – в любом состоянии».

На заднем плане туманным призраком мелькнула надежда: «Может, я ошибаюсь? Разве поймешь, что на уме у этих гашишистов?» Призрак растворился – Филя привстал на локте и дернул за штанину своего спасителя:

– Слышь, гургул! Ты, эта – не того. Сбоку его тибидахай! В смысле, где у него тарах мапнутый. С ентово боку он, кажись, мапает тапее.

– Спасибо, друг, – пробормотал Семен. – Учту.

И он пошел – а что еще оставалось делать?! То есть подхватил пальму и побрел в обход арены, чтобы спуститься там, где изгородь, – не прыгать же прямо на бычьи рога? Семен шел, и разместившиеся среди кустов зрители вставали и уступали ему дорогу. Он их почти не замечал – бывший завлаб мучительно пытался вспомнить все способы убиения крупных копытных без использования метательного оружия.

«На бойнях иной современности их, кажется, убивают электрическим током. В деревнях – кувалдой по лбу. Но предварительно лишают способности передвигаться и даже ворочать головой. «Контактную» охоту неандертальцев я видел не раз. В ней все основано на их огромной физической силе – у меня такой нет… Что еще? Испанская коррида? Никогда не интересовался… Но способ вроде бы древний… Даже в наскальных рисунках Сахары он фигурирует… А в чем там соль? Или суть? Ну, мужик вроде как дразнит быка красной тряпкой-плащом. Тот, значит, кидается… Этот уклоняется… И чем ближе от себя он этого быка пропустит, тем больше зрители довольны, тем больше букетов зрительницы бросают к ногам тореадора… Или матадора? Тьфу, ч-черт, какая разница?! Да, у него красный плащ на палке, и он им эдак изящно помахивает… А быки и коровы, вообще-то говоря, цвета различают? Для них есть разница, синий плащ или красный? С одной стороны, в народе бытует поверье, что красный цвет быков злит, а с другой стороны, где-то читал или слышал, что копытным цвет до фени – они дальтоники. Так на фига?! Может быть, смысл в помахивании? То есть обиженная животина хочет кого-нибудь забодать и кидается на то, что шевелится перед ней. А шевелится не тореадор (он стоит неподвижно в мужественной и красивой позе), а тряпка у него в руках, которую он предусмотрительно держит сбоку. Ну, ладно, домашние скотины по определению глупее своих диких предков, дальше-то что? А дальше тореадор быка закалывает – одним ударом. Ударом чего? Да какой-то ерунды типа шпаги – этакой спицей. Впрочем, черт его знает – по телевизору и не разберешь. Ясно только, что орудует он не тяжелым неандертальским копьем, а чем-то мелким и незначительным. Главное – знать, куда ткнуть… Смог же мужик добить раненого быка костяным стилетом! Попробовать? Ха-ха, Сема, разве у тебя есть выбор? Пальма и нож – импровизируй!»

Семен тяжко вздохнул и под дружные вопли зрителей спрыгнул с сучкастого неошкуренного бревна на «арену». Мелкая полуокатанная галька под ногами держала неплохо – это было первое, что он отметил. Бык повернулся, и Семен кинулся в противоположную от него сторону. Бежать было недалеко, и он успел – подцепил кончиком клинка пальмы истоптанную рогожку, повернул лезвие так, чтобы не разрезать волокна, другой угол ухватил левой рукой, слегка натянул и прижал к древку пальцами правой. Бык уже начал атаку и вдруг затормозил – похоже, для него цель раздвоилась. Семен отставил пальму в сторону и, держа оружие слегка приподнятым вверх, помахивал грязным полотном рогожи. Момент был судьбоносный: чем сильнее заинтересуется животное – неподвижной фигурой человека или фигней, которая шевелится рядом с ним?

Причина дальнейшего так и осталась неизвестной. Может быть, движение для быка оказалось важнее знакомого контура. А может быть, от Семена разило анашой, как от «своего», а рогожа на палке пропиталась запахом ненавистных бакутов – ветер дул как раз в нужную сторону. Так или иначе, но животное атаковало именно рогожу…

Надо сказать, что пережитые мгновения – когда, выставив рога, на тебя несется огромная туша – были далеко не лучшими в жизни Семена. Разум в таких ситуациях отдыхает, включается инстинктивная программа, требующая бегства – немедленного! С инстинктами Семен справился, но дальнейшее, наверное, мало походило на любимое испанцами шоу.