― Что? ― не понял Ватсон.

― Именно так. Она предоставила ему это убежище ― понятно, почему. К тому моменту она находилась под надёжной охраной, и других орудий удовлетворения своей отвратительной страсти у неё не было.

― Но, Холмс! Ведь каторжник ходил за едой к чете Бэрриморов…

― На самом деле ему была нужна не еда, ― резко перебил Холмс, ― а одежда и деньги. Женщина прятала его в доме и кормила, но отобрала у него одежду… и постоянно требовала от него, если можно так сказать, отработки ― стола, крова и безопасности. В конце концов Селдон решил бежать, воспользовавшись помощью своей сестры, несчастной супруги Бэрримора. Но не мог же он ей объяснить своё настоящее положение? Ему пришлось сочинить байку, что он прячется на болотах, а самому потихоньку готовиться к побегу. Думаю, он собрался ограбить Баскервилль-холл. Для этого ему нужна была сообщница. Он почти склонил свою сестру к своему замыслу, если бы не пёс, который, наконец, выследил его вне дома и загнал в пропасть.

― Собака?

― Да. Собака-охранник. Стэплтон в конце концов понял, что его жена неисправима. Тогда он стал её тюремщиком. Сначала он просто не выпускал её из комнаты, но она находила тысячи способов его обманывать. К тому же этот благородный человек не хотел вовсе лишать её свободы, ему нужно было только обезопасить от неё посторонних.

― Вам определённо нравился этот Стэплтон, ― усмехнулся Ватсон.

― Тогда ему пришла в голову, ― увлечённо продолжал Холмс, проигнорировав колкость, ― идея, показавшаяся оригинальной: приставить к «мисс Стэплтон» неподкупного и всегда бдящего сторожа, своего рода Аргуса, который всё время находился бы поблизости, не показываясь на глаза, но не подпускал бы к женщине незнакомых мужчин. Он купил в Лондоне, у Росса и Менгласа на Фулхем-роуд, специально выдрессированного пса-охранника. Этого мужчину госпожа Гарсиа соблазнить не смогла. Впрочем, нашёлся ещё один стойкий к её чарам ― доктор Мортимер, к которому Стэплтон обратился со своим делом, как к специалисту по дурной наследственности, атавизму и дегенерации… Вы помните своеобразные научные интересы доктора?

― Да, они мне тогда показались весьма странными, ― пробормотал Ватсон.

― Ничего странного. Доктор Мортимер пользовал сэра Чарльза, ― ради которого, собственно, и покинул Лондон, ― а сэру Чарльзу нужен был именно такой специалист. Но об этом позже. Так вот, после смерти сэра Чарльза и появления на горизонте нашего несчастного американского друга, Генри Баскервилля, ситуация стала крайне опасной. Было ясно, что госпожа Гарсия непременно постарается обольстить молодого хозяина поместья. Она была опасна даже для самых стойких, ибо обладала своего рода животным магнетизмом, отличающим некоторые низшие, выродившиеся натуры. К счастью для нас всех, вы, мой дорогой друг, почти совершенно нечувствительны к подобным чарам. Даже этот ваш злополучный брак, ради которого вы когда-то чуть было не разорвали нашу дружбу…

― Прошу, не будем об этом, ― доктор тяжело вздохнул. ― Моя покойная супруга была настоящим ангелом… во всех отношениях.

― Увы, увы, мой бедный Ватсон, ангелы не созданы для нашей грешной земли. Вернёмся же к делу. Так вот, Стэплтон принял, наконец, твёрдое решение прекратить это ужасное сожительство ― единожды и навсегда. Но позор публичного развода и вся та грязь, которая его неизбежно сопровождала бы, были для него невозможны. Такие цельные натуры предпочитают смерть, но вера в Бога удержала его от ужасающей идеи самоубийства. В конце концов он обратился ко мне. И я, обдумав все обстоятельства и обозрев все нити паутины, в которой он запутался, дал ему совет: исчезнуть. Ценой старого имени, ― но, к сожалению, в некоторых обстоятельствах приходится платить и такую цену. Впрочем, назначал её не я.

― А кто же?

― Майкрофт. Его ведомству всегда нужны люди, на которых можно положиться. Как ни цинично это звучит, сомнительное прошлое ― хорошая гарантия преданности. Но полагаться на дурных людей по-настоящему дурных тоже не следует: они будут искать способ сорваться с крючка, предать. Зато человек, не лишённый принципов, но по жизненным обстоятельствам имеющий, что скрывать, может стать идеальным исполнителем. В тот момент моему брату требовался как раз такой человек для особых поручений в Южной Америке. Стэплтон подошёл идеально… Но здесь уже начинаются секреты, о которых я не имею права говорить. Так или иначе, решение было принято. Дальше был разыгран спектакль, в котором вы приняли посильное участие. Детали вы можете восстановить по памяти. Скажу только, что госпожа Гарсия была поставлена перед выбором: или она подыгрывает нам и получает свободу ― или она будет признана по закону душевнобольной и заключена в одно из медицинских учреждений соответствующего типа… Когда в дело вмешивается ведомство Майкрофта, такие вопросы решаются быстро. И, надо сказать, «мисс Стэплтон» оказалась вполне договороспособна: готовый пансион в Бедламе её не прельстил. И даже когда её несчастный супруг на прощание повёл себя не вполне корректно, ― за что я его осуждаю лишь самым умеренным образом, ― она нашла в себе силы успешно довести свою роль до конца.

