Основное положение Родбертуса, из которого выводится все остальное, состоит в том, что в хозяйственном смысле один труд есть производящая сила, ибо он один принадлежит человеку. Произведения природы могут быть полезны человеку, но хозяйственными благами они становятся единственно через то, что на них положен труд. Поэтому все хозяйственные блага должны рассматриваться как произведения труда, и притом исключительно труда материального. Хотя в обществе необходимы и другого рода услуги, нематериального свойства, но они оплачиваются уже из произведений материального труда и не участвуют в хозяйственном производстве. Земля и капитал суть деятели хозяйственного производства, но единственно потому что в них положен труд. Капитал, а также и земля, как носитель капитала, не что иное как предшествующий труд, который участвует в новом производстве в размере своей траты. Производителен не только труд, употребляющий орудие, но и труд, приготовлявший орудие; ценность этого труда определяется его тратою[58].

Эта производительная сила труда так велика, что при должном разделении занятий работник производит гораздо более, нежели нужно для его содержания и для продолжения его работы. Отсюда избыток, которым могут жить и другие. Но этот избыток, который составляет собственное произведение рабочих, в действительности никогда им не принадлежит. Вследствие неправильного юридического порядка собственности, он присваивается не им, а землевладельцам и капиталистам, которые берут себе все произведение рабочих и возвращают им, в виде заработной платы, только часть, необходимую для их пропитания. Первоначально это делалось с помощью рабства; впоследствии работники получили свободу, но так как они лишены всяких средств, так как земля и капитал присвоены другим, то они принуждены соглашаться на всякие условия и отдавать землевладельцам и капиталистам большую часть своих собственных произведений, с тем чтобы получить от них скудное содержание. Таким образом, доход так называемых собственников не что иное как неправильно отнятое ими имущество рабочих (стр. 78-82, 87-88). Такова теория Родбертуса. Ясно, что она в существе своем ничем не отличается от теории Прудона. Так же как знаменитый французский социалист, Родбертус мог бы взять себе девизом: "собственность есть воровство".

Ниже, когда мы перейдем к рассмотрению экономических отношений, мы подробно разберем учение, утверждающее, что труд есть единственный хозяйственный производитель. Здесь достаточно будет указать на противоречия, заключающиеся в положениях Родбертуса в приложении к праву собственности. Он говорит, что труд производит более, нежели нужно для содержания работника; но почему же эта производительная сила приписывается единственно настоящему труду, а не предшествующему, положенному в капитал? Почему последний производит только ценность, равную своей трате и ничего более? Если мы взглянем на то, что совершается в жизни, мы увидим, что этот избыток производится именно предшествующею, а не настоящею работою. Если ребенок при машине может сделать в десять раз более, нежели взрослый работник без машины, то кому принадлежит этот избыток: ребенку или машине? Ответ не может быть сомнителен. Сам Родбертус признает, что большая производительность труда имеет духовное происхождение (стр. 210); каким же образом можно приписывать ее механической работе ребенка или кочегара? Мало того: если машина в состоянии произвести только то, что требуется для ее возобновления, то в чем же будет состоять вознаграждение работника, который ее делал? В таком случае он не только не получит от своей работы избытка, но он не получит даже и того, что нужно для его содержания. Очевидно, что вознаграждение работы, положенной на устройство орудий, может состоять единственно в избытке, производимом работою этих орудий. Сама по себе машина ни на что не нужна; вся цель положенной на нее работы заключается в том избытке, который она в состоянии произвести своею работою. А потому невозможно утверждать, что работа орудий равняется их трате и что когда владелец орудия берет больше, он неправильно присваивает себе произведения употребляющего орудие работника. Получая избыток, владелец орудия берет только то, что принадлежит ему по праву, как произведение предшествующего труда. Таким образом, вся теория Родбертуса разрушается внутренним противоречием. Признавши даже, что труд составляет единственный источник собственности, мы все-таки логически не можем признать правильными его выводы, а приходим к заключениям совершенно противоположным.

Но, говорит Родбертус, земля и орудия принадлежат вовсе не тем, которые положили в них свою работу, а совершенно другим людям, которые присвоили их себе насилием и неправдою. Против этого возражают, что если в неустроенных обществах господствуют насилие и неправда, то в гражданском порядке имущества, переходя из рук в руки, достаются тем, которые приобретают их законным путем, покупая их на произведения собственной деятельности. Даже там, где нет никакого предшествующего насилия, установляются те же отношения капитала и собственности. В Америке, говорит Тьер, против которого полемизирует Родбертус, "труд составляет, по-видимому, неоспоримое основание собственности, ибо колонисты, имеющие только свои руки, несколько земледельческих орудий и на несколько месяцев провизий, привезенных из Европы, приступают к девственным лесам, где обитают лишь обезьяны, попугаи да змеи"[59]. На это Родбертус отвечает, что "собственные руки поселенцев тут дело второстепенное. Только капитал, привезенный из старой Европы, дает им возможность обрабатывать землю собственными силами. Между тем этот капитал сам уже произошел из состояния разделения труда, состояния исстари связанного с системою вымогательства, которая искони предоставляла часть произведений иным лицам, а не самим работникам". Собственность "уже очернена этим доходом, с помощью которого начинается работа", и все-таки, продолжает Родбертус, "когда расчищение совершено, американский поселенец точно так же нанимает работников, чтобы иметь возможность правильно обрабатывать свой участок земли и дает им значительную часть их собственных произведений в виде платы, хотя, конечно, здесь поземельный собственник, будучи обыкновенно действительным участником в труде, должен рассматриваться и как действительный участник в производстве жатвы. Пускай же г. Тьер, - восклицает Родбертус, - очистит то патетическое я, на место которого он себя ставит, от этого маленького капитала американских поселенцев, или даже от "рабочего дохода", способного купить уже совершенно обработанное владение, далеко ли он уйдет один в очищении, огорожении, орошении и сооружении построек?.. Уединенно работающий человек может едва жить, в крайнем случае, он может влачить свои годы в скудном охотничьем быту; сам по себе он никогда не был в состоянии обработать земельный участок и соорудить на нем строения; только общественный человек, живущий среди разделения труда, совершил эти чудеса... Но разве разделение труда было следствием свободного соглашения, в котором условлена была общая обработка, установлена совокупная собственность, где наконец общее произведение, составляя принадлежность всех, делилось между всеми? Такое положение превосходило бы своею ложью даже то. что собственность земли и капитала основывается на труде отдельного рабочего. Как государству не может предшествовать общественный договор, так и разделение труда никогда не могло быть произведением свободного соглашения. То разделение труда, которое состоит в обилии излишнего, конечно, является произведением личных потребностей, ведущих к договору мены. Но то разделение труда, которое имеет хозяйственно-производящую природу, которое заключается в сотрудничестве, которое одно составляет источник избытка дохода от разделенной работы, может первоначально быть основано только на принуждении и насилии" (стр. 83-84).