― Он поднял руку на женщину, ― напомнил Ватсон. ― Это недостойно джентльмена.

― Да, поднял. После бесконечных страданий, которые она ему причинила. Впрочем, все женщины стоят друг друга. Все они, в сущности, животные: различие лишь в том, что движет ими ― страх перед мужчинами или так называемое влечение, то есть стремление поглощать и использовать мужчин. Я вообще не понимаю, как возможно любить женщину. Вожделеть её, как грубую пищу, чтобы насытить плоть ― это я ещё могу представить, хотя бы теоретически, несмотря на то, что я сам крайне далёк от всего подобного. Но любить? Любить можно только равного… Впрочем, это не имеет отношения к делу, которое как раз подходит к важнейшему повороту. В игру вступили новые обстоятельства, а именно ― интересы моего второго клиента, доктора Джеймса Мортимера.

― Так значит, он всё же ваш клиент?

― Разумеется. Правда, клиент, представляющий не свои личные интересы, а интересы своего высокопоставленного пациента, к тому времени покойного. Если же быть совсем точным ― интересы всего рода Баскервиллей.

― Вот как? И в чём же эти интересы состояли?

― Как обычно, в сокрытии истины, ― Холмс сгорбился в кресле перед умирающим в каминном зеве огнём. ― Именно в этом обычно и состоят интересы большинства людей, у которых есть интересы. Но на сей раз речь шла о задаче действительно сложной. А именно: о тайне уже разглашённой, хотя и в превратном свете, о тайне известной, хотя и не тем, кого следовало бы бояться, о тайне, готовой в любой момент вырваться наружу и причинить непоправимый вред репутации почтенного семейства… Я имею в виду проклятие рода Баскервилей. Проклятия, послужившего причиной смерти сэра Генри. А также, судя по сведениям, собранным доктором Мортимером, и многих других представителей того же семейства.

― То есть всё-таки легендарная собака? ― Ватсон помотал головой, заранее отвергая подобную идею.

― Нет, конечно. Собаки ― живые или призрачные ― в этом деле играют, если можно так выразиться, собачью роль. Мне, правда, искренне жаль, что пришлось прикончить несчастного пса, вся вина которого состояла в том, что он понадобился в качестве театрального реквизита для постановки финальной сцены. Других собак в этом деле не было. Более того, не было и никакой легенды о собаке. Миф о собаке Баскервилей ― это, если угодно, миф о мифе. Его не существует. На собаку навешали всех собак, чтобы ни одна собака не стала рыться в шкафу со скелетами.

― То есть как? ― не понял Ватсон. ― А семейное предание? А рассказы местных жителей? Наконец, тот самый манускрипт, который нам показывал доктор? Вы, помнится, датировали его тысяча семьсот… ― начал было Ватсон и осёкся на полуслове.

― Да, мой дорогой друг, да… Кстати на будущее: палеографическая экспертиза ― тонкое и сложное дело. Не доверяйте экспертам, которые судят по первому взгляду. Разумеется, я изготовил рукопись весьма аккуратно. Разоблачить подделку такого уровня не сможет ни один полицейский эксперт, разве только какой-нибудь книжный червь из Берлина, пропитанный архивной пылью. Но у меня есть все основания полагать, что сэр Генри никогда не захотел бы пробыть в обществе подобного субъекта более пяти минут, и уж тем более делиться с ним семейными тайнами… Что касается местных жителей, вы знакомы с ними по словам Бэрримора, не так ли? А Бэрримор был проинструктирован мной. Впрочем, местные жители и в самом кое-что знают о баскервильском чудовище. Но ваша книга, Ватсон, со временем произведёт своё благотворное действие, то есть поможет им расстаться с подлинным преданием, с успехом заменив его подделкой. Вот оно, преимущество массового образования! Люди приучаются думать чужим умом, верить чужим глазам, а главное ― пользоваться чужой памятью как своей. Сейчас несколько газетных статей могут произвести полный переворот во всём умственном строе нашей просвещённой нации, что говорить о книге знаменитого литератора! ― Холмс посмотрел на друга с нескрываемой иронией. ― Тогда тайна Баскервилей, она же и причина смерти несчастного сэра Генри, будет надёжно погребена.